– Знаешь, поэт, – неожиданно для самой себя заявила Лика, – а я приду. Не все же время вкалывать.
– Логично. Вечером будешь отдыхать. А теперь пошли к следующему тренажеру.
Покончив с упражнениями на пресс, Лика еще поработала над мышцами рук и груди.
– Наверное, ты хочешь сегодня вечером произвести впечатление! – пошутил Вячеслав.
Девушка в долгу не осталась:
– Ага! На тебя, милый!
«А почему бы и нет? – думала она про себя. – Меня же все равно никто не ждет, кроме компьютера и ненаписанной книги… Так что я имею полное право повеселиться хотя бы накануне Нового года. Отдохну, потанцую и, может быть, даже пофлиртую. Не со Славиком, конечно. Какой может быть флирт с человеком, который вечно видит тебя в мокрой от пота майке? Но вот с кем-нибудь другим – непременно».
Если бы она только знала, насколько существенные коррективы внесет в эти планы действительность…
4
За 30 лет до описываемых событий
«Она бывает – любовь с первого взгляда. Мы столкнулись у расписания возле деканата, и из головы сразу же выскочило все: и лекция, на которую надо идти, и номер аудитории, и все-все… Остались лишь его сияющие голубые глаза, обаятельная улыбка и невыносимо трагическое ощущение, что сейчас он исчезнет, и я не успею сказать ему самого главного. Как сомнамбула, я двинулась за ним следом… Через день в его биографии не осталось белых пятен: учится на нашем факультете курсом старше, встречается с девушкой, чей отец занимает такой же высокий пост, как и его собственный. В общем, крыть мне было нечем. Что я могла ему предложить? Посидеть с девчонками в нашей комнатке в общежитии? Пожарить картошки, которую родители привезли из деревни? Оставалось лишь одно: находясь в тени, любоваться им, моим солнышком, моим счастьем, моей горькой радостью.
Год прошел как в тумане. Я сдавала какие-то экзамены, скучала на лекциях и сотни раз снимала в воображении продолжение той сцены у расписания возле деканата, когда моя душа потерялась в его глазах. Это был сон, отдаленно похожий на жизнь. Или жизнь, похожая на один и тот же сон? Не знаю…
Мне казалось, лето может принести облегчение. В самом деле, он ведь тогда не закурит на лестнице, а я не буду вздрагивать при виде его, как от удара электрическим током, и сердце перестанет сжиматься в тоске, если среди толпы мальчишек вдруг не видно шапки иссиня-черных волос, и заснувшая ревность прекратит точить внутри меня свои длинные когти…
Наивная. Любовь не лечится временем. Или если вдруг выздоравливаешь – то это не любовь? Или мой случай оказался настолько запущенным, что его никогда уже нельзя вылечить?
За два месяца, проведенных в родной деревне, я высохла от тоски, как щепка.
– Донечка, а может, бросай ее, свою учебу? На тебе же лица нет… – волновалась мать и все норовила подложить мне на тарелку кусок мяса побольше.
Отец же философствовал:
– Науки, они, конечно, так просто не даются. Так и не нужны они в деревне-то. А что – мы с матерью тут жизнь прожили. И неплохо прожили, а, мать?
Я давилась едой, стараясь успокоить родителей. Они у меня такие. Взбредет им в голову, что я надрываюсь за книжками – и придется дома коровам хвосты крутить да грядки пропалывать. Только тогда я точно умру…
В сентябре выяснилось, что нас отправляют на картошку. На целый месяц. Соседки по комнате, собирая вещи, приплясывали и вопили от восторга.
Кто-то прихватил гитару, и вагон электрички, в котором мы ехали, скоро огласился песнями. Но мне было не до песен. Как все-таки несправедливо – после двух месяцев разлуки я так его и не увидела. На картошку такие, как он, не ездят, значит, мне предстоит еще месяц пытки неопределенностью, одиночеством, и… Закончить мысль не получилось, потому что к нам, привлеченные песнями, пришли ребята из соседнего вагона, и я вдруг заметила, какое яркое солнце бьет в окна и небо пронзительно голубое. Он! Был! Рядом! На соседнем сиденье!!! Загорелый дочерна, еще больше вытянувшийся, мой милый, любимый, самый лучший…
Днем я его не видела. Мы попали в разные бригады, нас развозили разные грузовики, мы трудились на разных полях. Что может быть символичнее в отношении не одного поля ягодок? Тем не менее я ходила пьяная от счастья. Ведь были завтраки в прохладной, похожей на барак столовой и был он, и его взгляд мимолетно скользил по моему лицу.
А в воскресенье в столовой появилось короткое объявление: «Сегодня в 18 часов в клубе состоятся танцы. Приглашаются все желающие». Сразу же возникла шальная мысль: принарядиться, выпить пару глотков вина для храбрости и пригласить его на танец. Он, конечно, мне откажет. Ведь по сравнению с его девушкой я выгляжу провинциальной простушкой: в скромной блузке, черной юбке, скроенной из старых отцовских брюк. Увы…
А значит, никаких танцев не будет.
После ужина я отдала единственную приличную вещь в своем гардеробе – лаковые туфли на каблуках, полгода со стипендии на них деньги откладывала, – подруге. Пусть хоть она повеселится, не жалко. А сама осталась в одной из комнаток старой школы. Нас поселили в ней, холодной и полуразрушенной: девушек – в правом крыле, парней – в левом…
Перед глазами лежала книга, но я открыла ее скорее просто по привычке. Раздражение невольно копошилось в груди. Что хорошего в этих книгах? Золушка начинает верить, что достойна любви принца. Только в жизни все происходит наоборот. Принцы выбирают принцесс, а Золушки в старых платьях моют полы…
Я миллион раз представляла себе, как он заговорит со мной. Но, когда это произошло, меня окатило жаркой волной, и язык отказался повиноваться.
– Приве-ет! Я подумал, что девчонки плясать побежали, а свет выключить забыли. А почему ты не пошла на танцы? Заболела?
Не в силах вымолвить ни слова, я просто покачала головой.
– Так, может, пойдем? Вся зима впереди, успеешь еще к сессии подготовиться!
Боже, как все просто, оказывается! Он приглашает меня на танцы! Но… Если блузка с юбкой при всей их скромности не отличаются особым уродством, то про обувь этого не скажешь. Вон из-за спинки железной кровати выглядывают резиновые сапоги, в которых удобно лишь ходить по полю. Есть еще старые ботинки, но их коричневая кожа местами вытерлась до оранжевых трещинок…
– Знаешь, что-то мне не хочется, – решительно сказала я. Потом, перепугавшись, что он закроет дверь так же неожиданно, как и открыл ее, робко добавила: – Давай, может, здесь посидим. Просто поговорим.
Он бросил взгляд на часы – настоящие «командирские». Потом вопросительно поднял на меня свои огромные глазищи, обрамленные длинными ресницами:
– Ты, правда, этого хочешь?
Я хотела всего. Хоть чего-нибудь. Я физически чувствовала, как пульсирует секундами каждая минута, которую он проводит, сидя на краешке моей постели. Я старалась запомнить их ускользающий бег, потому что в глубине души понимала: нет никаких сил и возможностей их удержать. И я опять кивнула.
Он медлил.
– Но ты же понимаешь… это не всерьез…
– Конечно. Все не всерьез, да, конечно.
Его смущала моя преданно-собачья торопливость. И тогда я просто взяла его за руку и притянула к себе…
Немного нежности и много боли. Я еле дождалась, пока его мокрое тело прекратит быстрые жадные движения. Хотелось закричать во все горло, но я сдерживалась. Где-то в школе наверняка есть люди…
Потом он щелкнул выключателем настольной лампы, потянулся за одеждой. Я быстро натянула на себя одеяло, но он все же успел заметить на простыне пятна. Поморщился, но сказал лишь одно:
– Ну, пока-а.
Мне хотелось сказать сотню ласковых слов. Мне было важно услышать в ответ какую-нибудь нежную фразу, хотя бы одну-единственную.
– Пока, – вежливо разомкнулись мои губы.
«Вот и все, – подумала я, – больше никогда ничего не будет…»
На следующий день он вел себя так, словно бы ничего не случилось. Для него, видимо, так оно и было…»
5
Отряхивая шубку от снега в прихожей двухэтажного коттеджа, Лика с изумлением уставилась на вешалку. Судя по обилию курток и пальто, на организованную «Миром спорта» вечеринку приехало немало людей.
В просторном холле с большой елкой уже вовсю кипело веселье. За составленными буквой «П» столами сидели гости.
Инструктор по аэробике Таня Добротворская, завидев нерешительно оглядывающуюся Лику, махнула рукой:
– Вронская! Иди сюда!
Под заинтересованными мужскими и ревнивыми женскими взглядами Лика протиснулась к дальнему краю стола и опустилась на стул. И невольно заулыбалась в ответ на Танину обезоруживающую улыбку.
Татьяна умела улыбаться так, что во время тренировок у клиентов открывалось второе дыхание, и, обессиленные и уставшие, они вновь и вновь качали пресс, приседали с гантелями – в общем, делали все, что требовала Таня.
С ней было очень легко, и Лика, у которой не имелось особо близких подруг, как-то с удивлением осознала: с Татьяной ей хочется общаться.
