На тусовках и в пивнушках Рихард пил больше и быстрее всех и, конечно, больше всех бывал пьян. Вскоре мне стало ясно, как выглядят те вечера, когда его нет дома. В большинстве случаев он заходил в кафе перекусить, проглотить, к примеру, гамбургер. Потом в ход шло пиво. Пол-литровые бокалы, которые он опрокидывал один за другим, одерживали над ним победу, благодаря своим пивной пеной накачанным мускулам. Пиво безжалостно бросалось в атаку, победным маршем проникало внутрь. Потом наступала очередь виски. Наконец он оставался на поле брани в гордом одиночестве – и пил. Стол заполняли пустые стаканы. Запах пива был вездесущ. Виски лилось с небес. А он продолжал пить с каким-то особым мужеством, без устали. Никогда не останавливался прежде, чем наступало мертвецкое опьянение.
В самом начале нашей «семейной» жизни и я, бывало, злоупотребляла алкоголем. Опьянение казалось мне прекрасным забытьём. Я могла произнести вслух то, что в трезвом виде никогда бы не сказала. Чувствовать себя сексуальной. Исчезали границы и барьеры. В этом не было продуманной стратегии, но я считала, что алкоголь вполне может присутствовать в моей жизни. Я пила, потому что подшофе на тусовках человек чувствует себя расслабленным. Мужчины выглядели красивее. Иногда я пила, чтобы забыться, в другой раз – чтобы что-то вспомнить. Но в самом процессе выпивки не было прямой осознанной цели.
Мне хотелось быть свободной. Не сдерживать эмоций. Смеяться. Мне нравилось пить, как пьют мужики. Падать под стол, выпив море текилы. Потом меня выворачивало в сугроб, и я клялась себе, матери и господу Богу, что больше никогда не возьму в рот ни капли. Но клятвы иногда имеют короткую жизнь. Назавтра был новый день.
Я не помню точно, когда произошел перелом, с каких пор я стала воспринимать алкоголь как врага, а не утешителя. С какого-то момента его «аромат» стал мне противен, напоминал наказание, запах мертвечины. У меня в желудке начинались спазмы, стоило выпившему пассажиру в автобусе дыхнуть мне в лицо. Однажды я не смогла сдержаться, когда в метро рядом со мной оказалась женщина, распространявшая запах вчерашней попойки. Он отравил воздух вокруг, и я не могла дышать. Не знаю, когда случился этот перелом. Но он произошел, и это продолжается до сих пор.
2
Для матери-одиночки все мужчины – потенциальные кандидаты на место Избранника. Но если бы кто-нибудь сказал мне, что им будет он, парень, которого я встретила в тот майский вечер и который выглядел таким юным и несерьезным… Я бы высмеяла его. Одинокая женщина-мать ищет опору и безопасность. И главное – ей ни к чему новые проблемы вдобавок к имеющимся. Но разве могла я знать, что встретила свою судьбу? Ну и ну, это звучит так глупо. Но, к сожалению, так оно и случилось.
Мы с Эдвардом, которому уже было четыре года, жили недалеко от центра, в квартире площадью семьдесят пять квадратных метров, на первом этаже, рядом с небольшим двориком. Квартира была немного темновата, но я любила ее. Эдвард спал в комнатушке, которую раньше занимала прислуга. Напротив нас проживал чокнутый таксист, каждую ночь менявший женщин. Дом состоял из маленьких квартир, в которых жили люди без партнера, одинокие матери и отцы и разные странные личности. Иногда в доме стоял такой гам, что я от него уставала. Бытовуха выпирала наружу, напоминала о себе, иногда довольно неприглядно. Гам заставлял понять, что человек в жизни должен быть готов ко всему. И приспособиться.
Добиться, чтобы все наладилось, – это настоящий бег на марафонскую дистанцию. Мне нужно было встряхнуться от ежедневных утомительных забот. Казалось, мой удел – раздвоение. С одной стороны, детский мир: детсад, игры с Эдвардом, минуты покоя на диване и «Спокойной ночи, малыши!» у телевизора в шесть. С другой стороны – стресс, ведь лямку фактически тянула я одна. Отец Эдварда помогал очень мало, а точнее, не помогал вовсе. Формально сын был отдан на попечение нам обоим, что в действительности ни к чему моего бывшего супруга не обязывало. Я развелась с ним из-за его непрекращающегося пьянства. Он никогда не мог мне этого простить. Конечно, я знала, что привязанность многих мужчин к своим детям зависит, прежде всего, от их взаимоотношений с женами, и коли они разладятся, то есть жена скажет: «Спасибо, не хочу, до свидания», то это отразится на отношении мужа к их общему ребенку. Думаю, что мой «бывший» хотел наказать меня, но наказал только Эдварда и, наверно, себя. Во время бракоразводного процесса мой адвокат предупредил меня, что борьба за ребенка может продолжаться вплоть до совершеннолетия Эдварда. Различные споры и недоразумения могли годами подспудно тлеть, чтобы вдруг по какой-то причине неожиданно вспыхнуть. А если бывший муж еще и алкоголик, то он мог совершенно спокойно исчезнуть невесть куда, а позже появиться как неприятный сюрприз и начать тяжбу снова.
Я зарабатывала на жизнь составлением рекламных текстов и писала для нескольких агентств. В основном это была реклама модной одежды. Короткие элегантные строчки об осенних куртках. Детская одежда для любой погоды. Иногда я сочиняла что-то о косметике. Крем для лица. Гель для душа. Косметические тампоны из чистого хлопка. В работе я была ас. Надежная. Вовремя сдающая заказы. Быть на вольных хлебах меня устраивало. Я могла позволить себе сидеть дома за компьютером и пописывать сказки, увеличивающие продажу мужских ботинок, дамских туфель и особенно качественных перчаток. Тра-ля-ля. И нет проблем. Даже мозговые извилины напрягать не приходилось.
Сдать заказ, затем забрать сына из садика. В пивной я была уже уставшей. Сказывалась раздвоенность существования матери маленького ребенка. На вечер черная юбка и ярко-красная помада. Надо развеяться. Завлечь домой мужика. Секс без обязательств. У тебя есть дети? Есть. Ой, какая прелесть! Но… Тебя это не касается. Я не хочу, чтобы ты «делал Эдварду папашу». Переспим, а потом – вон там дверь… Мы занимались любовью, и иногда получалось хорошо, а иногда – не очень. Каких-нибудь стоящих воспоминаний от этого не осталось. Случалось, я приводила их к себе сразу после знакомства. Если язык пришельца лежал у меня во рту словно дохлая крыса, парень не имел шансов совать что-либо в иные части моего тела. Дохлая крыса. Хватит, приехали. В мире столько ничтожных мужчин.
Рихард ничтожным не был. Он не считал, что дети всего лишь забавный придаток. В тот вечер, когда мы познакомились, он засмотрелся на мое ожерелье и сказал, что оно ему нравится. Я ответила, что это подарок от сына ко Дню матери. «От сына? У тебя есть сын?» – спросил он, и я кивнула в знак подтверждения. «Я думаю, что ты самая лучшая мама в мире», – сказал он с улыбкой. Он не испугался, узнав о сыне. И не комментировал это так, как будто речь идет о забавном щенке. «Я тоже хочу иметь с тобой детей», – заявил он после того, как мы стали встречаться, и я была уверена, что он не шутит.
– Он наверняка сумасшедший. Сколько, ты говоришь, ему лет? – спросила Шарлотта, моя сестра, старше меня на два года.
– Двадцать, ну и что?
– Двадцать! Он вообще не представляет, что это такое – иметь детей. Двадцатилетние пацаны детей заводить не должны. К тому же он пьет. Да он вообще еще недоросль. Во всех отношениях. Мариска, кошечка, остерегись. Ты уже раз обожглась.
Я мотнула головой. При всей моей любви к сестре я не могла с ней согласиться. Знала, что она ошибается относительно Рихарда. Я была убеждена, что Рихард умнее остальных, умнее, чем мой «бывший», умнее всех тех мужчин в возрасте около тридцати, с которыми мы обычно общались.
– Единственной проблемой, наверно, будет его чрезмерное пристрастие к выпивке, – ответила я Шарлотте, сидевшей у меня на кухне и наблюдавшей, как я готовлю подливку к спагетти.
Она покачала головой.
– Все кончится крахом. Причем серьезным, если хочешь знать мое мнение. Мариса, неужели ты не способна найти себе нормального мужика, выйти за него замуж и иметь с ним кучу детей, как ты всегда мечтала? От одного отца…
– Ты, главное, не говори маме, что Рихард пьет. Я ей об этом не сказала, – прервала я сестру, не ответив на ее вопрос.
Золотце ты мое, Шарлотта. Сестре не везло с мужчинами, пожалуй, еще больше, чем мне. Моя милая сестрица, столь же красива, сколь и умна. Но все еще одна. Сколько раз мы обсуждали это! И со всех сторон…
Какое счастье, что она у меня есть. Я могла быть с ней искренна, советоваться с ней, несмотря на то, что иногда ее советам была грош цена. Но сам факт, что она рядом, давал некую уверенность. Бедные девушки, не имеющие сестер! Если бы мы с сестрой могли жить вместе, я не сомневаюсь, мы были бы счастливы до самой смерти. Но Шарлотта мечтала о ребенке. О собственной семье. Она охотилась. И я знала, что от своей мечты сестра не откажется.
– Но ты ведь можешь сказать ему, чтобы он бросил пить, – вздохнула Шарлотта. – Он же не алкоголик, правда?
– Нет, – ответила я. – Конечно, нет.
