Собственно, сначала она вообще помалкивала и все пыталась навести некоторую чистоту на свои руки, для чего с упорством, достойным лучшего применения, обтирала их время от времени о полы своей многострадальной курточки. На автомобиль же она если и смотрела, то с интересом не большим, чем если бы перед ней был, например, булыжник.
При этом ассоциации у нее действительно возникли, но они оказались столь неожиданными и причудливыми, что мой жизненный опыт не давал возможности в них проникнуть. Когда я распахнула перед ней дверцу «Лады» и предложила садиться, Аглая вдруг страдальчески сморщилась и заявила — негромко, но убежденно:
— На тачке в храм света не доберешься! — вот что она сказала.
Глава 2
Казалось, мне ли, столько лет проработавшей в журналистике, удивляться языковым контрастам, сочетанию высокого и низкого? И тем не менее непринужденность, с какой Аглая пристегнула к вульгарному слову «тачка» неизвестно откуда взявшееся торжественное словосочетание «храм света», произвела на меня огромное впечатление. Боюсь, в этот момент я даже открыла от неожиданности рот и с четверть минуты его не закрывала. К счастью, Аглая не заметила моей реакции, а вскоре мне удалось взять себя в руки.
— Ну, ладно, садись! — окрепшим голосом сказала я своей спутнице. — Насчет храма ты, безусловно, права, но я, честно говоря, на него и не претендую… Пока я собираюсь предложить тебе самый банальный маршрут — мы поедем в редакцию, где я работаю, а в храм света ты будешь добираться сама — известными тебе способами, ладно?
— Способ бывает только один, — серьезно и вдохновенно сказала вдруг Аглая. — Надо каждый день отрешаться и петь мантры…
И опять меня поразило деловито-вульгарное построение фразы. Каждый день отрешаться — это звучало почти так же гордо, как «утренняя гимнастика».
— Надо, надо отрешаться по утрам и вечерам… — пробормотала я себе под нос. А моя новая знакомая, оказывается, с большущим прибабахом. Здесь одним психиатром не обойдешься — здесь желателен целый штат психологов. Похоже, она из какой-то секты.
— Знаешь что, — предложила я. — Давай мы поговорим об этом по дороге! Если честно, в редакции меня давно ждут, а телефон я забыла с собой взять… Поэтому прыгай на переднее сиденье, и поедем! А ты мне расскажешь, что там у тебя с храмом… Ну, и вообще о своей жизни — если это не секрет, конечно…
Как ни странно, девушка не стала спорить. Она покорно опустилась на переднее сиденье и с облегчением откинулась на спинку кресла. По-моему, она здорово устала. Скорее всего, в Тарасов она прибыла ранним утром, с первой электричкой, и с тех пор все время находилась на ногах. Наверняка ничего не ела и вряд ли собиралась делать это, пока не приедет в свой Каратай. В общем, полное отрешение. Возможно, скоро я услышу и мантры в ее исполнении. Несчастный ребенок!
В последнее время вообще появилось множество странных молодых людей, детишек — без дома, без определенного занятия, без будущего. Они бродят как потерянные по задворкам городов, черт-те чем занимаются и пребывают в полной уверенности, что жизнь именно такой и должна быть. Кто бы мог подумать, что еще на нашем веку опять появятся беспризорники на улицах? Но именно так и вышло. Возможно, время повернуло вспять, и мы еще доживем до эпидемий чумы и трупов на улицах? По-моему, тут есть над чем задуматься.
Пока же я всерьез вознамерилась помочь хотя бы одной заблудшей душе. Заводя мотор своей «Лады», я ободряюще сказала Аглае:
— Ребята у нас в редакции хорошие, тебе они понравятся… Ты ни о чем не беспокойся.
— А куда вы меня везете? — вдруг ошарашила она меня вопросом, когда я вырулила со стоянки на проспект Строителей.
«Спокойно, — сказала я себе, — добрые дела требуют терпения и самоотверженности». А вслух произнесла, стараясь излагать мысль как можно доходчивее и проще:
— Мы же договорились, — ласково повторила я. — Сейчас мы поедем ко мне на работу. Ты приведешь себя в порядок, перекусишь…
— Мне нужно навестить маму, — перебивая меня, очень серьезно сказала Аглая. — Маму и папу. Я соскучилась, и мне нужно к ним.
Я была вынуждена промолчать. Видимо, мои планы нисколько не интересовали девушку, и она никак не связывала их со своими. Наверное, она была права. Тот, кто собирается оказывать благодеяние, должен быть готов к таким поворотам, если только он не настроился на любование собственной персоной.
Я притормозила возле тротуара и внимательно посмотрела на девушку.
— Ты уверена, что тебе не требуется помощь? — осторожно спросила я. — В конце концов, навестить родителей ты можешь и чуть попозже. Я сама тебя отвезу. Ты ведь имеешь в виду кладбище? Где похоронены твои родители?
Аглая довольно неопределенно махнула рукой.
— Там, — сказала она.
Понять ее жест можно было по-разному. Так как она была склонна наводить тень на самые простые вещи, я предпочла уточнить:
— Ты хочешь сказать, это кладбище в Сосновке, я правильно поняла?
Аглая на минуту задумалась, а потом неуверенно кивнула головой. Я заставила себя погасить нарастающее раздражение и сказала:
— Отлично. Значит, отправимся сейчас туда. Но обещай мне, что после того, как посмотришь на могилку, мы поедем все-таки ко мне и ты приведешь себя в порядок…
С тем же успехом я могла бы разговаривать с пустым креслом. На бесстрастном лице Аглаи ровным счетом ничего не отразилось, и мне осталось только убеждать себя, что ее молчание было не чем иным, как знаком согласия.
Так или иначе, но идти на попятную было поздно. Я нажала на газ и погнала машину по широкому проспекту в направлении окраин. Кладбище в Сосновке находилось довольно далеко, практически за городом, и, в общем-то, добираться до него общественным транспортом было испытанием не из легких. В этом плане моей спутнице все-таки повезло — при самом худшем раскладе на машине мы должны были добраться туда минут за двадцать пять, не больше.
Аглая не разговаривала, равнодушно глядя перед собой. Я тоже помалкивала, соображая, почему Аглая, приехав в Тарасов навестить могилу родителей, моталась здесь, на проспекте Строителей, дразня автолюбителей и рискуя собственной жизнью. Потом я пришла к выводу, что разумного ответа на этот вопрос быть не может и Аглаю надо принимать такой, какая она есть. Просто нужно попытаться узнать о ней побольше.
— Ты теперь живешь в Каратае? — для начала спросила я. — Ну, и как там — тебе нравится?
— Я не живу в Каратае, — бесцветным голосом сказала Аглая.
— Так, — стараясь сдерживаться, продолжила я. — В Каратае ты не живешь. В Тарасове ты тоже не живешь. А вообще ты где-нибудь обитаешь? Адрес у тебя имеется?
Она потерла лоб — бесконечно усталым, отрешенным жестом и сказала, будто повторяя впервые услышанное слово:
— Адрес?
— Ну да, адрес! — воскликнула я. — Улица, номер дома, квартиры…
Аглая неожиданно прыснула и с некоторым превосходством ответила:
— Там нет никакой квартиры…
— Где там? — терпеливо поинтересовалась я.
— Там, где я живу, — невозмутимо пояснила эта невозможная девчонка.
— Ладно, проехали, — вздохнула я. — Не желаешь говорить, где живешь, — твое дело… Может быть, поговорим о чем-нибудь другом, из чего ты не делаешь секрета? Ты случайно не замужем?
— Вот еще! — вяло откликнулась Аглая. — Чего я там забыла?
— Там — это, надо понимать, замужем? — уточнила я. — Действительно, что там можно забыть? Кажется, я опять невпопад, верно? Ну, тогда проясни — ты работаешь или учишься?
— Мы иногда учимся, а иногда работаем, — неожиданно словоохотливо поведала она. — Но мы должны учиться, даже когда работаем. Иначе нам никогда не достичь совершенства.
— Это так серьезно? — спросила я, с любопытством покосившись на Аглаю. — Вы непременно должны достичь совершенства? А кто это — вы?
Но силы девушки опять иссякли, и я поняла, что ответа на этот вопрос мне не дождаться. Но кое-что для меня начинало проясняться. Похоже, эта девчушка действительно имеет отношение к тому, что у нас официально называется нетрадиционными религиями, а в народе попросту — сектами. Ничего удивительного — история довольно типичная. Рано потеряла родителей, кругозор крайне узкий, возраст опасный — такие часто становятся добычей всяких доброхотов.
— Ты верующая? — спросила я.
Аглая опять ничего не ответила, но посмотрела на меня уже без прежнего равнодушия. Я готова была поклясться, что теперь в ее взгляде мелькнула настоящая враждебность. Она насторожилась — в этом не было никакого сомнения. Вероятно, у нее уже были неприятности, связанные с вопросами веры. Значит, на этой почве взаимопонимания нам тоже не достичь. Если дело пойдет так и дальше, то скоро у меня просто не останется тем для разговора.
