«Ничего. Главное – я подготовилась к неудаче и совсем не расстроюсь, если его там и вправду не будет», – сказала себе Настя. Обида на маму почти прошла. Вернее, девушка уже совершенно забыла о ней, охваченная другими чувствами. «Если он вдруг там, подойду к нему, улыбнусь и скажу «привет». Говорят, от одного слова еще никто не умирал», – решила Настя, топчась на верхней ступеньке.
Она, словно перед прыжком в воду, вдохнула побольше воздуха, пошла вниз и тут же услышала его голос.
Я последний из видевших этот мирв дни расцвета,Я последний из помнящихк звездам истинный путь.Изменилась земля.Нет уже прежних тени и светаНет героев, и люди живут просто так,как-нибудь.Распахну свои крылья – вполмира,а может, вполнеба.Поднимусь в небеса, облака оставляя вдали.Я дракон с чешуей, что белееянварского снега,С сердцем чище, чем кровьиз груди обожженной земли…
Настя застыла посреди перехода, похожая на соляной столб. Мальчик с гитарой был на месте! И он пел, с каждым словом вливая в ее вены сладкий яд. Сердце то безумно колотилось в груди, то замирало. Девушка чувствовала, что ей плохо. Просто физически нехорошо. Вот шагнет она вперед – и сразу умрет. Упадет на тусклый кафельный пол – и кранты!
Он стоял точно там же, где и всегда. Узкие джинсы, черная кожаная куртка, гитара… Он был таким же одиноким, как она сама. Сказочный мальчик, по замыслу злобного тролля угодивший в грязный подземный переход на утеху людям, не умеющим прочитать в золотом сердце и медовых глазах печальную и трогательную сказку одинокой души. Люди проходили и проходили мимо, и у Насти предательски защипало глаза. Ей вдруг показалось, что он – зеркальное отражение ее самой. Близнец-перевертыш из Зазеркалья. Только вот Манане Гурамовне, наверное, понравилась бы его музыка. Настя чувствовала в ней то, чего, видно, действительно оказались лишены ее Черни и Лист. Это было настоящее живое сердце.
«Надо сказать ему что-то такое, чтобы он сразу догадался, что я не такая, как другие, что я его понимаю», – подумала Настя. Между ними была длинная кишка подземного перехода. Серые стены, равнодушные лица… Как он мог петь свои удивительные песни здесь, в этом ужасном месте, похожем на ад?! Голова кружилась, а ноги казались налитыми свинцом, когда Настя, с трудом преодолевая себя, сделала первый шаг навстречу ему.
«Привет – дурацкое слово. Все говорят друг другу «привет» – и это вовсе ничего не значит. Может, сказать «я пришла»?.. Ну, как будто мы с ним договаривались о встрече или как будто он давно меня ждал… даже не догадываясь об этом. Нет, тупо, все тупо и бессмысленно…» Мысли метались в голове, как стая испуганных голубей, кружащих над крышами.
Шаг. И еще шаг. Расстояние отчего-то не уменьшается, а словно, наоборот, увеличивается, будто она попала в Зазеркалье и каждый сделанный шаг только отдаляет ее от цели, делает лежащую между ними пропасть все глубже и непреодолимей…
Она уже совсем собралась подойти, почти уговорив себя на это… И тут… тут случилось непредвиденное. Мимо Насти, находящейся будто во сне или под действием гипноза, пробежала девушка и, кинувшись к мальчику с гитарой, схватила его за руки и быстро заговорила что-то. Настя не слышала слов, она видела только, как двигаются губы незнакомки, мимоходом отмечая, что она симпатичная. Как раз такая, какие нравятся мальчикам: не слишком полная или худая – фигуристая, с блондинистыми волосами, да и одета не чета Насте – в розовую приталенную курточку, черную юбку и высокие черные сапоги на каблуках. Вовсе не удивительно, что мальчик с гитарой ласково ей улыбался и что-то горячо говорил в ответ. Из его глаз исчезла былая отстраненность. Он разговаривал с девушкой так, что сразу становилось ясно – между ними есть определенные отношения.
Ловить здесь больше было нечего, но Настя так и стояла, потому что не могла сдвинуться с места. Ее ноги словно приросли к полу.
Тем временем мальчик зачехлил гитару, и они вместе с девушкой направились куда-то. Проходя мимо Насти, ее знакомый незнакомец взглянул на нее так, будто ему было неловко.
«Он стесняется перед этой девицей! Боится, вдруг она решит, что мы с ним знакомы!» – мелькнула в Настиной голове мысль.
«Дура!» – сказала себе девушка, переводя взгляд на свою тускло-серую куртку и покрасневшие от ноябрьского холода руки. Разница между ней и блондинкой в розовом была слишком очевидна, чтобы требовались какие-либо пояснения. Щеки Насти мгновенно вспыхнули багровым румянцем. Вот и нечего было даже думать о том, чтобы подойти к нему. Как же хорошо, что она не подошла!.. Она без сил прислонилась плечом к стене и, словно нищенка на паперти собора, смотрела вслед уходящим.
Какой позор! А ведь ей уже начинало казаться, что она нравится мальчику с гитарой. Он смотрел на нее… ей тогда представлялось, что по-особенному, а однажды, кажется, даже попытался подойти к ней, но девушка испугалась и убежала. «И правильно, – сказала она себе, – надо же было навоображать столько чепухи! Вот дура!» Настя засмеялась, и смех болью отозвался в пустой груди. У нее не осталось ничего. Ни-че-го! Наверное, так даже легче. Жизнь похожа на пылинку. Стоит только подуть – и она, подхваченная порывом ветра, улетит в тартарары, исчезнет с холодной ладони мироздания.
Настя наклонила голову и решительно зашагала прочь.
* * *
Мир вокруг был черно-белым и смазанным, как на старой-старой фотографии. Он всегда такой, когда смотришь на него сквозь слезы. Редкие прохожие – бессмысленные пятна, как на тестах Рошаха. Попробуй угадай, что это – человек или фонарный столб? А может, лягушка или целующиеся негритянки!
Но Настя и не пыталась угадывать. Она шла по улице, сама ощущая себя таким же чернильным пятном, ошибкой, нечаянной оплошностью. Уравнение решено, результат – отрицательный.
Она очутилась в холодном черно-белом пустом мире, похожем на выброшенный за ненадобностью комикс. Дом, школа, бренчание на пианино, участившиеся ссоры с матерью – все это наполняло Настину жизнь. Все это и являлось ее жизнью, а больше – ничего. Как глупо! «Я не требую от тебя чего-то сложного! Только учись и становись на ноги! А уж я как-нибудь прокормлю нас обеих», – повторяла мама механически, как говорящая кукла, и закуривала очередную сигарету. Как же она не понимала, что Настя уже давно задыхается в этом сером мире, что она нередко с завистью глядит на модно и дорого одетых одноклассниц, бесконечно шушукающихся и смеющихся. Она хотела бы быть такой же, как они, но не могла и от этого замыкалась еще больше.
Настя не вытирала слез – бесполезно. Они все равно лились дождем. Отказаться от любви – все равно что отказаться от крыльев. Зачем небо, если не умеешь летать?!
