– Я уже в депрессии.
– Я вижу. Я не могу облегчить ваши страдания. Разве что информацией о том, что действительно не сплю с вашим отцом. Он был и остается для меня хорошим, уважаемым человеком. И то, что я сегодня узнала, не меняет моего отношения к нему.
– Почему? Он бросил маму в беде!
– Он не бросил, Катя. Он поместил болеющего человека в оптимальные условия для выздоровления. На свежий воздух. Обеспечил ему качественный уход. Он внимателен, насколько позволяют условия, и щедр. Ему тоже плохо, Катя. И страшно. Если он лично будет выносить ее утки, это не сделает счастливым ни его, ни – поверьте – ее. Потому что женщине важно быть красивой и желанной в глазах своего мужчины в любой ситуации. Ей будет стыдно, неловко. И ему тоже. Это увеличит пропасть между ними. Поверьте мне и моему опыту: нанять сиделку – это лучшее, что я могла сделать для своей матери. А он – для жены.
СТЫД – ХОРОШИЙ СИМПТОМ. НЕ ВСЕ, ЗНАЧИТ, ПОТЕРЯНО.
– Как можно спать с молоденькими профурсетками, когда твоя жена умирает?
– Катя, не надо никого судить. Это его выбор и его ответственность.
– Оу, ты еще и грехи отпускаешь?
– Проще жить, Катя, если взять за основу мысль о том, что «со всеми вокруг все отлично». Вот, к примеру, мы с вами сейчас чай пьем, а где-то сейчас кто-то убивает человека. Потому что где-то война, и кто-то солдат, и это его в каком-то смысле работа – убивать. А я вот не могу убить. У вас своя система координат, сформированная вашими знаниями и опытом. А у солдата – своя. И у вашего отца – своя. И он убивает. На войне – не на войне, но он может убить. И он не становится бракованным только потому, что ваши системы не совпали, понимаете? Потому что на каждом этапе своей жизни мы делаем оптимальный для нас выбор, о котором нельзя жалеть. С каждым из нас, Катя, все в порядке. Каждый выбор поступка – оптимальный. Самый лучший. Единственно возможный. Понимаете? Ну, как бы жизнь задает условия задачи, но решение у задачи – одно. Я знаю женщину, красивую, успешную, но одинокую. Это ее выбор. Она не строит отношения сознательно, потому что в институте отвергнутый ей поклонник сбросился с многоэтажки. И в ее условия задачи навсегда вошла новая переменная – стресс от осознания, что косвенно из-за тебя умер человек. Со стороны кажется ненормальным, что она одна, но с ней все нормально. Потому что у нее своя задача с единственно верным ответом.
– То есть измена – это нормально?
– Ваша мама вправе не бороться за жизнь. Это ее выбор, это нормально для нее. Но не для вас. Ваш отец вправе спать с кем хочет. Это нормально для него, но не для вас.
– В голове не укладывается. Так можно и маньяка оправдать.
– Можно. Маньяк стал маньяком, потому что в его задаче было именно такое верное решение. Что там, в условиях его задачи, какие переменные? Пережитое в детстве насилие, психическое заболевание, я не знаю. Но маньяк мог стать только маньяком, и он им стал.
– Я пойду перекурю. Подожди меня пять минут. И называй меня на ты, пожалуйста. Катя вернулась, растерянная, смущенная, стала торопливо говорить:
– Знаешь, Оль, мне не нужна никакая консультация. И я ведь не опоздала. Стояла на улице, наблюдалаза тобой через стекло. Прикидывала, смогу ли просто войти, плеснуть в тебя чаем и уйти. Но ты все студила и студила свой чай, он явно был горячий, а у меня не было задачи покалечить, только унизить…
– Я сейчас, видимо, должна сказать тебе спасибо?
– Я рада, что не смогла. Мне очень кстати этот разговор.
– Чтобы узнать, что, возможно, все любовницы твоего отца на самом деле вовсе не любовницы, ну или любовницы, но не его?
– О нет. Кстати, в этом вопросе я не до конца тебе поверила. Точнее, ему. Но это же мое право?
– Твое, – вздохнула я.
– Зато самое ценное сегодня – понять, что со мной все ок. А то у меня последние месяцы было ощущение, что крыша едет…
– Крыша едет – это переменная в твоих условиях задачи.
– Да уж. Слушай, не думала, что скажу это любовнице отца, но спасибо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Слушай, если б у меня было чем плеснуть в тебя – я б плеснула, упрямая ты девчонка!
– Меня так папа называет…
Мы встретились глазами. Она выглядела раскаявшейся.
– У тебя чудесный папа, Кать…
– Я знаю.
– Нет, не знаешь. Вот тебе одна история. У мальчика Вити ДЦП. Ему 9, живет в детдоме. Он никогда не ходил. Всю жизнь или лежал до пролежней, или на инвалидном кресле его возили. В Германии есть специальные функциональные ходунки. Для взрослых. Удобные, но дико дорогие. Люди вокруг устали от больных детей, про которых со всех каналов говорят, их уже не разжалобишь историей Вити. На встречу с твоим отцом я опоздала: как раз от Вити ехала. И просто, извиняясь за опоздание, объяснила, где и с кем была. И он тут же, не зная еще ни меня, ни тем более Вити, проникся и через интернет тут же оплатил ходунки, подгонку индивидуальную и доставку. Через месяц Витя впервые за 9 лет своей жизни сделал свой первый шаг. Благодаря твоему отцу.
У Кати в глазах стояли слезы.
БЫВАЮТ ЕЩЕ НЕРАВНОДУШНЫЕ ЛЮДИ, СПОСОБНЫЕ ПРОНИКНУТЬСЯ ЧУЖОЙ ИСТОРИЕЙ И ПОМОЧЬ ПРОСТО ПОТОМУ, ЧТО ХОТЯТ.
– У меня, Кать, есть много таких историй про него. Он и меня выручал. Не ждал, когда попрошу. Просто делал. Если откровенно, я понимаю девушек, которые спят с ним. Если такие есть. Их возбуждает его человечность и неравнодушие. Деньги – как следствие. Прежде всего он очень хороший человек. И отец. Поверь мне, выросшей без отца девочке…
– Спасибо, Оль. Я его на самом деле очень люблю…
– Ну и славно. Тогда пошли по домам. А то я давно не видела своего мужа и сына. Все скачу по любовникам да по их дочерям… И оставь, ради Бога, хорошие чаевые официанту, с которым ты вела себя как отъявленная хамка.
Катя улыбнулась, отсчитывая деньги.
– Я часто себя так веду. Но мне стыдно.
– Стыдно – это хороший симптом. Не все, значит, потеряно…
Мы расстались, обнявшись. Катя поехала к маме.
Нормальная Катя поехала к нормальной маме. Возможно, вечером к ним приедет нормальный папа и муж в одном лице. Потому что со всеми вокруг все нормально…
Герань
Моя подруга сделала ремонт в квартире и пригласила меня на новоселье. Подруга очень гордилась тем, что она сама выступила дизайнером интерьера, причем в первый раз в жизни. Я купила конфет ручной работы и авторский вазон в качестве подарка на новоселье. Приехала запыхавшаяся, румяная, готовая восхищаться.
Честно говоря, я в интерьерах вообще не разбираюсь. Руководствуюсь исключительно категориями «нравится» – «не нравится». Мне чаще всего нравится. Особенно если чистенько и уютненько и цвет не режет глаз. Я люблю листать каталоги «Икеи» и примерять интерьеры на себя. По факту я могла бы жить практически на всех страницах, кроме тех, где интерьер представлен в темных, густо-шоколадных тонах: просто у меня живет гордая волосатая кошка, которая сразу заляпает колтунами шерсти всю красоту.
Еще я люблю смотреть последние десять минут передач, где переделывают интерьеры, когда герои входят в свое новое, отреставрированное чужими руками жилище и радостно охают. И я завистливо охаю вместес ними. А потом показывают, как было и как стало. И всем очевидно, что было плохо, а стало хорошо.
Я и раньше бывала у этой подруги. Мне нравилась ее захламленная родительским наследством крошечная квартирка и шестиметровая прокопченная кухонька.
На плите уютно дремал пузатый чайник, на окнах висели солнечные шторки в складочку, на подоконнике грустила герань, на столе с неоднократно прожженной скатертью стояла обиженная пепельница.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Подруга сама – страстная курильщица, и все ее частые курящие гости выдыхали дым от сигарет прямо в герань, а пепел стряхивали прямо в горшок, минуя пепельницу как лишнее звено. Но герань стойко терпела это издевательство, воспринимала пепел как удобрение и регулярно цвела пушистыми розовыми цветами всем назло. Подруга смеялась и говорила, что она в герани видит родную душу: она – по сути такая же одинокая, стойкая, замученная, пропахшая, но цветущая. Герань была как бы цветочным олицетворением подруги.
