Леди Пемброк пожала плечами. Ее, очевидно, больше интересовала не военная доблесть горца, а то, насколько он хорош в постели. Она довольно захихикала, вспомнив, что вечером будет банкет. Наклонившись ближе к подруге, Диана сказала ей на ухо:
— Судя по тому, насколько совершенны черты его лица, Фрэнси, я могу заключить, что в рукопашном бою ему нет равных.
Франсин кивнула в ответ, хотя и не была согласна с Дианой.
— Это еще один довод в пользу того, что тебе стоит дважды подумать, прежде чем завязывать отношения с таким грозным воином. Подобные мужчины весьма опасны, — сказала она.
— Уф! — фыркнула в ответ Диана, озорно сверкнув своими серыми глазами. Она прижала два пальчика к губам, давая понять, что у нее от предвкушения уже слюнки текут. — Что за вздор! Я слышала, что свирепые горцы гораздо более талантливы в искусстве любви, чем даже французы.
Когда была затронута эта щекотливая тема, Франсин решила придержать язык. В конце концов, что ей на самом деле было известно о том, как ведут себя в постели шотландцы? Или англичане. Не говоря уже о любвеобильных французах. Леди Пемброк знала об отношениях полов гораздо больше, чем она. Ей, возможно, за всю свою жизнь не удастся приобрести в этом деле такого опыта, какой имелся у ее подруги. И в ближайшем обозримом будущем вступать в интимные отношения с мужчиной Франсин не собиралась.
Когда горцы приблизились к трону короля, все английские придворные, облаченные в свои самые роскошные наряды, вежливо расступились, образовав проход для гостей. Дворяне и их жены прибыли вместе с королем из Лондона, чтобы попрощаться с его старшей дочерью, принцессой Маргарет. Годом ранее, когда принцесса пребывала в довольно нежном возрасте — а ей исполнилось тогда всего двенадцать лет, — был подписан брачный договор, по которому она стала законной супругой шотландского монарха.
Пока представители шотландского клана шествовали мимо любопытных придворных к трону короля, герольд громогласно пророкотал на весь зал:
— Ваше величество, позвольте представить вам официального посла короля Шотландии Джеймса IV — лейрда Лахлана Мак-Рата, графа Кинрата, предводителя клана Мак-Ратов. Он прибыл вместе со своими соплеменниками.
Франсин почувствовала, как от страха по спине пробежал холодок.
О Господи!
Это же Ястреб! Чародей Моря!
— О-о! — пронесся по залу дружный ропот изумления, и все, кто там находился, в ужасе отшатнулись от печально известного Лахлана Мак-Рата, которого жители Англии прозвали Чародеем Моря.
Английские моряки верили, что его корабль «Морской ястреб» может волшебным образом появляться из тумана. Матросы, вернувшиеся на родную землю, рассказывали, что этот капер[3] может с помощью колдовства вызывать сильные штормы, чтобы ему легче было грабить разбившиеся о скалы английские корабли. Во всех гостиницах и на всех постоялых дворах Лондона по вечерам, при свете камина, рассказывали истории о подвигах этого страшного шотландца.
И вот сейчас Франсин своими собственными глазами увидела… волшебника. Человека, который мог менять свое обличье, превращаясь в предметы одушевленные и неодушевленные.
Предводителя клана горцев, наделенного необычным даром — магической силой.
Страх постепенно сковывал все ее тело. От макушки и до пальцев ног.
Ропот смятения и негодования пронесся по огромному тронному залу. Последние десять лет презренный Мак-Рат вместе со своими единокровными братьями Рори Мак-Лином и Кейром Мак-Нейлом, которых все ненавидели не меньше, чем его самого, постоянно нападал на английские и голландские корабли, мешая торговле. Самые лучшие суда из тех, которые бороздили моря и океаны, братья захватывали в качестве трофеев. Эту троицу вполне заслуженно наградили прозвищем «Шотландский Цербер»[4].
Весь огромный зал мгновенно наполнился гулом голосов — все присутствующие осторожно, полушепотом переговаривались друг с другом. Согласно недавно подписанному между Англией и Шотландией Договору о вечном мире, этому человеку даровали дипломатическую неприкосновенность и отправили к английскому двору в качестве посла шотландского монарха.
Подойдя к трону Генриха VII, горцы сняли свои береты и вежливо поклонились королю.
Вежливо, но без особой учтивости и подобострастия.
— Ваше Величество, приветствую Вас от имени Его Величества короля Шотландии Джеймса, — с невозмутимым спокойствием произнес граф Кинрат. — Он передает Вам свои наилучшие пожелания и молится о том, чтобы Господь даровал благополучие и процветание Вам и Вашей державе.
Протянув руку, Франсин молча сжала ладонь Дианы. Обе дамы с каким-то нездоровым восхищением принялись рассматривать страшного пирата.
Предводитель горцев заметно выделялся среди своих соплеменников природной грацией и изяществом. Его совершенно не смутила и не повергла в трепет роскошь и богатство королевского двора. Дворец Колливестон был резиденцией матери короля, леди Маргарет Бофорт.
Несмотря на то что в зале находился сам король Генрих, взоры всех присутствующих были прикованы к предводителю горцев.
Без какой-либо тени смущения шотландский пират подошел к королю, чтобы передать ему подношение от Джеймса IV Шотландского.
— Позвольте мне. Ваше Величество, в такой важный и торжественный день вручить Вам этот небольшой подарок, — произнес Кинрат с характерной для сельских жителей картавостью, — как знак глубокого почтения и уважения, которое питает к Вам мой сюзерен.
Король Генрих поднялся со своего трона, украшенного изящной резьбой, и, выйдя из-под балдахина с золотой бахромой, встал перед шотландцем. Даже если Генрих и был зол на Джеймса Стюарта за то, что тот имел наглость прислать известного пирата, своего любимца, в качестве официального представителя короля, он, как того требовали правила непостижимой и загадочной дипломатии Тюдоров, скрыл свои истинные чувства за маской учтивости.
Взяв из протянутых рук Кинрата позолоченные ножны, Генрих вытащил из них великолепный палаш и с восхищением принялся рассматривать его. От окна, рядом с которым стоял трон, падал яркий свет, и изумруды, рубины и сапфиры, украшавшие золотую рукоять клинка, засверкали разноцветными искрами, словно сокровища восточного султана.
Пока английский монарх изучал подаренное оружие, Лахлан Мак-Рат рассматривал презренных Сассенаков, которые собрались в тронном зале. Его взгляд, медленно скользивший по лицам придворных, вдруг метнулся в ту сторону, откуда на него с явным волнением и страхом смотрели два огромных карих глаза.
