Затем Родди стала выгуливать жеребца по длинному проходу между стойлами. Понаблюдав за своим новым конюхом, граф вскоре ушел. Зеваки, стоявшие у сарая, вернулись на свои места у беговой дорожки. Скачки продолжались. Ветер доносил до Родди лишь гул голосов. Внезапно в настроении зрителей Родди уловила разочарование и недовольство. Судья объявил, что жеребец, победивший в предыдущем забеге, снимается со скачек. Родди удовлетворенно улыбнулась. Этот странный граф поверил ей на слово! Родди испытала смешанное чувство радости и страха.
«Неужели он такой доверчивый?» — удивлялась она. Родди думала, что граф придет проведать своего жеребца, но он так больше и не появился в конюшне. Зато сюда стали заглядывать любопытные зрители, интересовавшиеся, что произошло со скаковой лошадью, обошедшей сильных соперников в предыдущем забеге.
Однако Родди не отвечала на их вопросы. Отведя жеребца в стойло, она принесла ему свежей воды и положила сена. Закончив работу, Родди встала у дверцы с таким высокомерным, отчужденным видом, что больше никто не осмеливался расспрашивать ее. Граф, пожалуй, остался бы доволен выдержкой своего нового конюха, если бы видел его в этот момент.
Когда скачки закончились и зрители разъехались по домам, в конюшню явился Марк. Родди заранее почувствовала приближение своего рыжеволосого вспыльчивого брата. Разъяренный Марк был готов убить свою младшую сестру на месте. Родди не составляло никакого труда читать его мысли. Она поежилась от тех проклятий, которыми он мысленно осыпал ее. Впрочем, ее родные всегда открыто высказывали все, что думали.
— Черт подери! — набросился на нее Марк. — Что ты здесь делаешь?! Папа с ума сходит от беспокойства!
Схватив сестру за руку, Марк бесцеремонно потащил ее к выходу, не обращая внимания на протесты.
Никто из присутствовавших не придал большого значения разыгравшейся сцене. Все выглядело так, как будто молодой джентльмен за что-то наказывал напроказившего мальчишку-конюха, призывая его к ответу. Родди пришлось волей-неволей следовать за Марком. Они направлялись к ярко украшенным разноцветными флажками трибунам и павильонам, тянувшимся вдоль опустевшей беговой дорожки. Родди успела немного прийти в себя, прежде чем вошла в красно-золотистую палатку, в которой ее ждал отец.
Она начала было извиняться, но отец так сурово посмотрел на нее, что Родди растерянно умолкла. Ее терзали угрызения совести, но она не знала, как загладить свою вину. Отец приказал Марку выйти из палатки, а затем, когда тот удалился, опустил полог, занавесив вход.
— Что вы вытворяете, юная леди! — воскликнул отец, когда они остались одни. Родди видела, как дрожат тщательно уложенные завитки седых волос на его висках. — Вы ведете себя, как настоящая сорвиголова! Мне казалось, что мы с вами недавно обо всем договорились.
— Да, папа, так оно и есть. Прости, пожалуйста.
— Прости! — фыркнул старик. — Если бы твоя мать узнала, как ты себя ведешь… — Он осекся и внимательно взглянул на дочь. — Что это с твоим лицом?
Родди затаила дыхание, заметив, что отец сурово нахмурился. Он отличался горячим нравом, и она побаивалась его.
— Меня ударили, — нехотя сказала Родди.
— Ударили?! — изумленно переспросил мистер Деламор, и его лицо пошло красными пятнами от гнева и негодования. — О Боже, кто этот негодяй?! Говори немедленно! Это, наверное, Ивераг… Я убью его!
И отец Родди решительным шагом направился к выходу из палатки.
— Нет, папа, это вовсе не он! — испуганно закричала Родди, всплеснув руками. Ей хотелось вцепиться в отца, чтобы помешать ему совершить непростительную ошибку, но она не смела сделать это. Настоящей леди не подобало вести себя подобным образом, и Родди сдержала себя. — Меня ударил его конюх! Но я ему не дала спуску и одержала верх в потасовке.
— В потасовке… — повторил отец и закрыл глаза. — О Боже, моя дочь подралась с конюхом Иверага! Если бы твоя мать видела все это…
— Прости, папа, — сокрушенно промолвила Родди. — Поверь, мне очень не хотелось тебя расстраивать.
Мистер Деламор расправил плечи и ослабил узел галстука на шее.
— Это я во всем виноват. Мне не следовало брать тебя с собой. И тем более я не должен был разрешать тебе переодеваться в конюха. Как ты вообще могла пойти куда-то с таким негодяем, как Ивераг? Ты наверняка слышала, что это за человек…
Мистер Деламор побагровел от гнева.
Родди закусила губу.
— Да, я знаю, какой репутацией он пользуется, — призналась она и покраснела под неодобрительным взглядом отца. — Ты же понимаешь, папа, что мне известно о людских пороках больше, чем обычной девушке в моем возрасте.
— Да уж, — проворчал отец, — в девятнадцать лет ты стала настоящим экспертом, хорошо разбирающимся в характерах негодяев и распутников. Если бы твоя мать услышала это…
— Ну, ты же знаешь, что она об этом никогда не услышит, — возразила Родди. — А если ей кто-нибудь все же расскажет обо мне что-нибудь плохое, то сильно пожалеет об этом. В таком случае я выложу ей все без утайки о проделках Марка и остальных братьев.
Мистер Деламор тяжело вздохнул.
— Родди, не забывай, пожалуйста, что ты женщина и поведение братьев не может служить тебе примером.
Слова отца были последней каплей, переполнившей чашу терпения смертельно уставшей Родди. Напряжение сегодняшнего дня было слишком велико, и она утратила контроль над собой.
— Да?! Ты так считаешь?! В таком случае на кого я должна равняться? На тетю Нелл, может быть? Ты хочешь, чтобы я заперлась в своей комнате и никого не пускала к себе, пытаясь забыть о своем проклятом даре? — вспылила она. — Или ты думаешь, что примером для меня может служить тетушка Джейн? Она всего-навсего лишила себя жизни. И разве кто-нибудь может винить ее за это? Бедняжка любила своего мужа, но он не мог больше выносить ее. И я его хорошо понимаю, ведь у тетушки был тот же дар читать чужие мысли, которым обладаю я. Какой мужчина захочет быть открытой книгой для своей жены и знать, что она видит его насквозь, со всеми слабостями, страхами и секретами, которые он, возможно, стыдится открыть даже самым близким людям? Этот проклятый дар способен разрушить любой брак…
— Родди! — попытался остановить ее отец.
Комок подступил у нее к горлу, и на глаза навернулись слезы.
— О, папа! — в отчаянии воскликнула Родди и бросилась на шею отцу. — Порой мне кажется, что я не смогу жить с этим ужасным даром! Мне так трудно… Я не хочу состариться в одиночестве…
Мистер Деламор, не говоря ни слова, крепко обнял ее. Когда Родди завела речь о даре, который всем сердцем ненавидела, он сразу же забыл о своем гневе, и его душа исполнилась любовью и состраданием к дочери. С каким наслаждением Родди навсегда осталась бы в крепких объятиях отца. Здесь она ощущала себя в полной безопасности. Ей казалось, что окружающий мир не может причинить ей боль и повергнуть в отчаяние, пока она находится под защитой родителей.
