— Братцы, братцы! — взывал он, но не помогло.
«Нам и в другом месте нальют!» — кричали уходящие, а Пекалов удерживал хотя бы тех, что пока колебались:
— Да что вы! Да я щас сам туда полезу! Пример подам! — Он зажег трясущейся рукой свечку и полез, пришлось полезть, а они там, у входа, ждали.
Сзади его нагонял Ярыга; оберегая рукой свечу, Пекалов плаксиво чертыхнулся:
— Зачем их оставил — уйдут.
— Не уйдут — я уж откупорил им, закусь выложил: пока всё не выжрут, не уйдут.
— А ведь страшно, Ярыга...
Они подошли к месту, где хлынула вода: она текла ручейком, текла послабее. Забойщик кулаком пробил дыру, а вода, видно, там стояла, скопилась в земле, вот и вылилась как из кармана, — они совещались, а вода все текла. Когда Пекалов приблизил свечу, Ярыга подставил ладони — огромные ладони в один миг наполнились водой.
— Жуть какая, — сказал Пекалов. — А может, укрепить как-то можно?
Ярыга кивнул: еще пьянчуга Алешка говаривал, что землю в подкопе можно крепить, скажем, кровельным железом, а даже и трубу можно соорудить для оттока воды.
— Попробуем, — согласился Пекалов. — Конечно, реки это не удержит, но хоть страшно не так будет.
— То-то и оно.
Пекалов повесил свечу, воткнув острый крюк подсвечника в боковой свод. Он взял кирку — давай, мол, Ярыга, прокопаем малость, пока ручей не останется за спиной. Ярыга взял другую кирку. Пекалов бил с правой, а Ярыга с левой, а через полчаса они поменялись. Они долбили не спеша — лучше уж они, осторожные, пройдут это опасное место, где пьяный сброд, нервничая, мог бы наделать дел. Они прошли шаг, оба были мокрые с головы до ног. Но впереди не капало. Осмелев, они расширили горловину, и как раз послышались шаги сзади: отпетые людишки все же спустились в подкоп, может, они думали посмотреть на уже затопленных, на мертвых. Ярыга и Пекалов, спокойные, постукивали кирками. Они работали не оборачиваясь. Людишки тем временем сами оценили через полосу капель, что впереди сухо и спокойно.
— Смените-ка нас, — сказал им Ярыга. Помолчали, потом кто-то из них подал согласный голос:
— Ага.
Пекалов и Ярыга вылезли, наказав, чтобы при работе в верхнем слое киркой не лупили, а стесывали понемногу глину лопатой. Мол, на глине-то вода и держится, не река, а вода. А река много выше.
На бугре Пекалов и Ярыга открыли бутыль, выпили. Медленно жевали.
Пекалов дал денег и отправил Ярыгу за листовым железом, горбылями и досками — он хотел послать кого-нибудь другого, а не Ярыгу, но была опасность, что тот, другой, с деньгами сбежит. Теперь на счету был каждый. Когда хлынула вода, ушли пятеро.
— Ничо, — вслух размышлял Ярыга. — Зато остались уже самые отпетые: по ним казаки, да каторга, да еще веревка давно скучают.
— Да и по тебе небось, но ты-то в поселок ходишь.
Ярыга не ответил, только ухмыльнулся.
С утра после очередной попойки стали сколачивать под землей стояки как для крепости, так и для спокойствия. Ярыга и Тимка рубили колы для подпор, остальные крепили и обшивали железом: в подкопе работали теперь веселее. В пугающих местах не только подперли, но и обшили досками верх, а также боковые своды.
В перерыв даже и песню запели — давно не пели. Обтесывая жердину, Ярыга поманил Пекалова к себе и, когда тот подошел, под общий шум пьющих и орущих песню шепнул ему: мол, обнаружил убивца наконец, того, что двоих уже наших угробил.
— Лычов, — сказал шепотом Ярыга, — он, сука. Я видел, как он сейчас обратную сторону у ломика затачивал. Махнет рукой вроде как назад — а человека нет.
— Думаешь, счеты сводит? — шепнул Пекалов, разглядывая среди развалившихся на траве Лычова.
Ярыга хмыкнул: «Какие счеты. Просто любит это», — и оба задумались, как быть и как сделать, чтобы никто в пару с Лычовым долбить землю не лез.
И точно: после выпивки Лычов, играя глазами, по пояс голый, грязный, поднялся с травы первым и позвал: «Ну, кто со мной?.. Пошли!» — и тогда за ним не спеша, но и не мешкая, слова не сказав, пошел Ярыга. Он только мигнул Пекалову: придержи, мол, других — попьянствуй с ними еще. Придержать их было проще простого, никто в подкоп, или, как они говорили, в нору, не спешил. Пили и орали. Тимка с напарником даже и заснули, упившись. Ярыга через час появился и громко сказал:
— А Лычов-то, сука, видно, сбежал! Нигде нету!
— Да ну?
Кинулись туда-сюда, поорали, позвали — нету. Кто-то еще и бранил его со зла.
— А ведь был какой отчаянный, — разводил руками Ярыга. — Я-то думал, он дольше всех нас рыть будет.
— Да и мы так думали! — говорили другие.
Когда спустились в подкоп, Ярыга и Пекалов сначала отгребали, и Ярыга ему сказал: «Здесь» — и показал на боковой свод.
— Смердеть ли не будет?
— Не должен. Я его на шаг почти зарыл. Как в могиле. Еще и доска сверху.
— А что, Ярыга, много крови на тебе?
— Да разве ж то кровь...
На смену они оба протиснулись вперед и взялись за кирки. Ярыга долбил напористо, даже и весело. Долбить и копать стало неожиданно легко — пошел мелкий камень.
* * *
Мелкий камень не прекращался, копать было легче, но зато пошли осыпи, да и сам вид мелкого гравия, а то и гальки пугал: казалось, что над головой уже проступает, обнажаясь, дно реки и что вот-вот все это рухнет и тысячи пудов речной воды хлынут такой лавой, что не только не убежать, но и не встать — убьет тяжестью.
И каждый день случались сухие обвалы: земля глухо сотрясалась, ухала. Крепежный материал кончился. Пекалов подбадривал: купим, мол, купим еще, — пока Ярыга его не одернул:
— Не бреши. Я ж знаю, что денег нету.
Тех денег могло бы хватить, но после одного из глухих обвалов ушел Буров, а с ним еще один отпетый, с шрамами на голове и с не растущим волосяным покровом; ушли ночью. Они сбили с сундучка замок, взяли початую бутыль, а больше не взяли, боясь озлить и вызвать погоню. Но в придачу к початой бутыли, вытянув из-под сонного Пекалова узелок, они взяли деньги. В норе их осталось теперь четверо, считая и Тимку, который спивался все больше. Работали в пары: пара долбила, другая отдыхала. После все четверо отгребали, растянувшись и отбрасывая землю один к другому. Пекалов совсем пал духом. Он лег на пригорке и завороженно смотрел на ту сторону, где болота.
— Молодой я. Неумелый, — говорил Пекалов, смаргивая слезы.
— То-то и оно, что молодой, — засмеялся Ярыга.
И вот тут Ярыга стал собираться: ухожу, мол, и я. Пекалов закричал: нет! Пекалов клял всех и вся. Лежа он бил кулаком по земле и ругал Ярыгу: не надо, мол, было обшивать подкоп досками и деньги тратить, не надо, мол, было убивать Лычова — из-за него и Буров с дружком сбежали. Ярыга засмеялся: дурак, они сбежали, потому что земля осыпается. Если уж ему, Ярыге, снится по ночам, как ухает земля, что ж о других говорить?
— А вот мне не снится! — выкрикнул с обидой Пекалов, на что Ярыга только повторил:
— То-то и оно, что молодой...
Ярыга быушел, но захотел покурить перед дорогой, медлил, а тут из подкопа выскочил перепачканный Кутырь, он тряс своими тряскими черными руками и кричал:
— Половину прошли! Полреки прошли! — Он кричал: — Полреки!.. Полреки!
— Откуда ты знаешь?
Не сбавляя голоса, Кутырь вопил, что он только что смерил — двести шагов!.. Еще Алешка, выплыв на лодке с тянущейся веревкой, увидел на свой наметанный глаз, что в обе стороны реки равно далеко, а после-то и посчитали, сколько в веревке шагов: двести — это половина реки!.. Когда смысл дошел, Пекалов тоже вскрикнул. Пекалов побелел лицом, он весь дрожал.
— Ребятушки! Выпить! Давайте выпьем — полдела!
Пекалов суетился, открыл сундук, метнулся к подкопу и вопил: «Ребята! Эй!.. Бросай работу — выпьем!» — а там только и был Тимка. Тимка вылез, кинулся, конечно, к водке, а Пекалов все звал и кричал в зев подкопа: «Эй, эй, ребятушки!» — пока не подошел Ярыга и не цапнул его за плечо:
— Чего блажишь — нас всего и есть четверо, иль счет потерял! — Он оттащил купчика, а тот все подпрыгивал, кричал.
— Ребятушки! — дергался Пекалов. — Водка теперь ваша! Не запираю! Ребятушки! — Вывернув ломиком петли сундука и сам замок, недавно починенный, он с маху зашвырнул и замок и петли в реку, только булькнули.
А вечером Пекалов спешно отправился в поселок — денег, денег достану!.. Пекалова даже и в дрожь бросало при мысли, что теперь денег не хватит.
В доме было темно; богатый мужик Салков никого из своих еще не поселил тут, однако запоры уже поставил новые. Пекалов знал открывающееся снаружи окно — он влез, двигаясь во тьме ощупью. Про одежду в уговоре речи не велось, и потому Пекалов собрал в узел одежду, что попристойней, взял шкатулку личную, а также хорошее ружье. Он быстро все это продал — он ходил по дворам торопливый, возбужденный, и ладно, что вечер, — вечером было не видно, какой он грязный. И все равно люди в глаза не глядели и цену давали быструю, как за краденое.
