За вожаком следовали еще две особи мужского пола, а затем самка-фагор. Она была меньше ростом. На поясе у нее болталась сумка. Розоватые груди раскачивались под ее длинными белыми волосами. На ее плече сидел малыш, неловко уцепившись за мех на шее матери и склонив свою голову на ее. Самка шла автоматически, как будто во сне. Трудно было даже предположить, какой путь они проделали за эти дни.
По краям движущейся массы сновали другие фагоры. Животные не обращали на них никакого внимания. Они их просто терпели, как терпели мух, потому что не было возможности избавиться от них.
Топот копыт перемежался тяжелым дыханием, шумным фырканьем, звуками освобождавшихся газов. Впрочем, возник еще один звук. Фагор, идущий во главе небольшой группы, издавал нечто вроде жужжания своим вибрирующим языком. Возможно, он хотел подбодрить тех троих, что шли за ним. Этот звук вселил ужас в Юлия. Затем звук пропал и вместе с ним фагор. Поток животных продолжался, и в этом потоке бесстрашно вышагивали другие фагоры.
Юлий и его отец, затаившись, ждали того часа, когда придется наносить удары, чтобы добыть мяса, в котором они отчаянно нуждались.
Перед закатом солнца снова подул ветер, поднявшийся, как и прежде, с покрытых снегом вершин Перевала, прямо в морды движущихся животных. Фагоры шли, наклонив головы и прищурив глаза. С уголков рта стекала слюна, которая, мгновенно застыв, ложились лохмотьями на их груди.
Небо было свинцовым. Вутра, бог неба, убрал свои световые мантии, и его царство покрылось мраком. Пожалуй, он выиграл еще одну битву.
Фреир показал свой лик сквозь темную завесу только тогда, когда коснулся горизонта. Ватные одеяла облаков сбились в кучу, и показался Фреир, который тлел в золоте золы. Он уверенно сверкал над пустыней — небольшой, но ярко светящийся, хотя диск его был в три раза меньше, чем размер его звезды-спутника Беталикса, тем не менее, свет, исходящий от Фреира, был сильнее, интенсивнее.
Вскоре Фреир погрузился за край земли и исчез.
Наступил сумеречный день, именно такой, какие преобладали зимой и летом. Именно такие дни отличали эти времена года от более жестоких сезонов. Небо было залито полусветом. Только в канун нового года Фреир и Беталикс вместе поднимались и вместе садились. А сейчас они вели одинокий образ жизни, часто скрываясь за облаками, этим клубящимся дымом войны, которую постоянно вел Вутра.
То, как день переходил в сумерки, служило Юлию приметами, по которым он судил о погоде. Скоро порывистый ветер принесет на своем дыхании снег. Он вспомнил напев, который нередко звучал в старом Олонеце. В нем пелось о волшебстве и прошедших делах, о красных развалинах и большом бедствии, о прекрасных женщинах и могучих великанах, о роскошной пище и вчерашнем дне, канувшем в небытие. Этот напев часто звучал под низкими сводами темных пещер на Перевале:
Вутра в печали
Уложит Фреир на дроги
И кинет нас ему в ноги.
Как бы в ответ на изменившийся свет по всей массе йелков пробежал озноб и они остановились. С ревом и мычанием они укладывались на вытоптанную землю, поджимая под себя ноги. Для огромного бийелка подобная поза была недоступна, и они засыпали стоя, прикрыв глаза ушами. Фагоры стали собираться в группы, но некоторые просто бросались на землю и засыпали, положив голову на круп лежащего йелка.
Все спало. Два человека на выступе натянули на головы шкуры и, уткнув лица в локти согнутых рук, погрузились в сновидения. Все спало, кроме ненасытного облака насекомых.
Все, что могло видеть сны, продиралось сквозь тягучие кошмары, которые принес с собой сумеречный день.
В целом вся картина, где не было четкой границы между светом и тенью и где, казалось, все вопило от боли, больше походила на первобытный хаос, чем на стройное мироздание.
Всеобщая неподвижность едва нарушалась медленным развертыванием утренней зари. С моря появился одинокий чилдрим, который проплыл в нескольких метрах над распростертой массой живых существ. С виду он казался лишь огромным крылом, светящимся подобно уголькам угасающего костра. Когда он проходил над йелками, они вздрагивали во сне. Чилдрим медленно пролетел над скалой, на которой лежали две человеческие фигурки, и Юлий и отец также вздрагивали и подскакивали во сне, мучимые страшными сновидениями. Затем привидение исчезло, продолжая свой одинокий путь на юг, в страну гор, оставляя после себя шлейф красных искр, которые постепенно гасли одна за другой.
Вскоре животные проснулись и стали подниматься на ноги. С их ушей, искусанных мошкарой, текла кровь. Все снова пришло в движение. Две человеческие фигурки проснулись и провожали взглядом движущееся скопление живых существ.
На протяжении всего последующего дня великое перемещение продолжалось. Разгулявшаяся стихия покрыла животных сплошной коркой снега. К вечеру, когда ветер погнал по небу разодранные облака, а холод стал невыносимым, Алехо увидел замыкающие ряды животных.
Строй замыкающих рядов не был так плотен, как передние шеренги стада. Отставшие животные растянулись на несколько миль. Среди них многие хромали, жалобно чихали. Сзади и по краям сновали длинные пушистые существа, почти касаясь животом земли и выжидая момент, чтобы перекусить у животного жилу возле копыта, после чего жертва, рухнув на землю, оставалась неподвижной и беспомощной.
Мимо выступа проходили последние фагоры. То ли из-за боязни хищников с отвисшими животами, то ли желая поскорее пройти это вытоптанное пространство, фагоры не обращали внимания на отставших животных.
Наконец Алехо поднялся и знаком приказал сыну сделать то же самое. Они стояли, крепко держа в руках копья, а затем соскользнули на ровную землю.
— Отлично, — сказал Алехо.
Снег был усеян трупами животных, и особенно по берегам Варка. Полынья была забита огромными тушами. Некоторые из тех животных, которые легли спать прямо там, где стояли, примерзли к земле и превратились в глыбы льда.
Обрадованный возможностью двигаться, Юлий с криками бегал и прыгал по запорошенной снегом земле. Но когда он, перепрыгивая с опасностью для жизни с одной бесформенной глыбы на другую, бросился к замерзшей реке, отец властным окриком призвал его к порядку.
Отец указал сыну на то место, где подо льдом двигались едва заметные тени, оставляя за собой пузырьки воздуха. После них в мутной среде, в которой они плыли, оставался алый след. Пробуривая слои льда, они упорно шли к тому месту, где лежали застывшие животные, чтобы устроить себе кровавый пир.
По воздуху уже прибывали другие хищники. С востока и угрюмого севера прилетели большие белые птицы, тяжело взмахивая крыльями и размахивая клювами, с помощью которых они долбили лед, чтобы достать замерзшее под ним мясо. Пожирая добычу, они посматривали на охотника и его сына глазами, полными птичьей расчетливости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
