— Это не то письмо, которое отправляют по почте.
И на следующее утро курьер в униформе понес согласие Фреда Перкинса в будку привратника.
Неделя пролетела очень быстро. Эмилия заставила мужа примерить красный сюртук и брюки для верховой езды, мелом нанесла метки и отослала портному подогнать по росту. В конце концов она решила, что желтый шелк не подходит.
«Чересчур кричаще», — заметила она. И поменяла на кремовый шарф, менее броский. Когда костюм был готов, понадобилось сменить булавку для галстука и пуговицы на манжетах. Эмилия выбрала украшение из черненого серебра. Затраты были разорительными, но молодая женщина преодолела сопротивление мужа.
— Очень многое зависит от впечатления, которое ты произведешь, и если все пройдет хорошо, тебя пригласят снова, и ты всегда сможешь пользоваться этим костюмом. А манжетные пуговицы будут великолепно смотреться на смокинге, — добавили она в заключение.
В Агентстве он заметил, что окружен ореолом уважения. В понедельник начальник канцелярии предложил ему занять другой стол, поближе к окну.
— Конечно, при кондиционерах разницы гораздо меньше, чем в прежние времена. Но все же вид с этого места нарушает однообразие.
Перкинс поблагодарил за внимание.
— Не за что, — ответил начальник. — Это пустяк, но пусть он покажет вам, как высоко мы здесь ценим вашу работу, мистер Перкинс.
А в пятницу после полудня сам Хендерсон, директор Агентства, остановился возле его стола. Фред Перкинс, которому тот едва ли хоть раз кивнул головой за двенадцать лет, был поражен этим поступком.
— Как я понимаю, завтра мы встретимся, — сказал Хендерсон, чуть ли не на минуту пристраивая свою ягодицу на угол стола Перкинса.
— Думаю, это так, — ответил Перкинс, не роняя достоинства.
— Надеюсь, нам подадут виски, черт возьми, — воскликнул Хендерсон. — Горячий пунш, возможно, и входит в давние традиции псовой охоты, но от него я косею.
— Я полагаю принести с собой маленькую бутылочку, — сказал Перкинс так, словно был завсегдатаем на этих охотах.
— Хорошая идея, — похвалил Хендерсон, вставая.
И уже в дверях канцелярии слегка повернул голову и бросил через плечо:
— Оставьте в ней глоточек для меня, Фред.
Вечером Эмилия уложила детей, и они с мужем отправились прогуляться по Мэрин Гарденс. Они смотрели на большие дома поместья за железными решетками. Даже издалека были заметны признаки кипучей деятельности. Аллея под вязами была заполнена черными лимузинами, а на лужайках служащие устанавливали столы для раннего завтрака. Они заметили конюха, верхом на каурой кобыле въезжающего в ограду. За ним тянулось около сорока глянцево-черных лошадей, направляющихся к конюшням в глубине усадьбы.
— Погода будет великолепной, — сказала Эмилия, когда они повернули к дому. — В воздухе ощущается легкий и терпкий запах осени.
Перкинс ей не ответил. Он был погружен в свои мысли. Не было у него желания идти на эту охоту, и до сих пор какая-то часть сознания протестовала. Он чувствовал, как постепенно возрастающая нервозность начинает трясти его. Но в этом, пожалуй, ничего удивительного: он вступает в новый мир и опасается оказаться не на высоте, допустив какую-нибудь оплошность, словом, боится потерпеть неудачу. Это и объясняет дрожь пальцев и неровное биение сердца.
— Надо вернуться пораньше, — сказала Эмилия. — Тебе необходимо выспаться.
Перкинс согласился, и они вошли в дом. Но вопреки намерению, Перкинс спал в эту ночь очень мало. Он ворочался с боку на бок, представляя себе все унижения, которые ему, возможно, придется испытать. Наконец, жена недовольным голосом пожаловалась:
— Ты так неспокоен, что я не могу сомкнуть глаз.
Она взяла подушку и одеяло и отправилась спать в детскую.
Будильник он завел на шесть часов (выйти предстояло рано), но был разбужен задолго до этого времени.
— Перкинс? Фред Перкинс?
Он сел в постели.
— Да?
Светало, но солнце еще не взошло. В спальной возле кровати стояли два человека. Высокий — тот, что тряс его за плечо — одет был в черную кожу, на голове желто-красная кепка.
— Пора! Вставайте! — сказал человек.
— Поторопитесь, — добавил второй, ниже ростом и старше, также одетый в кожу.
— Что происходит? — спросил Перкинс, окончательно просыпаясь. Кровь в жилах двигалась толчками.
— Вылезайте из постели, — приказал высокий и сдернул одеяло. И тут Перкинс различил на кожаной одежде двух ползущих львов и позолоченный щит, разделенный на четыре части. Дрожа, он поднялся в одних пижамных штанах с кровати. Утренний воздух был холодным и знобким.
— Что происходит? — машинально повторил он.
— Охота, охота, пора на охоту, — проговорил пожилой.
— Тогда дайте одеться.
Спотыкаясь, Перкинс двинулся к шкафу, где в полутьме виднелись брюки из камвольной пряжи и чудесный красный сюртук, висевшие на плечиках; казалось, они ожидают его. В этот момент он содрогнулся от удара дубинкой, которую не заметил в руке высокого.
— Они вам не понадобятся, — засмеялся ударивший.
Краем глаза Перкинс увидел, как старший взял сюртук и, растянув его за фалды, разорвал надвое.
— Что вы делаете? — начал он, но высокий резко заломил ему руку за спину и вытолкнул на улицу, под холодное предрассветное небо.
Оглянувшись, он заметил на пороге Эмилию в ночной рубашке, услышал ее крик и звон разбитого стекла, выпавшего, когда маленький человек хлопнул дверью. Бегом он пересек лужайку, но егеря быстро его догнали. Схватив под мышки, потащили по улице, туда, где кончалась Мэрин Гарденс и начинались поля. Они бросили его в жнивье, и маленький достал хлыст.
— А теперь беги, сучий сын! — заорал высокий.
Перкинс ощутил резкий ожог хлыста на голой спине. Пошатываясь, он поднялся и бросился бежать по полю. Стерня ранила босые ноги, по груди струился пот. Его рот начал изрыгать протесты и ругательства. Но он бежал, бежал, бежал. Он все понял, так как уже слышал в позолоченных уходящим летом полях свору захлебывающихся собак и жуткий звук охотничьего рога, трубящего улюлю.
Перевод с английского: Иван Логинов(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
