– И кто же это?
Взгляд Ангуса не дрогнул.
– Когда мне будет предъявлено официальное обвинение.
Милош предпринял отчаянную попытку уменьшить опасность.
– Ты блефуешь.
– Это ты блефуешь, – отозвался Ангус. – Ты не собираешься предъявлять официального обвинения. Ты даже не хочешь на самом деле выяснить, что я знаю. И никогда не хотел. – И затем с удовлетворением на лице закончил: – Бляденыш.
Милош прикусил горящий ник. Будучи брезгливым, он не хотел физически причинять боль допрашиваемому. Он не хотел, чтобы ощущение боли и пота Ангуса осталось на его руках. Вместо этого он надал клавишу, призывающую охранников. Когда они прибыли, он приказал увести Ангуса. И затем внезапно замер.
Когда он стер настоящую запись в компьютере и заменил ее фальшивкой, дрожь в пальцах исчезла. После этого он затушил окурок ника, думая: «Грязная привычка. Нужно бросать». Вспомнив, что давал похожие обещания множество раз, он добавил. – Я серьезно. Честное слово.
В то же самое время, словно часть его разума внезапно отделилась от остального мозга непроницаемой перегородкой, как компьютерный файл, к которому нельзя получить доступ без секретной команды, он думал: «Дерьмо. Дерьмодерьмо. Дерьмодерьмодерьмо».
Он выглядел вполне нормальным и все таким же педантичным, когда снова отправился в коммуникационный центр передать два или три узконаправленных сообщения, которые не были зарегистрированы, их невозможно было проследить и невозможно было раскодировать, даже если вдруг они окажутся перехвачены. Потом он вернулся в свой кабинет и продолжил работу.
Запись допроса Ангуса не привлекла ничьего внимания и не вызвала никаких подозрений.
Ангус продолжал сверкать желтыми глазами и молчать.
На Станции ничего не изменилось.
Милош Тавернье мог чувствовать себя в безопасности.
Тем не менее, когда пришел приказ заморозить Ангуса Фермопила, Милош позволил себе вздохнуть, скрытно от всех и злобно-облегченно.
Глава 1
Морн Хайланд не открывала рта с того момента, как Ник Саккорсо схватил ее за руку и поволок сквозь хаос в Маллорисе; до того времени, как он и его люди привели ее в доки, где его фрегат «Каприз капитана» ждал на пристани. Его хватка была крепкой, настолько крепкой, что ее предплечье онемело, а пальцы покалывало, и сам путь больше походил на бегство; полный отвращения, почти отчаянный. Она, собрав всю свою смелость, бежала от Ангуса, хотя Ник никогда не двигался быстрее чем непрошибаемая стена. Тем не менее, она сжимала в кармане своего скафандра шизо-имплантат, стараясь замаскировать тот факт, что она что-то скрывает там, и позволяла Нику вести ее.
Проходы и коридоры были, на удивление, пусты. Служба безопасности очистила их на тот случай, если арест Ангуса будет сопровождаться стрельбой. Стук ботинок команды Ника порождал эхо; плотная масса мужчин и женщин, прикрывающих Морн от возможного противодействия со стороны Станции двигалась так, словно их преследовал звук грома, металлический и зловещий; словно Ангус и толпа в Маллорисе преследовали их. Ее сердце колотилось о легкие, давя на них. Если сейчас кто-нибудь остановит ее, у нее не будет никакой защиты от обвинения, за которым последует смертный приговор. Но она заставляла себя смотреть прямо перед собой, не открывала рта и лишь сжимала руки в карманах, позволяя людям Ника заботиться о ней.
Наконец они достигли доков. За неразберихой помостов и кабелей между порталами стояло судно Ника. Она оступилась и не попала ногой на силовую линию. Воспользоваться руками, чтобы поддержать себя, она тоже не могла; но Ник подхватил ее, заставляя двигаться дальше. Здесь опасность, что их остановят, была наиболее велика. Служба безопасности Станции была везде, охраняя доки вместе с грузовыми инспекторами, ремонтниками двигателей, стивидорами и грузчиками. Если договор Ника со службой безопасности будет расторгнут…
Но никто даже не пошевелился, чтобы остановить ее, да и команда защищала ее. Дверь Станции была открыта; «Каприз капитана» оставался закрытым, пока кто-то из команды не открыл люк.
Ник провел Морн внутрь, едва не вталкивая ее через шлюз силой своей хватки.
После обширного пространства доков ей показалось, что она попала в маленькое сжатое пространство – словно была загнана в угол. Свет фрегата казался тусклым и туманным в сравнении с лампами снаружи. Она сделала все, что было в ее силах, чтобы избавиться от Ангуса; на что оказалась обречена, когда ей вживили шизо-имплантат. Но сейчас, едва взглянув, куда она бежала, на запутанные коридоры незнакомого корабля, она едва не заартачилась.
«Каприз капитана» был ловушкой; она поняла это. На мгновение воспоминание о том, что она пережила на борту другого корабля, другого корабля, где у нее практически не оставалось надежд и наверняка нельзя было ждать никакой помощи, подступило так сильно, что вызвало спазм в мускулах, парализуя ее словно кома.
Все люди Ника оказались на борту; и у нее не осталось времени для паралича. Шлюз закрылся. Ник Саккорсо обхватил ее за плечи; словно собирался обнять ее. Именно для этого он спас ее – чтобы обладать ею. Первый кризис новой жизни навалился на нее, когда она была так переполнена тревогой, что захотела ударить его, заставить убрать свои лапы.
Тем не менее, ее разум остановил его, когда она сказала:
– Никаких тяжелых m.
Морально, гораздо больше чем физически, Морн Хайланд была измучена до мозга костей. В данных обстоятельствах лучше всего было бы сказать о ней, что она наполовину обезумела от насилия и прыжковой болезни, от ужаса, порожденного манипуляциями Ангуса с ее шизо-имплантатом. В течение недель, проведенных с ним, она проделывала и испытывала такое, что переполняло бы ее сны бесконечной чередой кошмаров, если бы у нее оставались силы видеть сны. И несмотря ни на что, она спасла ему жизнь. Судя по всему, она была покорена своей отчаянной слабостью, такой, которая заставляет жертв террористов влюбляться в них.
Но выводы были преждевременны. Она не была влюблена; она совершила сделку. Цена заключалась в том, что она оказалась здесь, на борту судна Ника, отданная на его милость и немилость. Компенсацией было то, что управление ее шизо-имплантатом находился в ее кармане.
Спасение Ангуса, вероятно, было единственное хладнокровно выполненное безумное деяние за ее относительно небольшую жизнь.
Но если она потеряет разум, то будет оставаться наполовину безумной. Никто совершенно безумный не смог бы пройти сквозь все это и осмелиться возражать Нику Саккорсо.
– Пожалуйста. Никакого тяжелого m. Во всяком случае, без предупреждения.
Может быть, она и была загнана в угол, но не сдавалась.
Ее игра удалась. Он остановился и странно посмотрел на нее. Она видела, что он в чем-то подозревает ее. Он хотел ее. Но кроме того, он хотел знать, что происходит. И ему нужно было поскорее убраться с кораблем со Станции.
– В чем дело? – резко спросил он. – Ты больна или что?
– Я слишком слаба. Он… – Она заставила себя пожать плечами, чтобы не упоминать имени Ангуса. – Мне нужно время для отдыха.
Затем она заставила себя изгнать все мысли из разума, как частенько проделывала с Ангусом, чтобы отвращение к любому физическому контакту с мужчинами не позволило ей проделать нечто дурацкое – к примеру, пнуть Ника в пах, пока он обнимает ее.
Он привык к женщинам, которые падают замертво от восторга, едва он прикасается к ним. Он не был бы доволен, узнав правду о том, что она чувствует по отношению к нему.
Он не был бы доволен, узнав всю правду о том, почему она боится сильного m.
Дело заключалось в том, что именно прыжковая болезнь делала ее действительно безнадежно безумной. Именно это породило уничтожение «Повелителя звезд», попытку полного уничтожения, несмотря на то, что капитаном «Повелителя звезд» был ее отец, а большая часть команды – ее семьей; несмотря на то, что «Повелитель звезд» был крейсером ПОДК, наблюдавшим резню, учиненную Ангусом Фермопилом в лагере старателей.
Щелебоязнь являлась достаточным оправданием для того, чтобы Ангус поместил в ее мозг шизо-имплантат – с пультом управления, который в настоящий момент был в ее руках. И этот пульт управления был ее единственной тайной; ее единственной защитой, после того как она поднялась на борт «Каприза капитана». Она была готова убить всякого, кто попытается отобрать у нее эту коробочку.
Для того чтобы развеять его подозрения, она была готова сообщить Нику о «Повелителе звезд» все, что он хотел бы знать, хотя весь корабль был совершенно засекречен, а Морн была полицейским. В качестве последней соломинки она могла рассказать ему, каким образом погиб «Повелитель звезд».
Но она никогда не расскажет ему, что Ангус вживил ей шизо-имплантат – а затем отдал ей пульт управления.
