Егор Петрович опять подошел к Илье, склонился над ним, пристально глядя на него широко открытыми глазами (стекла очков делали их еще больше), и Илье стало страшно…
– А?! Откуда тебе это известно? Пока ты в дурдоме за семью замками да решетками отсиживаешься, милиция какое-нибудь зверское убийство с особой жестокостью обнаружит. Тело расчлененное с кишками вывороченными… Куда его девать?! Вспомнят о тебе. Вон, далеко ходить не надо, в доме напротив, говорят, преступление совершилось. Сегодня целый день милиция туда-сюда ходит… Ты же ничего не помнишь – на тебя повесят. И никогда ты из психушки не выберешься. Ни-ког-да…
Егор Петрович грозил ужаснувшемуся Илье длинным и кривым пальцем.
– А что же мне делать?
Понимая, что влип в какую-то мерзкую историю и то, что Егор Петрович отчасти прав, Илья окончательно сник. Больше задать этот вопрос было некому.
В дверь постучали – Илья втянул голову в плечи.
– Егор Петрович, вы Глюку не видели? – В дверях стоял молодой человек в спортивном костюме. – Глюка не пробегала?
Молодой человек был предсмертного вида: худ, лицом желт, глаза водянистые и пустые, казалось, стоит дотронуться до него, и руке будет холодно.
– Нет, не было ее.
Молодой человек кивнул и словно бы выплыл за дверь.
– Вон Сема Никакой, с железным сердцем, тоже помнит плохо. Никакой – это у него фамилия такая. Так он в дурдоме на учете. Таких на учет ставят, и правильно делают. Ну ты, Илья, не переживай – поживешь у меня недельку, может, чего вспомнишь, а там видно будет. Во всяком случае, предлагаю тебе политическое убежище. И самое главное… Самое главное постарайся вспомнить. Теперь от этого, может быть, жизнь твоя зависит.
Илье от этих слов стало совсем нехорошо.
– Но ты не волнуйся – так мы это дело не оставим, – успокоил Егор Петрович.-Знаю я рецептик одного зелья, бабка меня научила, для просветления памяти очень даже помогает.
Егор Петрович ушел в кухню варить бабкино зелье. Илья остался один. Он был благодарен этому приютившему его человеку. Поначалу хозяин комнаты не понравился Илье, но это был единственный человек, протянувший ему руку помощи… И что-то в нем все-таки настораживало Илью.
От нечего делать Илья оглядывал окружающие предметы. На столе рядом с двумя стопками книг стояли чугунная статуэтка филина, стаканчик для карандашей и еще один странный предмет, очень похожий на миниатюрный гробик, искусно вырезанный из дерева, на четырех львиных лапах. Скорее, это был саркофаг.
Илья попробовал открыть крышечку. Это удалось не сразу… Наконец крышка поддалась…
– Ф-фу, ты-ы… – прошептал Илья, заглянув внутрь саркофага.
Вся его внутренность почти до краев была наполнена насекомыми. Мухи, гусеницы, тараканы – все они были мертвы. Илья не сразу понял, чего не хватает этим набросанным навалом насекомым. Все они оказались обезглавлены: и мухи, и гусеницы, и тараканы… Хотя нет, у некоторых из них были вскрыты животики.
"Может, он биолог?" – подумал Илья, закрыв крышечку саркофага.
Он встал из-за стола, подошел к стеллажу. Более всего здесь было книг о городе Санкт-Петербурге и сказок. Илья выбрал одну большую старинную книгу, полистал ее, рассматривая картинки, поставил на место, взял другую – тоже полистал…
Скоро вернулся Егор Петрович, неся чашку.
– Здесь вот травка заварена кой-какая – выпей. Глядишь, и поможет вспомнить.
– До чего же мерзкий запах, – пожаловался Илья, понюхав жидкость в чашке. – Вы сами-то эту гадость пробовали?
– Склероз будет – попробую.
Жидкость была густой и на вкус противной.
– Я смотрю, у вас много книг о городе,-сказал Илья, выпив напиток и пересев на диван.
Егор Петрович уселся за стол.
– Да, я собираю легенды, мифы, сказки. В основном меня интересует все, что связано с этим городом, он хранит в себе и о себе столько легенд. В нем много непонятного.
На стене висела большая старинная карта Санкт-Петербурга. Илья, встав с дивана, подошел к ней.
– А что это за крестики красные? – приглядевшись к антикварной карте, спросил он.
Егор Петрович тоже подошел к карте.
– А это отмечены здания и места, о которых мне известны легенды. Их более ста. – Он оживился.-Вот, к примеру, – он указал пальцем на один из крестиков, – памятник Екатерине Второй, в самом центре города стоит. Так под ним, в фундаменте, замурован клад. Клад свой хранит и шпиль Адмиралтейства. Там, на шпиле, в позолоченном шаре, спрятана кубышка из червонного золота, а в ней образцы монет, когда-либо отчеканенных в Петербурге. В этом городе земля нашпигована кладами – кажется, стоит копнуть…
– Да-а, – вздохнул Илья. – А вы сами не пробовали клады искать?
– Это же легенды – в них серьезно верить нельзя. И потом, ведь клады обычно закляты и не каждому они на глаза попадаются. Или вот легенда об этом месте…
Где-то за стеной пробили часы.
– О! Это что, уже двенадцать?! – вдруг отчего-то переполошился Егор Петрович. – Все-все! Давай скорее спать ложиться… Завтра все расскажу…
"Что же легендолог режим соблюдает, как младенец? Странно!" – подумал Илья.
Егор Петрович постелил Илье на диване, напротив письменного стола. Сам же лег на тахту, за шкафом.
– Самое главное, вспоминай, – сказал Илье Егор Петрович, устроившись на ночлег и в полной уже темноте. – От этого, может быть, твоя жизнь зависит…
"Почему жизнь? – думал Илья, засыпая.-Почему жизнь? А ведь что-то Егор Петрович знает. Знает, но говорить не хочет…"
Илье снился страшный сон. В руке он держал окровавленный нож, от которого шел пар. А вокруг Ильи безмолвно, без движения стояли люди. Было слишком темно, и Илья не мог видеть их лиц. Он сжимал липкую от крови рукоять ножа, и ощущение это было удивительно реально… Потом он мчался вниз по лестнице, и ему вслед орал кто-то жутким голосом:
– Каккала мунки баля! Акки бада!..
Он бежал вниз, вниз, вниз…
– Как ка бада! Атхилоп хал!..
Нет, это уже не во сне. Илья открыл глаза, прислушался.
На столе горела лампа. Сам хозяин комнаты в майке сидел за столом. Волосы его были взъерошены, стекла очков угрожающе поблескивали. Рядом с ним на столе стояла стеклянная банка, а перед ним тот самый, набитый казненными насекомыми, саркофажик, привлекший внимание Ильи.
– Как кала, атхилоп хал!.. – негромко, но с выражением выговаривал Егор Петрович.
В руке его поблескивал маленький перочинный нож. Продолжая что-то бурчать на иностранном языке, легендолог открыл банку, стоявшую рядом с ним, пошерудил в ней рукой, достал то, что искал. По жалобному жужжанию Илья догадался, что это муха. Егор Петрович положил муху на крышку саркофажика и, выкрикнув часто повторяемую им фразу: "Атхилоп хал!" – тюкнул по ней ножичком. Потом снова полез в банку, снова проделал то же действие с тем же возгласом…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
