И воскликнул герцог высокородный Уолтер Гриффит:
– Ради освобождения Малашки и чад наших готов я возвернуть Вашей Светлости колье дорогущее, государем усопшим подаренное!
Засмеялся Меншиков:
– А ты, герцог, видать запатятовал, кому колье сие подарено было?
– Тут Малашка позволила себе вклиниться в беседу мужескую:
– Ваша Светлость, позвольте слово молвить.
– Можно без церемоний! – рассмеялся Меншиков. – Ты теперича такая же «Светлость»! … То бишь почти такая же. Ты суть «крепостная Светлость»!! … И что же за «Светлейшее слово» ты собралась молвить?
– Жена не должна супротив мужа идти. Посему передаю я супругу своему право распоряжаться колье по его усмотрению.
– Оценил я в полной мере верноподданность Вашу супружескую, но не приму дар сей! Считайте колье сие компенсацией за те годы, что провели вы и семья ваша далеко не в той роскоши, кояя вам по праву положена! Пущай и далее в банке (не консервной, а в учреждении финансовом) пребывает и вам проценты зарабатывает. А теперича ответствуй, Маланья: согласна ли ты распрощаться с уникальным статусом «Крепостной герцогини» и стать самой обычной… герцогиней?
– Для меня вполне достаточно, что недолгое время БЫЛА я «крепостной герцогиней» и ранее долгое время «крепостной маркизой», что тоже отнюдь не на каждом шагу встречается! Посему согласна я на потерю уникальности своей в обмен на право не зависеть от желания Сиятельной левой ноги сумасбродной барыни Натальи Васильевны.
– А ты, Мойша, согласен ли дать вольную семейству Смитов, али получить компенсацию намерен?
– Учитывая, что колье дорогущее Ваша Светлость повелела не трогать, не мыслю я, что горазды они компенсацию выплатить.
– А ты намекни, дабы выслали компенсацию опосля того, аки официально герцогами аглицкими станут.
– Коли Вы, Ваша Светлость, не сочли возможным «общипать» семейку сию, то и я последую примеру сему.
Рассмеялся собеседник Светлейший:
– Во противном случае глаголить станут, что кристально честный негоциант Мойша Шафиров оказался более корыстолюбив, нежели князь Меншиков, … эталоном корыстолюбия почитаемый! А слава сия сомнительная негативно на торговле твоей скажется!
– Ваша Светлость! – поспешно воскликнул Шафиров верноподданно. – Вы суть единственный в Расее, коему позволительно таковые речи крамольные вести.
Усмехнулся Меншиков:
– Ещё Катьке царствующей дозволено. Ко счастью, хватает у дуры сей ума правом сим не пользоваться!
На прощанье вопросил Меншиков Малашку:
– Будешь ли ты, за бугром пребывая, подобно диссидентам озлобленным Отечество своё хаять?
И ответствовала собеседница дипломатично:
– Отечество славлю, которое есть,Но трижды – которое будет!
Вскоре въехала во Курск просторная карета, аж на восьмерых будущих пассажиров рассчитанная, то бишь на Томаса Голда, супругов Смит и пятерых чад их. На козлах сидел традиционный Епифан, а запряжена карета была владимирским тяжеловозом, ибо обычный легковоз таковой груз не потянул бы. Кстати, на обратном пути из Лондона в Расею будет карета сия под завязку нагружена… обувью, на фабрике Мэтью Хогарта произведённой, кояя засим со приличным барышом продана будет.
Бывшие крепостные Смиты сердечно простились с бывшими рабовладельцами своими.
Правда, Женя Смит и Суламифь Шафирова особую сердечность не проявили, но хоть ругаться напоследок не стали.
Аки токмо карета, навсегда увозящая из Расеи семью агло-расейскую скрылась за поворотом, зарыдали две отроковицы – отъехавшая Женя Смит и оставшаяся Юдка Шафирова. Ближайшие два года будут оне переписываться с Авраамом Шафировым и с Егором Смитом, а в конечном итоге даже обвенчаются с сужеными своими, но суровому испытанию (о коем речь опосля пойдёт) их любови подвергнутся!
…Молвил супруг заботливый с сочувствием Малашке:
– Понимаю, что не горазда эмиграция чувства светлые вызвать.
– Сие смотря какова у сей ЭМИ ГРАЦИЯ! – усмехнулась… пока ещё миссис Смит.
Вопросил пока ещё Роджер Смит супругу возлюбленную:
– Тяжко ли тебе, Малашка, любимую Родину покидать?
И ответствовала ему «патриотка Расейская»:
– Спешу, от радости косеяС «любимой Родины» слинять!Прощай, немытая Расея,Умом тебя мне не понять!
Наконец, подъехали они ко границе Расейской Империи. Боялась Малашка, что лишь супруга ея пропустят, а ея с чадами назад завернут. Но гарантом безопасности их был негоциант известный Томас Голд. Посему всё обошлось, и миновали они кордон благополучно.
И обратился негоциант ко бывшим крепостным:
– Добро пожаловать в мир свободы, Ваши Светлости!
(Похожую фразу молвил 21 год назад генерал Джордж Гриффит пленному Фердинанду Гогенцоллерну, коему ранее переход в «иной мир» гарантировал: «Добро пожаловать в иной мир, мир свободы!»)
И повторила Малашка тавтограмму, коюю девять лет назад молвила главному душителю свободы царю Петру Алексеевичу, но при сем не токмо изолирована не была, но и колье дорогущее получила, ибо своевременно в позиции выигрышной… сдалась:
– Сие сладкое слово «свобода» суть соблазнительно, словно смоква спелая!
Вскоре воскликнула бывшая гражданка расейская с энтузиазмом:
– О, расейская земля! Ты уже за бугром!
120. Любимый внук герцогини Макдауэлл
2 апреля 1725 года по григорианскому календарю (введённому в Италии ещё в 1582 году) в сей стране явился миру авантюрист, писатель и самый знаменитый бабник Джованни ДжАкомо (по другой версии ДжАкомо Джироламо) КазанОва. В тот же день 21 марта, но уже (хотя, точнее – «ещё»! ) по Юлианскому календарю (коий оставался во Великой Британии аж до 1752 года, а в дикой Расее вообще до 1918 года) в Лондон прибыл Томас Голд со сравнительно многочисленным семейством бывших Смитов, а ныне Гриффитов.
…Наконец, подъехал владимирский тяжеловоз к особняку, в коем прошло детство бывшего гувернёра Роджера Смита, ставшего высокородным герцогом Уолтером Гриффитом. (Юность его прошла во граде Кембридже, в коий он более не вернулся, ибо математические исследования, коии он проводил, не требовали присутствия в Кембридже).
Позвонил Томас Голд в колокольчик. И открыл дверь лакей, вЕдомый Томасу (коий в прошлом году гостил у ныне усопшего Джорджа Гриффита в особняке сем), но не вЕдомый Уолтеру, ибо лакей сей устроился сюда лишь пять лет назад.
– Приветствую Вас, Ваше Сиятельство! – молвил лакей. – Ея Светлость отсутствует. Но эпистолу Вашу получила и гостей драгих ожидает. Повелела она накормить оных, ибо проголодались они с дороги.
Прошли гости, … отныне хозяевами ставшие, внутрь особняка, и были встречены челядью, сразу Уолтера опознавшей, ибо не шибко он за прошедшие 14 лет изменился.
Вскоре трапеза обильная состоялась. По окончании ея молвила Малашка лакею:
– Передай Ея Светлости благодарность нашу за трапезу превосходную.
Тут открылась дверь, и вошла герцогиня Джейн Макдауэлл, наполовину поседевшая:
– Будем считать, что благодарность сия дошла по назначению!
Бросились сын и мать в объятия друг друга, о приличиях светских позабыв. Но засим вспомнила-таки о них герцогиня:
– Представь мне Уолтер (ибо ты более не Роджер!) родственников моих новых.
– Позволь, маменька, представить супругу мою возлюбленную Маланью, кояя на аглицкий лад именуется «МЕлани».
Тут подъяла Малашка длань и опосля кивка графини разрешающего молвила:
– ВЕдомо мне, Ваша Светлость, что анкетные данные мои те же, что у свекрови Вашей, отношения с коей оставляют желать лучшего. К тому же ликом и станом я, аки и она не особенно удалась. Обещаю приложить все силы, дабы не усугублять ситуацию сию непростую.
– Рада я сей самокритике здравой, но дела твои, Мелани, не столь уж плохи, ибо имеются три авторитета, за тебя ручающиеся. Сие суть супруг твой Уолтер, свёкор твой Джордж и подруга моя эпистолярная, будущая невестка твоя Юдка Шафирова!
Нахмурился при словесах сих Уолтер, но отрок младой насупротив засиял. И обратилась к нему герцогиня:
– А ты, мой юный друг, аки уразумела я не токмо по лику твоему, но и по реакции на последнии словеса мои, суть бывший холоп Егор Смит, а ныне маркиз высокородный Джордж Гриффит младший?
– Так точно, Ваша Светлость! – по военному чётко отчеканил отрок. – ВЕдомо мне, что лик мой напоминает дядю моего Роберта в детстве, коий лишь пред успением своим прискорбным адекватность приобрёл запоздалую. Обещаю (подобно матушке своей) не усугублять ситуацию и (наскокмо сие возможно) реабилитировать облик свой в очах Ваших!
Ознакомилась герцогиня со прочими потомками своими обретёнными.
Особый энтузиазм вызвал у нея златокудрый Николенька. Был он жизнерадостным отроком, оптимизм излучающим. Особыми талантами не обладал он, однако стал любимцем богатейшей бабушки своей.
