«Ничего не выйдет», — поняла девушка и, представив, каким насмешливым взглядом ее наградит Лайонел по возвращении, раздраженно стиснула зубы. И тут услышала полный самодовольства голос:
— А я, Маришь, говорю этой козе, чтоб пошла она и сама полила свой кактус! Я кто ей, ну вот кто? Прислуга?
Катя обернулась и увидела стройную светловолосую девушку, степенно вышагивающую по дороге, держа возле уха сотовый телефон.
«А может, не все и потеряно? — обрадовалась Катя. — Старуху с ее собакой просто по-человечески жалко, потому что сами они — жалкие. А эта расфуфыренная девица не вызывает ни малейшей симпатии».
Из трубки послышалось:
— Давно пора, Лерочка, дать ей отпор! А то так всю жизнь будет ездить!
— Да, ты права. Мне так надоело!
Катя бесшумно последовала за девушкой, с наслаждением втягивая в себя аромат молодой крови. Для себя она уже поняла, что кровь каждого человека пахнет по-разному. У кого-то как будто слаще, у кого-то горче, солонее, кислее. Она точно букет из самых разнообразных цветов, благоухала, сводя с ума и приманивая. Вампиру было достаточно литра крови на целую неделю, но мало кто потреблял этот минимум — всем хотелось больше. И отказать себе могли лишь единицы. Собственно, и смысл видели в том немногие.
Светловолосая жертва между тем продолжила:
— А еще я отказалась дать ей свои ножницы. Сказала, что мне они в данный момент нужны. Видела бы ты ее лицо!
А в это время из трубки доносилось:
— Лера, ты все правильно сказала, не позволяй этой выскочке измываться! Она без году неделя твоя начальница, а ведет себя как будто вы никогда не работали вместе, как будто не дружили! Какая же стерва!
При слове «начальница» Катя вздрогнула. Музыка резко сменилась, заиграл «Сентиментальный вальс» Чайковского и мысли об оттенках запахов крови разбежались как мелкие испуганные зверьки. Перед взором промелькнули картинки из собственного человеческого прошлого: разноцветный торговый центр; девушка в сером пальто, раздающая на холоде листовки; начальница с красным после криков лицом; белеющая от снега тропинка между берез родного парка. Все такое далекое, но по-прежнему заставляющее чувствовать столь сильно, столь отчаянно, будто происходило только вчера.
Светловолосая еще с пару минут поболтала, затем попрощалась и убрала телефон в сумочку.
Катя подкралась поближе, раздумывая, как лучше следует напасть. На какой-то миг представив, как сейчас повалит на землю эту расфуфыренную красотку, девушка чуть не рассмеялась.
А когда уже приготовилась к прыжку, незнакомка задрала голову и неожиданно тихонько запела:
— A-а облока-а-а, белогри-ивые лоша-адки-и, не смотрите вы, пожа-а-алуйста, с-вы-ысока-а, а обла-а-а...
Катя растерянно посмотрела на черное небо, на котором и в помине не было никаких облаков и все-таки засмеялась.
Светловолосая обернулась, они встретились взглядами. Девушка смущенно пожала плечами, мол, с кем не бывает и, улыбнувшись, зашагала прочь.
Катя с тихим вздохом проводила ее взглядом. В том внезапном порыве незнакомой девчонки запеть, она увидела саму жизнь, почувствовала маленькую человеческую радость так, словно она была ее собственной. Светловолосая неожиданно перестала казаться противной и расфуфыренной, а показалась обычной девчонкой, которая по-глупому счастлива оттого, что не стала поливать кактус и не дала ножницы своей козе-начальнице.
Человеку было нужно так мало для радости.
Заиграло что-то из Шопена, мелодичное и не сильно отвлекающее. Девушка развернулась и пошла назад к подземному переходу. Сейчас ей хотелось бы увидеть выражение лица Лайонела. Что он бы подумал, увидев эту девушку с ее глупейшими проблемами и маленькой радостью от победы? Какие эмоции мог бы вызвать у старого вампира вот такой крохотный пазл из огромной картины под названием Чувства Человека? И способны ли вообще вампиры замечать такое?
Не разучится ли вскоре замечать она сама?
Катя перебежала дорогу. В ногах ощущалась легкость и сила. Сырой ночной ветерок трепал волосы, ласкал лицо, воздух очистился от машин, людей, и запах весны стал пронзительнее.
Девушка решила пройти от метро наискосок до нужной улицы. Дворы встретили тишиной, ярчайшим светом фонарей и вонью помоек.
Подходя к высокой арке между малоэтажными отреставрированными домами, Катя еще издалека услышала яростный рев мотоцикла. Стало любопытно.
Вскоре мощный «Харлей» пронесся рядом и резко затормозил возле детской площадки. За рулем сидела девушка, одетая в черную кожаную куртку, кожаные обтягивающие штаны и высокие сапоги на каблуках. Длинные черные волосы были стянуты в высокий хвост, глаза необыкновенного, слишком темно-синего цвета метали молнии.
Глядя на нее, Катя даже решила, что перед ней вампир — холодный и расчетливый, но пульсирующая на нежной белой шее венка развенчивала эту версию.
— Слезай! — приказала девица своему спутнику.
Парень, одетый в теплую плюшевую куртку белого цвета, неловко сполз с сиденья.
— Мы могли бы... — робко начал он, но девица резко оборвала:
— Молчи, жалкое посмешище!
Парень пристыженно опустил глаза и поджал пухловатые, как у ребенка, губы.
Русоволосый, с приятными чертами лица, небесно чистыми голубыми глазами, немного курносый. Он выглядел необыкновенно трогательно.
Но сердце мотоциклистки не дрогнуло, она раздраженно бросила: «Не звони мне больше, сопляк!», завела мотор и умчалась.
Парень перешагнул невысокую оградку площадки и уныло присел на скамейку.
Катя с минуту подумала, затем подошла и примостилась рядом.
Парень удивленно уставился на нее.
— Не знал, что тут кто-то есть, — невнятно забормотал он, отводя глаза.
От него дивно пахло, так насыщенно и сладко.
Катя с усилием сглотнула.
— Как дела? — спросила она, чтобы хоть немного отвлечься от одурманивающего запаха и манящей вены на шее.
— Да так... — Он помолчал, созерцая свои покрасневшие от ветра руки, а потом, точно собравшись с силами, выпалил: — Да не очень. Любовь зла...
Девушка усмехнулась. Уж кому-кому, но не ей стоило рассказывать о превратностях любви. Ради своей она выпрыгнула из окна, легла под поезд, а в конце концов и вовсе распрощалась с человеческой жизнью. И теперь Любовь иногда снисходительно удостаивала ее взглядом своих прекрасных ледяных глаз, а в остальное время Любовь вдоволь занималась своими личными делами.
— А может, оно и не нужно тебе? — Катя кивнула в сторону, куда умчалась мотоциклистка.
— Может, — наклонил голову парень и тяжело вздохнул. — Только почему-то сейчас кажется, это единственное, что мне нужно.
Девушка помолчала. Он даже не подозревал, как хорошо она его понимает. А еще не подозревал, насколько вкусно пахнет его кровь и как сильно ей хочется пить...
От него исходило приятное тепло. Катя чувствовала его каждым миллиметром своей кожи, способной распознавать самое легчайшее дуновение ветра, холод от полета мошки, сырость от падения с дерева капли. Кровь ангелов в ее венах не знала мирских преград.
Когда жажда стала невыносимой, Катя встала и хотела попрощаться, но парень тоже вскочил.
— Можно тебя проводить? Ты где-то тут живешь? Я Глеб.
Она замешкалась. Хорошенький юноша неожиданно напомнил ей другого — и пусть тот, другой, намного красивее и благороднее в меру своих изысканных манер, но было у них что-то общее, едва уловимое сходство.
— Проводи, — сама себя удивила Катя.
Она скучала, тосковала по Вильяму куда больше, чем могла себе признаться. И встреча с мальчишкой, чем-то напомнившим его, стала откровением. Впервые со дня отъезда Вильяма в Сенегал она засомневалась в своем выборе между братьями.
Чуткий Вильям, добрый, нежный, заботливый, готовый посвятить ей все свое время, но слабый. И гордец Лайонел, чья любовь так похожа на безразличие, холодный, жестокий, самолюбивый и очень, очень сильный. Две крайности в одной семье.
— Я докучаю? — вывел ее из задумчивости вопрос Глеба.
