К этому Лиля не ревновала.
А вот когда душа….
Когда смотришь человеку в глаза, и видишь не цвет или форму, а самое душу, запечатленную в его или ее зрачках, когда две души сливаются, и дыхание сплетается… это другая степень близости. И она бывает без секса.
Намного важнее секса.
Интимнее и серьезнее.
Когда их с Лофрейном бросило друг к другу, это была чистая физиология. А вот на поляне… когда он умирал, на несколько часов они стали близки до невозможности. И умирающий Лофрейн стал ей дороже всех на свете. Лиля солгала не в поисках выгоды. Она искренне хотела дать ему… ну хоть что-то! Кусочек тепла, обломок веры, надежды, счастья…
Хоть лучик солнца в темноте ночи! Как бы пафосно это ни звучало.
И это было намного сильнее любой постели. Именно об этом не стоило рассказывать мужу. Это даже не измена, это кусочек души, отданный другому человеку. Но Энтони… ему стало легче. И она это видела. Лофрейн отдал ей свой браслет и свой перстень, и написал завещание в пользу сына или дочери.
Воспользоваться им?
Лиля не знала, стоит ли. Какое-то время она вообще хотела уничтожить завещание. Нечестно ведь! Неправильно! Она солгала, и пользоваться плодами этой лжи – подло!
С другой стороны, Лофрейн понимал, что ее ребенок может быть и от Джерисона. Наверняка. И все же – понадеялся. Поверил. И Лиля оставила листки, испачканные кровью.
Пусть полежат, запас карман не тянет. Пусть подождут своего времени. Не понадобится – так и забудется. А вдруг?
Вот кто бы сказал, что им понадобятся уроки выживания? В двадцать-то первом веке? В лесу!? Лягушек ловить и лопать? Камыш копать? Ночлег без палатки обустраивать? Когда везде компьютеры, а интернет даже в Антарктиде скоро будет? И роуминг у белых медведей?
Да бред!
Но пригодились же! Вот и эти листки пусть полежат. Авось да пригодятся…
Дальше…
Дальше все было и проще, и сложнее. Рассчитывать пришлось только на себя, но и опасаться больше было некого. Лиля кое-как добралась до людей и направилась в город.
Сначала в один, потом в другой… ей требовался крупный порт.
Либо чтобы сюда зашли вирмане, либо нанять корабль до Ативерны… ну ладно! Хотя бы место себе купить, чтобы довезли, а не выкинули по дороге, предварительно пустив по кругу.
Путешествовать по суше?
Лиля рассматривала и этот вариант, но беременной? Или с грудным ребенком?
Нереально!
Срок подходил зимой, как раз она родит, переждет несколько месяцев сезон штормов и болезней, и летом уже… Да, летом можно попробовать. И Лиля окрепнет, и ребенок…
Но ведь до рождения ребенка надо как-то дожить.
Кушать надо, крышу над головой надо, да и корабль на какие-то деньги нанимать… на какие? Баронский браслет в ломбарде заложить? И свой добавить?
Сапфиры, изумруды…
Стоят дорого.
А дадут за них – медяки.
Просто потому, что первый же вопрос, который ей зададут где угодно – откуда? И Лиля засветится, как неизвестная в этом мире новогодняя елка. И пойдет слух… и попадет она в цепкие ручонки Энтора, от которых пыталась удрать.
Это неправильно.
И еще более неправильно, если ее убьют за эти драгоценности. Что вполне возможно. И убьют, и не пожалеют… и глазом не моргнут. Сейчас человеческая жизнь стоит дешевле медяка, что уж говорить про оборванку, которая выложит в ломбарде изумруды и сапфиры?
Убьют.
Но даже если что-то заплатят, если ей удастся уйти с этими деньгами от всех претендентов на ее кошелек и жизнь, надолго этих денег не хватит. А бандиты наверняка заинтересуются…
Так дело не пойдет.
Лиля задумалась, а потом нашла-таки альтернативу.
Медициной она пока заниматься не могла. Изобрести что-то полезное не могла. Что оставалось? Да то, что умеет по определению каждая женщина. Ну… практически каждая.
Исключения есть, но редкие.
Готовить!
Средневековая кухня – своеобразна. Здесь в ходу соусы и маринады, специи и пряности, которые пытаются прикрыть не особо качественные продукты. Лиля сделала упор на оборот.
Вкусно, быстро, недорого, сытно – для тех, у кого мало времени и много дел. Для тех, кто много и тяжело работает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В том числе для городской стражи.
В одном ей повезло. Она нашла для себя подходящее поле действий.
Или – не повезло? От везения тут было маловато, она искала целенаправленно. Искала таверну, в которой дела идут не блестяще. Так ноги и занесли ее сиятельство в «Рыжего ежика».
Симпатичная некогда таверна переживала упадок.
Когда в ней был хозяин, Ром Сали, она процветала и приносила доход. Хватало и на дело, и на прожитье, и даже о расширении Ром задумывался. Да вот горе – умер.
Оставшись с детьми на руках, его вдова, Марион Сали, попросту растерялась. И было отчего! Дела она вести не умела, в бумагах путалась, готовила вкусно, но там еще и продукты надо заказывать, и с поставщиками ругаться, и порядок поддерживать, и…
Очень много всего надо, если у тебя таверна.
Марион не справлялась. Тут еще соседушка ее, лавочник по имени Арман Пажо (точно – большая жо… кхм, простите) положил глаз на симпатичную вдовушку с таверной и вознамерился вслед за глазом туда еще и руки выложить.
Пакостить начал.
Всякую шушеру в таверну приводить, чтобы дебоши устраивали, с поставщиками говорил… да много чего нехорошего сделал.
Лиля бы ему голову оторвала.
Марион оказалась добрее, она попросила не трогать поганца, лишь бы он оставил женщину в покое. На том и порешили, и остался Пажо живой. Злобой исходил, как дышал, но не убили же? Так, чуточку побили и опозорили.
Лиля и Марион заключили договор.
Лиля оставалась в таверне, жила, готовила, получала часть прибыли, делилась опытом и рецептам и, не тая ничего, а когда она уедет – все останется Марион.
В накладе никто не будет.
Так и получилось.
Пельмени в этом мире тоже пошли «на ура», Лиля ввела еще кучу разновидностей любимого блюда, добавила вареники, чебуреки, гамбургеры, хот-доги (а чего, если изобретение хорошее?) и дело пошло.
Скидка для стражи.
Обеды на вынос.
Обеды на заказ.
Какое там разорение?!
С ног женщины сбивались, готовить втроем не успевали, пришлось помощников нанимать, что на кухню, что на разнос… тут уж Марион развернулась.
В людях она разбиралась неплохо, да и знала всех, кто рядом жил. Знала, кого звать, кого гнать…
Может, и не получилось бы у девушек такого прорыва, но Лиля умудрилась заключить договор с прево Ларусом.
Прево…
Где-то таких людей называли шерифами, где-то комиссарами, а суть все равно одна – следить за порядком. Следить и защищать.
Не допускать беспорядков, гонять стражников, сажать преступников… есть что-то новое? Вот и Лиля не увидела. И в любом мире такая работа сопровождается невысокой зарплатой, ненормированным рабочим днем и частенько – бытовой неустроенностью.
А тут прево попал…
В таверну…
Да в руки Марион Сали.
Что-то подсказывало Лилиан, что скоро у таверны появится хозяин. Или, что вероятнее, не будет Мартин лезть в дела супруги. Будет помогать, защищать, беречь, а с остальным Марион и сама справится. Это она при муже серой мышью была, потом растерялась, а сейчас свою силу почувствовала! Так и носится.
И глаза горят, что у той кошки…
Устроит свою жизнь, наверное, и Лари – девушка, которую Лилиан подобрала по дороге. Вдова, она сбежала от любящей семейки в город и собиралась вовсе уж пропадать – или продавать себя на панели, когда повстречала на дороге Лилиан.
Сначала-то Лари не сообразила, с кем дело имеет. Потом поняла, и прилипла к подруге.
Сейчас она по праву была первой помощницей Марион. И гоняла поставщиков.
Продать Лари что-то тухлое или несвежее было невозможно. Деревенская девушка сама продуктами торговала, и гнилье с тухлятиной за версту чуяла, а обвес и обмер улавливала на подсознательном уровне.
Марион нарадоваться не могла.
А Лиля видела – на Лари положил глаз ее знакомый трактирщик. Дядюшка Патни, как она его прозвала. Не то, чтобы он ухаживал, как это у благородных принято.
