Ньюпорт – это не очень симпатичный городок милях в сорока от Риверглейда. Не ОП и не джунгли. Нечто среднее. Так. Хорошо. Будем рассуждать логично. Сначала Карутти решает написать некоему Генри Р.Камински. Прекрасно. Затем почему-то решает не писать Генри Р.Камински, а послать письмо мистеру Клиффорду Марквуду, то есть мне. Другого конверта либо нет, либо Фрэнк решает сэкономить. Очень логично, за исключением того, что все это в высшей степени не похоже на Фрэнка Карутти. Кроме того, я ведь уже решил, что он писал из почтового отделения… Бог с ним, с письмом. Сегодня среда. Через два дня Карутти сам объяснит мне, зачем я ему понадобился, что это за важное Дело и почему он решил экономить на конвертах.
2
В пятницу Фрэнк Карутти не приехал, не появился он и в субботу. «Это важно. Очень и очень важно». Странные слова…
Конечно, проще всего было бы забыть и письмо, и Карутти, тем более что за два года, что мы не виделись, я вряд ли вспомнил хоть раз о нем.
Я так и сделал. «Забудь об этом письме, – сказал я себе. – У тебя есть более важные дела, например, нужно наладить отношения с Пауком Джимми и заменить реле ворот в гараже». Но к пауку я не пошел. Не к лицу мне, гомо, более или менее сапиенс, унижаться перед каким-то паршивым жирным крестовиком. Ну а реле… Согласитесь, когда собираешься сменить реле уже полгода, причем говоришь себе ежедневно, что сделаешь это завтра, – взять прямо так и действительно сменить его – было бы поступком легкомысленным и даже непристойным. Неисправное реле и твердое намерение починить его уже превратились в традицию, в нечто постоянное, а такие вещи в наш зыбкий, неустойчивый век нужно ценить. Да и по возрасту мне пора уже быть консерватором, хранителем традиций и противником радикальных поползновений, как, например, починка реле.
Итак, я настолько старательно пытался забыть о письме Карутти, что оно не шло у меня из головы. Короче говоря, около пополудни в воскресенье я уже ехал не только по Ньюпорту, но даже по Конноли-стрит. Дом номер 141 оказался маленьким и печальным кафе с таким же хозяином.
– Порцию сосисок и стакан апельсинового сока, – сказал я, усаживаясь за столик, покрытый пластиком.
Кафе было пустым, и сосиски появились довольно быстро. Они выглядели такими же маленькими и печальными, как и их хозяин. Очевидно, они, как и он, ничего в жизни не добились и примирились с поражением.
– Спасибо, мистер Камински, – сказал я. – Вы ведь мистер Камински?
Я никогда не видел, чтобы человек бледнел так быстро. Хозяин вздрогнул, словно вспомнил вдруг с перепоя вкус и запах спиртного.
– Боже, – простонал он каким-то жалким театральным голосом, – боже, когда кончатся эти муки? – При этом он смотрел на меня с ненавистью, а его маленькие кулачки судорожно сжимались и разжимались. – Что вам от меня нужно?
– Простите, – сказал я. – Я и подумать не мог, что имя Камински вызовет у вас…
– Что вам от меня нужно? Ведь я уже позавчера… – Он вдруг замолчал и еще раз с ненавистью посмотрел на меня. Чувство это было таким концентрированным, что на мне начала тлеть одежда.
– Что позавчера? – спросил я.
– Спросите ваших дружков, – буркнул хозяин и с проворством испуганной ящерицы юркнул за стойку.
– Я вас не понимаю, – пожал я плечами, – во-первых, у меня нет дружков («Так-то ты предаешь своего друга паука Джимми», – не преминул я подколоть себя), а во-вторых, я даже не знал бы, о чем спрашивать…
– А вы не… вместе?
– Нет.
– А почему же вы опять мучаете меня этой идиотской фамилией, которую я слышу первый раз в жизни?
Маленький человечек уже не испепелял меня ненавистью. Он вздохнул тяжело и безнадежно, как вздыхают коровы и семейные люди за пятьдесят.
– Вы думаете, я знаю? – спросил его я, в свою очередь.
– Сумасшедший мир, безумный мир, дурацкий мир. Сначала приходят два типа и пытаются меня уговорить, что я Генри Р.Камински и что я получил якобы письмо от некоего Карутти. Я отвечаю, что за пятьдесят четыре года я ни одного дня не был Генри Р.Камински. Тогда мне показывают большой кусок мяса, который при ближайшем рассмотрении оказывается кулаком, и говорят, чтобы я не острил. Хорошо, я говорю, я не буду острить, но все-таки я не Генри Р.Камински, никогда не знал Генри Р.Камински и, даст бог, умру так с ним и не познакомившись. Никакого письма я не получал. Ну хорошо, мне тут же дают по шее, но довольно деликатно, так что я даже не упал, и спрашивают, не знаю ли я в таком случае некоего Фрэнка Карутти. Я отвечаю, что нет. Мне говорят, что если я пытаюсь хитрить с ними, то играю даже не с огнем, а со своей жизнью. Мне вежливо дают еще раз по шее и уходят. А сегодня вы все начинаете снова.
– Но я же по шее вам не давал, – обиженно сказал я и даже почувствовал нечто вроде гордости. Я оказался на высоте – не дал человеку по шее. Это уже много, и мне хотелось видеть благодарность за заслуги. Несостоявшийся Генри Р.Камински, похоже, в принципе разделял мою точку зрения.
– Это верно. Большое спасибо! – согласился он. Он подумал немножко и сказал: – Послушайте, а кто хоть это такие – Генри Р.Камински и Фрэнк Карутти?
– Я ведь как раз об этом и хотел вас спросить…
– Сумасшедший мир, безумный мир, дурацкий мир. С вас два сорок.
Я расплатился и вышел из кафе. В голове у меня прыгали и скакали какие-то жалкие обрывки мыслей. Я подумал, что, если посижу несколько минут спокойно, может быть, и они последуют моему примеру. Я нашел свободную скамейку на крохотном пропыленном сквере и стал наблюдать, как неопределенного пола младенец пытается насыпать земли в свою коляску, а его мать мешает ему. С видом решительным, я бы даже сказал маниакальным, младенец, сидя на корточках, набирал полный совок жалкой городской земли, медленно поднимался и осторожно нес его к облупленной голубой коляске на высоких тонких колесах. Привычным жестом мать выкручивала ему руку, высыпая содержимое совка, и он, не плача и не протестуя, снова опускался на корточки.
«Какой развитый мальчуган, – подумал я с симпатией. – Он уже проделывает то, чем ему предстоит заниматься всю жизнь. Определенный цикл определенных движений, результата которых никогда не видишь. Цивилизация построена ведь на четком разделении труда. Один делает, другой выкручивает ему руки».
Наконец женщина посадила его в коляску, и он огласил Ньюпорт пронзительным криком. Что делать, обидно же, когда тебе мешают в лучших намерениях и планах.
Мимо меня медленно прошаркалнарк . Стеклянные глаза без особого интереса скользнули по мне, по коляске с ребенком, по женщине, и она инстинктивно схватилась за коляску.
«Мистер Клиффорд Марквуд, – сказал я себе, – вы уже несколько успокоились и, возможно, вновь обрели способность более или менее связно думать, если, конечно, раньше обладали ею. Что же это значит? Какие-то джентльмены являются по адресу, который был написан Карутти на конверте, а потом заклеен бумажкой с моим адресом. Возможно, это печальное кафе с печальными сосисками не имеет никакого отношения ко мне. Я хочу сказать, что адрес – Конноли-стрит, 141 – два посетителя кафе, которые любят давать по шее, могли узнать и без моего конверта. А как? Допустим, они нашли адрес в записной книжке Карутти. Вполне допустимо. Но ведь владелец кафе не Генри Р.Камински и он не знает Фрэнка Карутти».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
