догонять. Коротко чертыхнувшись, он схватил стоящую под окном лохань и, щитом выставив ее перед собой, выпрыгнул из окна.
Но второго выстрела не последовало.
Свалившись со второго поверха, он перекатился через голову, разодрав плечи малиной и раздолбав в щепки кадку. В два прыжка очутился перед опоясывающим палисадник забором, в три — перемахнул через него, стараясь не упускать из виду многоуровневую крышу богатого терема по другую сторону улицы. Там смазанным пятном мелькнула какая-то тень.
С забора он прыгал не глядя, и потому приземлился чуть ли не на голову проезжавшему мимо всаднику в богато расшитом кафтане. Лошадь то ли от испуга, то ли от внезапно удвоившегося веса присела на задние ноги и пронзительно заржала. Наездник, еле удержавшись в седле, разразился градом проклятий и взмахнул плетью, метясь по метнувшейся от него через улицу голой спине. Кожаный хлыст рассек воздух над плечом, не задев. Тверд на это внимания уже не обращал. Перемахнув через груженную мешками телегу, очутился перед другой оградой. Какой-то добрый плотник верхний ее венец изукрасил искусной резьбой. Именно за эту вычурную красоту он и зацепился, чтобы перепрыгнуть через забор. Купеческое подворье встретило, как вражеский флот под сотнями парусов — аршинами развешенного и лениво раздувающегося на легком ветерке белья. Обзор все эти полотнища закрыли напрочь, но Тверд продолжал ломиться вперед, повинуясь исключительно чутью и не обращая ни малейшего внимания на остающиеся за спиной окрики, пусть даже они могли означать начало другой погони — уже за ним самим. Вырвавшись на свободное место, озирался он не больше мгновения. Прыгнув прямо на здоровенного рябого детину, выскочившего навстречу из какой-то клети, голый по пояс, в мокрых штанах и, должно быть, как капля воды похожий на самого распоследнего татя, он впечатал тело смерда в стену и, мощно оттолкнувшись от него ногами, зацепился за резной козырек высокого крыльца. Пока рябой пытался понять, что происходит, и ухватиться за штаны свалившегося на него лиходея, Тверд рванул наверх, напоследок лягнув детину по башке каблуком.
Привлеченная шумом во дворе, в окно выглянула какая-то толстощекая баба. Понять по ее лицу, удивлена она, испугана или, наоборот, обрадована возникновению пред светлыми очами полуголого, мускулистого в шрамах тела мужика, было сложно. Вот будь на его месте Хват, тот, скорее всего, остановился бы полузгать семечки да познакомиться. Тверд же оттолкнулся от подоконника, сиганул на следующий поверх, откуда уже и до ската крыши было в прямом смысле рукой подать.
И лишь выбравшись на самую маковку терема, осмотрелся внимательнее. Задний двор выходил на пустырь, заканчивающийся логом, поросшим по краям высокой травой да чахлыми деревцами. У одной из тонких березок мирно паслась оседланная лошадь. А внизу, у самой ограды, на него смотрел человек с низко нахлобученной на глаза шапкой степняка, в кожаном доспехе и с самострелом в руках. Направлен самострел был, понятно дело, в его, Тверда, сторону.
Дожидаться выстрела воин гвардии базилевса не стал, без раздумий сиганув вниз. Волосы на макушке коротко рванул хищно свистнувший ветерок. Болт тренькнул где-то за спиной. Стрелок, закинув арбалет за плечо, прыснул к калитке, на бегу врезался в нее плечом, с грохотом растворив настежь, — и исчез с глаз. Съехавший на заднице к самому скату крыши Тверд исхитрился изогнуться не хуже выброшенного в окно кота, аж до хруста где-то в спине, цапнулся обеими руками за резные обереги, окаймлявшие маковку терема, и повис на них. Тать с выстрелом явно поспешил — сейчас его жертва являла собой куда более удобную мишень. Поболтав в воздухе ногами и коротко оглядевшись вокруг, Тверд вдохнул, выдохнул и, мощно оттолкнувшись, бросился вниз. Чуть ли не под его ногами, явно собираясь в ближайшем будущем посоревноваться с домом в высоте, росло дерево. С хрустом, треском и хряском пролетел он через густую крону, кубарем вывалившись из нее и, не обращая внимания на зудящие ссадины, взвился на ноги. Правое колено прострелило болью, но Тверда редко останавливали и куда более лихие увечья. Как и куда более серьезные супостаты, нежели тот, который вывалился из дворовой пристройки справа. Холоп коршуном метнулся к колуну, торчащему из чурбана, одним махом высвободил его и бросился на упавшего с неба голопузого разбойника. Не желая напрасно тратить время на этого решительного бойца, Тверд бодро дохромал до калитки, из которой не так давно вырвался на волю таинственный стрелок.
— А ну-ка стоять, холера беспортошная! — громыхнуло сзади.
Тверд и ухом не повел. Калитка, запоры которой были выбиты еще до него, открылась приглашающе, с приятной даже легкостью. И едва недомывшийся да охромевший воин распахнул ее, как увидел прямо напротив себя сидящего уже верхом на той самой коняге татя с наведенным прямо на него арбалетом.
— Твою сыть!
Воинский инстинкт швырнул его вперед и вниз. На сей раз за топотом копыт и криком преследовавшей его дворни он не расслышал звука рассеченного болтом воздуха. Зато услышал мокрый всхлип сзади. Проследил тоскливым взглядом за безнадежно удаляющимся арбалетчиком. И лишь затем обернулся. Гнавшийся за ним холоп боевым чутьем богат не был. О чем красноречиво говорили выпученные от ужаса глаза и едва торчащая из заливающегося кровью горла короткая стрела. Мужик уже заваливался на спину, когда Тверд одним расчетливым махом вырвал из его костенеющих пальцев топор, захлопнул калитку, подпер ее снаружи топорищем, для надежности даже пристукнув по нему два раза ногой. Погоню такая препона хоть на какое-то время остановит.
Еще раз скрежетнув зубами, глянул в спину улепетывающего татя и, решив, что раз нельзя догнать, то и нечего отвлекаться, спорым поскоком подался в сторону спасительных зарослей оврага. Отчего-то не хотелось ему объясняться со своими преследователями, доказывать им, что убивец — вовсе не он. Щур пойми почему, но не покидала уверенность: хрен ему кто поверит.
* * *
— Да говорю тебе, он это, — в десятый вроде как уже раз повторил Хват. — Больше просто некому.
— Некому? Просто — некому? — Тверд знал, конечно, что варяг с правдой дружбы водить не любит, но это уже было чересчур.
— Ну, да. Кому бы еще надо было подсылать к тебе душегуба?
— То есть ты уверен, что этого стрелка подослали по мою душу?
Тверд встал с лавки и подошел к окну. Ставни в их светлице вновь были плотно закрыты, и на сей раз распахивать их желания у него не возникало.
— Как я уже говорил, стрела прилетела, едва только я открыл окно. Сразу же. Понимаешь? Если этот арбалетчик не умеет смотреть сквозь дерево, — для наглядности Тверд бухнул растопыренной
