— Когда отправляешься?
— Завтра.
— Сейчас посмотрю по документам, куда тебя направляют, — Ян деловито полистал бумаги, хихикнул и хитро посмотрел на любимого ученика. В глазах плясали чертенята, в голове крутилась мысль: «Сколько же сил мне потребовалось, чтобы добиться командировки этого упрямца не в США, а в Россию».
Берк почувствовал неладное:
— Куда я поеду?
Выдержав паузу для создания драматического эффекта, Ян произнёс:
— В Россию, малыш.
Удар… болезненный… ниже пояса…
— Что?.. И кем я там буду? Борисом, на хрен, Ивановичем? — холодный голос, ледяной взгляд.
Учитель отрывисто рассмеялся:
— Ну, если хочешь, то, конечно. Но я предполагал, что ты останешься Берком Мораном, бизнесменом из Нью-Йорка.
— Бред… этого не может быть, — ровный, спокойный тон не смог обмануть Яна. От него не ускользнуло, как ликвидатор побледнел, хотя это мог заметить только опытный вампир, живущий не один век.
Вонг подумал: «Интересно, если бы ему сейчас можно было выключить тормоза, сколько мебели бы уцелело в кабинете? И где у него тормоза? И способен ли кто-либо из живущих в двух мирах выключить их?»
— Ты же знаешь, я ненавижу Россию, — по-прежнему, без эмоций, добавил Берк.
Ян тяжело вздохнул:
— А ещё я знаю, что ты любишь свою работу.
Возразить было нечего. Но… Россия…
Воспоминания навалились тяжёлым грузом. Отец Берка был ликвидатором более ста лет, последние тридцать из которых работал в России…
Семья Моран отличалась весьма забавной возрастной разницей: папе восемьсот, маме — шестьсот и сынуле — триста. Родители поженились полвека назад… Завтра могли бы отметить юбилей, но шлюха из России разрушила их жизнь… вот уже пять лет… По-другому Берк не мог называть эту женщину, именно её он и винил в убийстве отца, зверском, изощрённом и, на первый взгляд, бессмысленном. Почему её? Вампир не знал, он просто чувствовал… а может так было проще…
— Отца убили в Нью-Йорке. Я могу и должен обосноваться там, — твёрдо заявил ликвидатор. — И доберусь до этой сучки оттуда.
Спокойный голос снова не обманул учителя:
— Нет, Берк, завтра ты едешь в Россию, это моё последнее слово.
Моран отвернулся к окну, Вонг заговорил тихим голосом:
— Триста лет назад ты стал одним из нас… оставив своё сердце… — Ян разозлился, — вот только все эти годы я гадаю — где? Где сейчас твоё сердце, Берк?
Тишина заполнила комнату.
— Сначала я думал, что ты отдал его ей… навсегда… той, которую любил… — и снова пауза, — но она тоже здесь, с нами… Нарисовалась через пять лет после тебя… правда, участь её оставляет желать лучшего…
Спустя минуту, Ян продолжал:
— Но я видел, как сейчас ты смотришь на неё… никак, тебе плевать.
Берк повернулся.
— Да, так и есть, она мне безразлична, я уже не помню, за что любил.
— Знаю… в этих вопросах вижу насквозь. Но снова повторюсь, триста лет гадаю: где ты оставил сердце, Берк?
— Ян, что ты пристал? У меня есть Кайла.
Тысячелетний вампир скорчил гримасу:
— Кайла… со своей свободной любовью. Мне жаль её.
— Она сама это предложила, — пытался возразить Моран.
— Нет, страх потерять тебя вынудил её сделать это.
Берк прищурился, в чёрных глазах проскользнула тревога:
— Чего ты боишься, Ян?
— Я боюсь того, что ты пытаешься убрать любовь из уравнения своей жизни, — глаза вампира злобно сверкнули. — А это единственное чувство, которое невозможно КОНТРОЛИРОВАТЬ. Слышишь меня, ликвидатор, НЕВОЗМОЖНО… Я не хочу верить, что ты не любил своего отца.
Спустя минуту он добавил:
— И не верю… В этом деле тобой движет не месть, а любовь и вина, только за неимением сердца они живут в голове, и этого я боюсь больше всего.
Учитель не на шутку разозлился на своего ученика:
— Ты знаешь, как меня называют за глаза?
Берк потупил взгляд.
— Подкаблучник… Да, я подкаблучник и считаю себя счастливчиком. Я люблю свою Берту и выполню любое её желание, — упоминание Берты приводило эмоции Вонга в спокойное состояние, — и, поэтому, я иду домой к своей женщине, а ты… в Россию.
И, довольный собой, вампир удалился из кабинета, сияя лучезарной улыбкой.
Берку ничего не оставалось, как нецензурно выругаться в закрытую дверь.
Земля
Она стояла на кладбище, держась как можно дальше от толпы, но, не выпуская могилу из виду. Чёрные волосы, тёмно-карие глаза, хрупкая девушка тридцати лет оплакивала человека, ближе которого не было в этом мире.
Ричард Моран… вспомнилось окровавленное тело в морге. Странно, лица не тронули, как будто хотели, чтобы жертву опознали без труда. Но всё остальное… Джули замутило, она закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов, тошнота отступила.
Посмотрев в сторону могилы, девушка заметила на себе несколько любопытных пар глаз. «Конечно, они все уверены, что я спала с ним…»
«Шлюха, заработавшая в постели старика московскую квартиру». Джули знала: эта мысль не давала покоя всем присутствующим. Как оправдаться? Кто поверит? Да, и важно ли это? Хотя, квартира, которая досталась ей после смерти мистера Морана по завещанию — серьёзный повод думать о девушке плохо.
Забавно, но большинство из присутствующих были не прочь поменяться с ней местами. Обычно осуждает тот, кто завидует и хочет того же.
Что ж, делать нечего, придётся развлекать подробностями своей личной жизни окружающих.
Толпа на кладбище расходилась, начал накрапывать дождь. Джули медленно двинулась к могиле.
Он заменил ей отца, который бросил их с матерью 15 лет назад. Когда девушки исполнилось восемнадцать, мать последовала примеру папочки, оставив дочь странствовать одну по волнам жизни.
И снова одна, совсем одна… Джули опустилась на колени, не обращая внимания на дождь, превратившийся в ливень, на белый плащ, ставший практически чёрным, на слёзы, стекающие по щекам вперемешку с каплями дождя… Она плакала над своим одиночеством, над потрясающим даром оказываться в ненужное время в ненужном месте, над непревзойдённым умением быть чужой среди своих… Пять лет жизни, полной понимания и заботы, закончились…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
