В связи с этим небезынтересно вспомнить давно забытый исторический факт. Кто сможет сегодня внятно ответить на вопрос: какие стратегические цели более полувека назад были официально положены в основу создания Североатлантического Союза? А между тем главных целей было две. Первое – отбрасывание коммунизма, об этом помнят все. А вторая… Вторая – это сдерживание Германии! В послевоенный период в США были в почете заветы Вудро Вильсона. И, не сумев из-за усиления СССР произвести вторичное раздробление Европы по Версальскому образцу, Америка была озабочена тем, чтобы в будущем не допустить возрождения на глобусе своего давнего конкурента – Великой Германии. Но кто, кроме специалистов помнит сегодня об этой второй цели создания НАТО? Именно ее забвение весьма убедительно подтверждает мнение о том, что в мире вместе с изменением парадигмы (парадигма – в контексте этой цитаты – направление. – Авт.) развития от ядерно-силовой к сугубо экономической назревает смена лидера и что этот процесс будет непростым»[6].
Поэтому, когда некоторые политики и политологи, сделав благостные лица, словно поют в церковном хоре, начинают напевать нам о «конце холодной войны», о дружелюбии и открытости США и НАТО, об отсутствии у них агрессивных планов в отношении нашей страны, надо просто процитировать им основополагающие аспекты борьбы за мировое лидерство, обозначенные в трудах западных ученых прошлого века и сегодняшних американских политиков и политологов.
Стоит наложить эти лекала, по которым родоначальники геополитики в США в ХХ веке предлагали перекраивать мир, на реальный внешнеполитический курс США и НАТО уже в нашем веке, как станет очевидным их полное совпадение. Так что: «Не стоит питать иллюзии насчет отношения США к России. Тот же Мэхэн предлагал следующие военно-стратегические подходы к России как «осевой» континентальной державе: «Борьба с Россией, этой непрерывной континентальной массой Русской империи…, является для морской силы (США. – Л.И.) главной долговременной стратегической задачей… Евразийские державы (Россия, Германия, Китай) следует задушить в кольцах анаконды». А мы еще удивляемся, что нас сегодня окружают военными базами и американской системой ПРО.
Последствия этой стратегии просчитал в 20-30-х годах ХХ века немецкий геополитик К. Хаусхофер: «Геополитическая экспансия США по линии Запад – Восток при ее завершении создает самую возможность порабощения Соединенными Штатами всей планеты»[7].
Но есть и другая позиция, согласно которой приоритетным признается меридиональное структурирование евразийского пространства. Причем есть и крайние позиции – аналитики, считающие, что время опоры на евроцентризм в российской политике – это пройденный этап. Отныне, по их мнению, Россия должна повернуться в большей, если не в исключительной степени, на Восток и интегрироваться в экономическое и политическое пространство Тихоокеанских стран. Это такие гиганты по количеству населения и экономическому росту, как Китай, Индия, Индонезия и др. Впрочем, приоритетность и важность для России отношений с Германией не оспаривается и сторонниками меридионального выстраивания векторов приоритетного политического взаимодействия.
Более того, Россия, как держательница «Срединной земли», «оси истории», не может даже при желании повернуться в какую-то одну сторону, не случайно ее геральдическим символом был двуглавый орел. Как пишет другой известный аналитик Ю.Рубцов: «За разговорами о создаваемом Соединенными Штатами в Восточной Европе третьем позиционном районе ПРО как-то затушевывается тот факт, что данный район включен в глобальную систему национальной ПРО США. И во многом информационный шум вокруг размещения в Польше и Чехии радаров и установок противоракет используется инициаторами такого размещения, чтобы отвлечь внимание от плана окружения нашей страны системой ПРО по всему периметру российских границ. По прогнозам российских военных аналитиков, как заявил начальник Генерального штаба ВС РФ генерал армии Ю.Н. Балуевский, США не ограничатся созданием третьего позиционного района ПРО в Восточной Европе, а пойдут на создание четвертого и пятого районов, которые будут размещены на севере Европы и на Дальнем Востоке.
Нынешнее руководство США форсирует планы создания элементов ПРО в Европе, чтобы связать руки новой администрации, которая, придя к власти в 2008 г., будет вынуждена сохранять преемственность военной политики и реализовывать эти планы»[8].
Агрессивная нацеленность планов нынешней администрации США только усугубляет обозначенные нами выше «непреходящие» ценности внешнеполитического курса США, пытающихся использовать объективные процессы глобализации для того, чтобы закрепить власть стран «золотого миллиарда» над странами и народами, не вошедшими в число избранных. Затем утвердить уже собственную власть посредством силового шантажа над всем миром, включая и страны «золотого миллиарда». Для скудеющих мировых ресурсов содержание даже миллиардного населения на элитном уровне становится все более проблематичным, к тому же хорошо жить хотят и жители других растущих центров силы. Это явно не входит в планы США.
Но «реализация всемирной, безличной власти денег выявляет главное противоречие эпохи – антагонизм между безудержной концентрацией богатства и природой. Среда обитания человека не выдерживает чрезмерной ее эксплуатации и «мстит» невероятно участившимися пожарами, ураганами, наводнениями, землетрясениями. Одновременно в общественное сознание внедряют мысль о том, что людей на планете «слишком много».
Так, в одном из докладов Национального совета США по разведке утверждается, что к 2015 г. 3 млрд людей на Земле окажутся «лишними», поскольку им, дескать, не будет хватать ресурсов для жизни.
Наверное, многим народам мира стоит задуматься над тем, кого относят к разряду «лишних людей» ястребы из Белого Дома.
Второе по масштабности противоречие – это антагонизм между атлантической и другими цивилизациями. Согласно теории, предложенной известным западным политологом Сэмюэлем Хантингтоном, мир вступил в эпоху «столкновения цивилизаций»[9], и это только начало. События в Ираке, Афганистане, Косово, в какой-то мере уличные бунты во Франции – это, прежде всего, не борьба за территориальную целостность, автономию или вывод иностранных войск, это еще не всегда осознанная война против атлантизма, тоталитарного глобализма, война против нового «органа всемирно-политической власти» (по З. Бжезинскому).
И главная сфера этой войны – духовная. Алчная, эгоистичная цивилизация, отрицающая Бога и нравственный разум, не в состоянии победить в такой войне. Поэтому проект однополярного мира неосуществим. Состояние основного инструмента власти «единственной сверхдержавы» – доллара США, не обеспеченного материальным содержанием, крайне неустойчиво, зона его действия сужается. Политика США, поддерживающих свою экономику за счет финансового разбоя, тотального подчинения национальных банков американским финансовым институтам терпит крах вследствие галопирующего роста долгов Америки перед всем миром. Мировая финансовая система, основанная на всевластии доллара, на грани крушения»[10].
Именно это дает основания Александру Салицкому говорить о том, что выражение «Вашингтонский консенсус», появившееся в конце 80-х годов, похоже, уходит в политическое небытие. Автор этого выражения Джон Вильямсон (экономист Института международной экономики в Вашингтоне) включал в него макроэкономическую стабилизацию, микроэкономическую либерализацию и открытие внутреннего рынка. Эти меры предписывались с 80-х годов МВФ тем развивающимся странам, которые, попав в долговую петлю, остро нуждались в валютных кредитах фонда. Затем выражение «Вашингтонский консенсус» приобрело политический оттенок – для одних как символ победы в «холодной войне», для других – как навязываемая Соединенными Штатами политика «минималистского государства» и монетаризма.
Но обратимся снова к опыту Китая. Китай в ходе рыночных реформ практически добился и макроэкономической стабильности, и активизации субъектов хозяйства, и внушительных внешнеэкономических успехов. Но этим достижения страны не исчерпываются: на деле в КНР реализована инвестиционная (а не равновесная или монетаристская) модель развития с очень высокими темпами роста и нормой накопления. Эту модель отличают ведущая роль государства в экономике, опережающий рост промышленности, резкое сокращение бедности, повышенное внимание к развитию науки и образования. Данные черты, позволяющие характеризовать Китай как пример удачной модернизации, дали основание для появления выражения «Пекинский консенсус». Оно принадлежит бывшему редактору журнала «Тайм» Джошуа Рамо[11]. Выражение символизирует исключительную привлекательность китайского опыта, «изучать который спешат специальные команды экономистов из таких разных стран, как Таиланд, Бразилия и Вьетнам»[12]. Распространение этого опыта самим Китаем и его партнерами, в том числе в странах Азии, Африки и Латинской Америки, вызывает у некоторых представителей Запада нескрываемое раздражение. Угроза им видится в том, что «вместе с экономическим опытом имплицитно (настолько же. – Авт.) расширяется сфера политического авторитаризма»[13].
