этого протянул Хогану подзорную трубу, а после молча ждал, пока тот осматривал брешь.
Инженер засопел:
– Годится.
– Уверены? – Шарп забрал трубу, машинально нащупал гравированную табличку «С благодарностью от А. У. 23 сентября 1803».
– Мы никогда не бываем уверены. Но не вижу, что еще можно сделать.
Инженерам вменялось в обязанность определять, когда пролом станет «проходимым», то есть когда, по их мнению, пехота сможет вскарабкаться по каменной осыпи.
Шарп взглянул на маленького немолодого майора:
– Голос у вас невеселый.
– Еще бы! Кто любит осаду?
Хоган, как прежде Шарп, пытался угадать, что за ужасные сюрпризы приготовили французы за брешью. По идее, осада – самая научная часть войны. Атакующие пробивают дыру в стене, и обе стороны знают, что через нее можно проникнуть в крепость, однако все преимущества на стороне осажденных. Им известно, где противник будет штурмовать и сколько примерно человек могут пройти в брешь. Здесь наука умолкает. Нужно большое искусство, чтобы разместить батареи и подвести сапы; но едва инженерная наука выполнит свою задачу, наступит черед пехоты: ее долг – карабкаться на укрепления и гибнуть. Осадная артиллерия будет стрелять до последней возможности, но, коль скоро в ход пошли штыки, только бешеный натиск позволит атакующим прорваться через хитро расставленные ловушки.
Шарпу снова стало страшно.
Ирландец, похоже, прочел мысли Шарпа и похлопал его по плечу:
– Насчет нынешней у меня предчувствие, Ричард: все будет хорошо. – Он сменил тему. – Есть какие-нибудь вести от вашей женщины?
– От которой?
Хоган фыркнул:
– От которой? Конечно от Терезы!
Шарп мотнул головой:
– Последние шестнадцать месяцев – нет. Не знаю, где она.
«И даже не знаю, жива ли», – добавил он про себя.
Тереза участвовала в герилье, партизанской войне против французов, и сражалась в горах недалеко от Сьюдад-Родриго. Шарп не видел девушку с расставания под Алмейдой, и сейчас, вспомнив о ней, почувствовал вдруг влечение. У нее ястребиное лицо с тонкими и суровыми чертами, темные волосы и глаза. Тереза прекрасна, как прекрасен хороший клинок – тонкостью и крепостью.
Позже, в Англии, Шарп встретил Джейн Гиббонс, сестру лейтенанта Кристиана Гиббонса, который пытался убить его в Талавере. Гиббонс мертв. Джейн Гиббонс великолепна, как мужская мечта о красоте: стройная, белокурая, женственная, как и Тереза, но на этом их сходство кончается. Тереза разберет замок штуцера за тридцать секунд, убьет человека выстрелом с двухсот шагов; она умеет ждать в засаде и знает, как продлить предсмертные мучения пленного француза, чтобы отомстить за бесчестье и смерть матери. Джейн Гиббонс играет на фортепьяно, пишет прелестные письма, ловко обращается с веером в контрдансе и с удовольствием тратит деньги у челмсфордских модисток. Эти женщины отличаются, как сталь и шелк, однако Шарпа влечет к обеим, хоть он и осознает бесплодность подобных грез.
– Она жива. – Голос Хогана смягчился.
– Кто?
– Тереза.
Несмотря на нехватку инженеров, Веллингтон взял Хогана в свой штаб. Ирландец говорил по-испански, по-португальски и по-французски, умел разгадывать вражеские шифры и проводил уйму времени в обществе партизан или лазутчиков Веллингтона, которые разъезжали поодиночке, в военной форме, по французским тылам. Хоган занимался тем, что Веллингтон называл разведывательной деятельностью. Если Тереза еще сражается, кому, как не Хогану, об этом знать.
– Что вы слышали?
– Немногое. Она долго пробыла одна на юге, но, как мне сказали, вернулась. Отряд возглавляет не она, а ее брат, но ее по-прежнему зовут Агуха.
Шарп улыбнулся. Он сам придумал это прозвище – Игла.
– Зачем она уезжала на юг?
– Не знаю. – Хоган тоже улыбнулся. – Не унывайте! Вы еще увидитесь с ней! Да и я не прочь свести знакомство!
Шарп покачал головой. За все это время Тереза ни разу не попыталась его разыскать.
– Должна быть последняя женщина, сэр, как и последняя битва.
Хоган зашелся от смеха:
– Силы небесные! Последняя женщина! Ну вы и сказали! Только не говорите, что собрались в монахи. – Он утер слезу. – Последняя женщина, скажете тоже! – Инженер еще раз обернулся к городу. – Послушайте, дружище, я должен заняться делом, чтобы не оказаться самым никчемным ирландцем в штабе Веллингтона. В этот раз обещаете себя поберечь?
Шарп с ухмылкой кивнул:
– Я выживу.
– Полезное самообольщение. Хорошо, что вы вернулись.
Хоган улыбнулся и двинулся рысцой по снегу к ставке Веллингтона. Шарп обернулся к Сьюдад-Родриго. Выжить. Плохое время для войны. Конец года, когда люди заглядывают в будущее, мечтают о далеких радостях, о домишке и доброй женушке, о дружеских застольях по вечерам. Зиму солдаты проводят на квартирах, ждут, когда сойдет весенний паводок и просохнут дороги, но Веллингтон выступил в первые дни нового года; французский гарнизон Сьюдад-Родриго проснулся холодным утром и увидел, что война и смерть в 1812-м пришли рано.
Сьюдад-Родриго – только начало. Лишь две дороги из Португалии в Испанию способны выдержать тяжелую артиллерию, бесконечную вереницу обозов, поступь батальонов и эскадронов. Сьюдад-Родриго преграждает северную, и сегодня вечером, когда церковные колокола прозвонят семь, Веллингтон прикажет взять крепость. Затем – и вся армия, вся Испания это знает – предстоит захватить южную дорогу. Чтобы надежно защитить Португалию, чтобы войти в Испанию, британцам необходимо контролировать обе дороги, а чтобы контролировать южную дорогу, надо взять Бадахос.
Бадахос. Шарп побывал там после Талаверы и до того, как испанская армия позорно сдала город французам. Сьюдад-Родриго велик, но он мал в сравнении с Бадахосом; заснеженные стены кажутся огромными, но далеко им до бастионов Бадахоса.
Мысли Ричарда Шарпа устремились к югу вместе с пороховым дымом, плывущим над Сьюдад-Родриго, – к югу, где громадная крепость отбрасывает мрачную тень на холодные воды Гвадианы. Бадахос. Дважды британцы безуспешно пытались отбить его у французов. Вскоре предстоит третья попытка.
Шарп пошел вниз по склону холма, туда, где ждала его рота. Разумеется, может случиться чудо – гарнизон Бадахоса заболеет лихорадкой, взорвется пороховой погреб или закончится война, но Шарп понимал: все это напрасные мечты на холодном ветру. Он думал о капитанском патенте, о своем назначении, и хотя верил, что полковник Лоуфорд не отнимет у него роту, тем не менее сомневался: может, все-таки надо было записаться в «Отчаянную надежду»? Он бы наверняка стал капитаном, если бы первым ворвался в обороняемую противником брешь. Он бы прошел испытание страхом; он бы преодолел этот страх.
Но он не вызвался. И если не сможет доказать свою смелость в Сьюдад-Родриго, как много раз доказывал прежде, значит придется доказывать позже.
В Бадахосе.
Глава вторая
Приказы пришли вечером и никого не удивили, просто батальоны начали тихо готовиться. Солдаты точили и смазывали штыки, офицеры проверяли и перепроверяли
