Все поплыло у меня перед глазами. Я пошатнулась и вынуждена была опереться о стену. Двигаясь, словно во сне, я смыла с себя остатки мыльной пены и закрутила краны с водой. Выйдя из ванной комнаты, я, как была – мокрая, босиком, – пошатываясь, побрела в спальню, где напротив кровати у стены стояло большое, в полный рост человека, напольное зеркало. Здесь мне снова показалось, будто земля уходит у меня из-под ног. На поверхности зеркала отчетливо виднелся еще один знак, который я, проснувшись, не заметила. Он был нарисован моей самой яркой губной помадой прямо посредине зеркала на уровне моего лица. Размером он был в полтора фута и в точности повторял изящную отметину у меня на бедре.
Отказываясь поверить в реальность происходящего, я снова и снова смотрела на себя в зеркало. Я трогала отметину на бедре и сравнивала ее со значком, изображенным на поверхности зеркала губной помадой.
Я почти ничего не знала о подобных вещах, но в назначении глубокой, отчетливо вырисовывающейся отметины у меня на бедре трудно было ошибиться.
В глазах у меня потемнело. Я потеряла сознание и упала на ковер.
На теле у меня стояло клеймо.
2. ОШЕЙНИК
Не знаю, сколько времени я так пролежала. Судя по положению солнца, пробивающегося в комнату сквозь задернутые шторы, прошло, наверное, не меньше часа.
Наконец я кое-как поднялась на четвереньки и снова посмотрела на себя в зеркало.
Из груди у меня вырвался дикий крик.
Я начинала сходить с ума!
Я поднесла руки к лицу и что было сил затрясла головой.
Я рвала на себе ошейник – узкую металлическую полосу, надетую на меня, пока я была без сознания. Я дергала его с остервенением, но тускло поблескивающая полоска металла лишь больно впивалась мне в горло. Я начала задыхаться.
Собрав остатки воли в кулак, я отпустила ошейник. Дышать стало легче. Теперь я могла рассмотреть надетую мне на шею узкую полоску металла. Застежки на ней не было видно. Наверное, она находилась сзади. Я начала медленно поворачивать на себе ошейник, внимательно разглядывая его. Только в одном месте мне удалось обнаружить небольшое утолщение с крохотным отверстием, предназначенным, очевидно, для миниатюрного ключа. Эта штука была защелкнута, замкнута у меня на шее!
Полоска металла была сплошь испещрена какими-то знаками, буквами, которые я не могла прочитать, тем более в зеркале. Вероятно, это была надпись на неизвестном мне языке.
В глазах у меня снова потемнело. Все вокруг закачалось. Я отчаянно пыталась остаться в сознании.
В квартире должен был находиться кто-то, надевший на меня этот ошейник. Он непременно все еще должен быть здесь!
Я принялась растирать себе виски и до боли закусила губу. Я не должна потерять сознание! Мне нужна ясная голова!
Блуждающим взглядом я медленно обвела комнату. Она была совершенно пуста.
Сердце у меня колотилось так, словно готово было вот-вот выскочить из груди.
Опираясь на руки, я поползла к стоящему на ночном столике телефону. Меня душил страх, и я старалась двигаться беззвучно.
Гудка в телефонной трубке не было. Потянув за провод, я увидела, что он оборван. На глаза у меня навернулись слезы.
В гостиной был еще один телефонный аппарат, но он находился по ту сторону закрытой двери. Мне страшно было даже подумать о том, чтобы ее открыть. Я бросила взгляд на ванную комнату. Она также вызывала у меня панический ужас. Я не знала, кто может там скрываться.
У меня был маленький револьвер. Я никогда им не пользовалась, но едва лишь мысль о нем пришла мне в голову, я мигом вскочила на ноги и подбежала к стоящему у стены комоду. Выдвинув верхний ящик, я сунула руки под сложенное белье и почувствовала прикосновение холодной стали. Я едва не закричала от радости. Я вытащила из ящика оружие и чуть не выронила его от неожиданности. Я не верила своим глазам. Потрясение было столь велико, что я разрыдалась. Я не могла понять, что произошло. Револьвер был изломан так, что уже ни на что не годился. Я бессильно уронила руки и бросила оружие обратно в ящик. Пошатываясь, я поднялась на ноги и посмотрела на себя в зеркало. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Все во мне оцепенело от ужаса.
Но это был не просто ужас.
Все, что со мной произошло, выходило за рамки знакомого мне, привычного мира. Происходящее напоминало, скорее, какой-то кошмарный сон.
Я подбежала к шторам, закрывающим окно спальни, и отдернула их.
За окном простирался залитый солнечным светом, утопающий в сизоватом дыму выхлопных газов огромный город. Насколько хватало глаз, он разбегался длинными улицами, образующими запутанный лабиринт из стекла и бетона. Со всех сторон на меня смотрели тысячи окон, перемигивающихся отраженными в них солнечными лучами.
Это был мой город, мой мир.
Я не могла оторваться от вида столь привычного мне Нью-Йорка.
Сомнений не было: это был мой мир!
Но я смотрела на него, стоя обнаженной перед окном, в надетом на меня ошейнике из какой-то темной стали, а на бедре у меня стояло клеймо!
– Нет! – вырвалось у меня. – Нет! Этого не может быть!
Я оторвалась от окна и на цыпочках подкралась к двери в гостиную. Дверь была приотворена. Я собралась с духом и приоткрыла ее еще на пару дюймов. Замирая от страха, я заглянула внутрь комнаты. У меня отлегло от сердца. Гостиная была пуста. Все лежало так, как я оставила вечером накануне.
Я побежала на кухню, примыкающую к гостиной, рывком выдвинула ящик стола и схватила лежавший там широкий разделочный нож. Держа его перед собой, я резко обернулась, но никто меня не преследовал.
С ножом в руках я почувствовала себя спокойнее. Почти не дрожа, я вернулась в гостиную, где на столе стоял второй телефонный аппарат. Подняв трубку, я с ужасом обнаружила, что шнур у него также оборван.
Я обследовала весь дом. Двери были надежно заперты. Снаружи, на террасе, никого не было.
Сердце у меня бешено колотилось, но я испытывала настоящее ликование. Я была одна! Я могла бежать отсюда. Скорее одеться и – бежать! Я должна обратиться в полицию…
Я бросилась к платяному шкафу, и в эту секунду в дверь постучали.
Я замерла от неожиданности, прижимая нож к груди.
Стук в дверь повторился.
– Откройте, – потребовал мужской голос. – Полиция!
У меня вырвался вздох облегчения. Все еще сжимая нож в руках, я подбежала к двери.
И тут меня пронзила страшная догадка.
Я не вызывала полицию!
Я замерла на месте, оцепенев от ужаса.
Отсюда, с крыши небоскреба, из пентхауза, никто не должен был услышать моих сдавленных вскриков. Обнаружив поврежденные телефонные аппараты, я не пыталась привлечь к себе чье-то внимание. Я хотела только выбраться из дома.
