должен выбраться к своему будущему. Иди.
И Миэр идет, плача теперь уже навзрыд, открывая глаза лишь на пару секунд, чтобы уцепиться за что-то, он послушно пробирается сквозь рассыпающиеся тела, пока не видит
свое собственное.
Легкие обтекают кровью, низший не может дышать. Широко распахнутые глаза исступленно смотрят на самого себя – в сохранности, почти живого себя. Он понимает – если пойдет дальше, то его тело тоже.. рассыпется.
– Я не могу идти дальше, – захлебываясь багровыми рыданиями, Миэр садится напротив, не отрывая взгляда от самого себя.
– Почему? – голос, набирающий обороты, звучит непривычно взволнованно, заставляя поднять глаза к белому сиянию, что просачивается сквозь горы тел.
– Здесь мое тело.. Если я пойду дальше, оно рассыпется, – вместо тела рассыпается последнее слово, шепот которого сквозит отчаянием. – Я не могу-
– Но если ты остановишься, ты навсегда останешься там! Тебе нужно выбраться!
Кто этот голос? Почему он так эмоционален?
– Если я разрушу все до основания, что от меня останется? – Миэр опустошенно смотрит вверх, заставляя слезы прыснуть из чужих глаз.
Ироторид не понимает, как себя чувствует. Это уже слишком. Все, что происходит внутри этого низшего – нашло отражение в его прошлой жизни. С каждым словом в погибающем Западном он видит погибающего себя. Последний безнадежный вопрос разбил высшему душу, потому что
это вечный вопрос Ироторида
к самому себе.
За эти четыре часа двадцать семь минут Ироторид переосмыслил столько, что новых истин хватит на всю оставшуюся жизнь. И он не может спокойно смотреть на то, как низший умирает, цепляясь за прошлого себя, умирает, боясь разрушить все до основания ради своего будущего. Спасая низшего сейчас, Ироторид спасает себя. И он не может, абсолютно не может допустить его смерти, как не может допустить и своей собственной.
Взгляд на часы приводит в ужас, но высший не знает, что ответить. У высшего никогда не было ответа на этот вопрос.
Миэр молчит, а крупная перманентная дрожь его конечностей начинает мельчеть. Миэр молчит, а дыхание теряет свое глубину, становясь поверхностным. Ироторид не может спокойно смотреть на то, как он все-таки умирает, Ироторид не может лицезреть то, что не может его спасти. Не может спасти его, словно самого себя. Он никого не может спасти. Слезы всхлипами озаряют залитую последними оранжевыми лучами комнату, Ироторид чувствует, будто сам сейчас умрет от собственного бессилия.
– Почему я слышу слезы? – слабый голос заставляет дернуться и резко вдохнуть, собирая жемчужные осколки надежды.
– Потому что я очень хочу, чтобы ты выбрался, несмотря ни на что. Потому что я хочу, чтобы ты выжил, чтобы ты пришел к будущему, и не важно, что тебе придется для этого сделать. Разве твоя собственная жизнь – не ценнее, не важнее всего остального? Не первостепеннее даже прошлого тебя?
Ироторид уже нисколько не сомневается, что обращает эти слова не к одному низшему. Он говорит себе, и тоска по всему огромному пласту произошедшего разрушается в этом крике его души, что пытается спасти. Спасти низшего, спасти его самого. Он и Западный сейчас будто срастаются в одного человека. Связь с происходящим колеблется, но не рвется. Он не позволит ей порваться сейчас.
– Да.. Жизнь – ценнее..
– Поэтому выбирайся оттуда!
– Мне страшно. Мне страшно увидеть, как я рассыплюсь так же, как и все другие тела здесь..
– Но это твой единственный способ! Ты должен выжить! Не бойся, я встречу тебя на выходе!
И Миэр пробирается вверх, со слезами лицезрея рассыпающегося себя, карабкается к сиянию, минуя черные трупы своих воспоминаний.
– Я выбрался.
– Ты достиг сияния?
– Еще нет.
– Как ты можешь пробраться к нему?
– Я могу плыть. Через океан моих слез.
Дыхание снова схватывает, и сил хватает только на то, чтобы сдавленно ответить "плыви".
И Миэр отталкивается от праха, плывя прямиком к жемчужной россыпи внутреннего света, пересекая кровавый океан своих слез. Ему жалко оставлять все внизу, но он плывет, поверив словам о способе выжить. Он плывет, изо всех ничтожных сил тянясь к спасению. Этот океан кажется бескрайним, но сияние не теряется из виду, и это оказывается главным. Он подплывает все ближе и ближе к голубоватой поверхности, озаряющей его мягким светом. Он уже чувствует тепло голубого воздуха наверху, он совсем рядом с выходом, и, последний раз посмотрев вниз на трупы его памяти и прошлого себя, от которых почти ничего не осталось, он делает последний рывок и выныривает.
Он выныривает в подернутую синей дымкой реальность, резко принимая полусидячее положение и ужасается, увидев перед собой высшего; он вздрагивает, непослушным телом изо всех сил пятясь назад.
Ироторид полуулыбается, осознавая то, что низший наконец смотрит на него видящими глазами. Смотрит – и правда видит его, а не искаженную своим сознанием реальность.
– Тише, – Ироторид медленно подвигается ближе, обеспокоенным диким страхом в его глазах. – Не бойся меня, – он так же медленно и боязливо прикасается к чужому плечу. Выдыхает, видя реальную реакцию низшего.
Миэр узнает этот голос, пусть он и превратился в успокаивающий полушепот.
– Я.. жив? – во взгляде тонет испуганность, встречаясь с этой теплой, отчего-то заплаканной улыбкой.
– Ты жив, – голубой голос как теплая вода прикасается, успокаивая дыхание. – Все хорошо, ты смог выбраться, – кажется, в этих глазах облегчения больше, чем в мыслях Миэра.
Это голос его сияния, его света, что вывел из мрачного пространства и сохранил ему жизнь. Миэр смотрит завороженно, не понимая до конца, почему его сиянием оказался незнакомый высший, и почему этот незнакомый высший так сильно переживает его спасение.
– Вы спасли меня, – он оставляет умозаключение, продолжая сквозь синий воздух смотреть в блестящие глаза.
Высший поджимает губы в одному ему известной схватке переживания. Он качает головой, заставляя не отрывать от себя непонимающий, но такой же завороженный взгляд.
– Это ты смог выбраться. Оставив все свое прошлое позади, даже отпустив прошлого себя, – слова, эти сокровенные для Ироторида слова даются тяжело. Ему не верится, что их произносит действительно он.
Не выдержав потерянного взгляда низшего и груза собственных переживаний за некое переплетение их двух совсем разных жизней, Ироторид осторожно прижимает Западного к себе, продолжая лить голубой полушепот и успокаивать, успокаивать, успокаивать. Он невесомо водит по его спине, мокрой щекой прикасаясь к залитой синевой вечера чужой щеке. Миэр не знает, что происходит с ним, но в этих спасительных объятьях хочется утонуть, этим успокаивающим словам хочется верить, и этому человеку – доверять. Он тянет свои руки к высшему, оставляя их лежащими на чужих плечах, прижимаясь ближе к источнику его сияния. Он судорожно вдыхает тепло осторожных касаний и успокоенно лишается боли за всю прожитую жизнь, оставляя ее там, внизу, на дне кровавого океана слез, вместе с прахом тысячи трупов прошлого.
