Вспыхнув, она поспешно отступила от окна, откинула с лица волосы.
Волосы — это единственное, что она отстояла, когда Биван настоятельно советовал ей сделать свою внешность более современной. Прямые и густые, они отливали совершенно естественным темно-рыжим цветом, хотя кое-кто и подозревал, что она их красит. Густые и шелковистые, они падали ей на плечи, выгодно оттеняя белизну кожи и сине-зеленые глаза.
Биван настаивал на том, чтобы она посещала солярий и подзагорела, поскольку, как он утверждал, бледность нынче не в моде, да и непривлекательна, но Шарлотта неизменно отказывалась под предлогом того, что боится сгореть.
Может, ей тогда уже стоило насторожиться? По его поведению уже тогда можно было понять, что он использует ее только как антураж, что как человек она его не интересует. Ну что же, долго ждать ей не пришлось, Биван испарился вместе с мишурой успеха.
Ну да ладно, время лечит все, даже раненую гордость… Но ей не скоро удастся восстановить свою романтичную доверчивость к представителям мужского пола.
Хуже всего, что, пока все было в порядке, Биван не отходил от нее ни на шаг, задаривал ее цветами и делал дерзкие комплименты, чем приводил ее в восторг. И в то же время старался изменить ее, с кривой усмешкой напомнила она себе.
Родители и сестра считали, что без него ей будет легче, и вообще-то они правы. Как и практика, дом и дорогая машина, Биван стал для нее непозволительной роскошью.
Как бы то ни было, ей удалось отдать все долги, и теперь оставался только банковский заем. Ничего себе «только»! Тень беспокойства набежала ей на лицо; но она сжала губы, сделав усилие, чтобы удержать себя в руках.
Поначалу она яростно отвергла предложение родителей перейти жить к ним; ей было больно возвращаться домой — в ее-то возрасте! Она чувствовала себя униженной, хотя любила родителей и неплохо с ними уживалась. Но в конце концов она приняла их предложение, поскольку при неимоверных процентах, которые ей приходилось выплачивать банку, было бы просто глупо тратить деньги на квартиру.
Даже маленькая подержанная машина, на которой она теперь будет ездить на новую работу, была подарком отца. Со слезами на глазах она вспомнила, как чуть не сгорела со стыда, когда он подарил ей эту машину. Нельзя сказать, чтобы она очень уж переживала по своему ярко-красному спортивному «БМВ». По правде говоря, она не чувствовала себя в нем комфортно, уж слишком он был вызывающим. Нет, ей было больно сознавать себя неудачницей, сознавать, что вот опять она сидит на шее у родителей, как когда-то студенткой, а может, даже и больше, чем тогда.
Родители и Сара, ее старшая сестра, были очень тактичны, и от них она не видела ничего, кроме сочувствия, но иногда это становилось невыносимым.
Она была виновата и страшно стыдилась. Она позволила Бивану заморочить себе голову, даже не потрудившись вникнуть в его наполеоновские планы. Она повела себя как самоуверенная дура, и в том, что с ней случилось, винить можно только ее.
Но больше всего ее угнетало, что теперь кто угодно может усомниться в ее компетентности как юриста, и хотя, с одной стороны, она была чрезвычайно благодарна Ричарду Горвичу, но с другой — терзалась, подозревая, что он предложил ей эту работу из сострадания.
Вокруг так много молодых дипломированных адвокатов, ищущих работы, а он почему-то выбрал именно ее, хотя она уже доказала свою некомпетентность!
Отец говорил, что она слишком себя казнит; что после отлива финансовой волны не только она оказалась на мели. Может, он и прав, только ведь есть же люди, которые не захотели взметнуться к небесам на «американских горках», чтобы в следующее мгновение полететь вниз.
Взять хотя бы Дэниела Джефферсона. Сердце ее опять заныло. Остается только надеяться, что они нечасто будут общаться. Может, правда, она зря себя накручивает… Что, собственно, она против него имеет? Ведь от природы она человек благожелательный, хотя за последние полгода она сильно изменилась. Она стала уязвимой и постоянно думала о том, что с ней произошло, корила себя за неумение просчитать ситуацию и защитить себя и тех своих клиентов, которым помогала бесплатно. Да, очень жаль, что ей не хватает прозорливости Дэниела Джефферсона. Уж он-то, без сомнения, берется только за такие дела, которые сулят ему немалые барыши, грустно подумала она.
Ну вот хотя бы его процесс против этого огромного концерна «Витал», когда он добился столь потрясающего успеха…
Дверь в соседний кабинет открылась, и кто-то вошел. Это, должно быть, Дэниел Джефферсон. Она бросилась за стол. Рабочий день начался.
Чем она сегодня будет заниматься? — с горечью подумала она. Каким-нибудь новым нашумевшим судебным иском, который принесет ему еще большую известность? А может, будет готовить текст его телеинтервью? Где-то она читала, что пресса очень довольна его манерой давать интервью. Есть такие люди. Они рождены для рекламы и неплохо пользуются этим. Она вспомнила маленькую унизительную заметку в местной газете о закрытии ее практики и о себе самой, еще одной жертве экономического спада.
Забудь о прошлом, советовал ей отец и добавлял, что нет ничего позорного в том, что человек попытался чего-то добиться, но не смог; ему, дескать, даже больше нравится, что она предпочла рискнуть и проиграть, вместо того чтобы безопасности ради прозябать в какой-нибудь крупной корпорации.
Но Шарлотта все не могла забыть, как гордились ею родители, когда она получила диплом адвоката. А вот теперь ей почему-то казалось, что она опозорила их и не имеет также права рассчитывать на уважение и доверие коллег.
За этими горькими размышлениями она забыла о времени. Вдруг дверь в ее кабинет открылась. Вздрогнув, она часто-часто заморгала, отгоняя слезы, с настойчивостью наворачивавшиеся ей на глаза, и постаралась встать, на чем свет стоит ругая себя за прямую слишком короткую юбку.
— Мистер Горвич… — начала было она, но осеклась: в двери ее кабинета стоял не Ричард Горвич, которого она ожидала увидеть, напрочь забыв о том, что сказала ей Джинни, а Дэниел Джефферсон.
Глава 2
— Ох, извините, — воскликнула Шарлотта, проклиная себя за то, что не посмотрела на него внимательнее, прежде чем назвать по фамилии.
— Ничего страшного, — спокойно отреагировал Дэниел Джефферсон. И хотя улыбка его была любезной и дружеской, ей стало совсем не по себе. — Извините, что меня здесь не было, когда вы пришли. Меня задержали по дороге, но Джинни должна была проводить вас в ваш кабинет. Я предупредил Маргарет Льюис — она у нас отвечает за стажировку вновь принимаемых на работу, — чтобы она спустилась за вами в половине одиннадцатого и отвела вас в «детскую» и представила персоналу.
