Штурмана и радисты безвылазно сидели у рубках, проверяя работу компасов, указателей курса, составляя графики полета туда и обратно.
Наконец, все было готово к штурму. На аэродроме дикого полярного острова стоял, пригнувшись перед гигантским прыжком, целый воздушный флот: четыре тяжелых четырехмоторных самолета, мощный двухмоторный моноплан и два воздушных автомобиля.
— Назидательное зрелище, — задумчиво произнес О.Ю. Шмидт, осматривая свою воздушную армию. — Если страна сумела выставить здесь, на 82 параллели такую грозную армаду, то что же она сделает при нужде в более южных широтах…
Потянулись мучительные дни ожидания хорошей погоды.
Радист зимовки Василий Богданов лишился сна. С утра он принимал метеорологические сводки советских, европейских и американских станций. Здесь, в маленькой рубке учитывалась погода арктической полосы Советского Союза, ветры Скандинавии и Англии, температуры среднеевропейских стран, метеорологическая обстановка Северной Америки.
Каждодневно синоптик Дзердзеевский сводил воедино разрозненные данные 820-ти станций, анализировал путь и взаимодействие циклонов и антициклонов.
Как на зло, мимо нас ползли бесконечной чехардой только циклоны. Антициклоны, несущие хорошую летную погоду, притаились на северных уступах Канады.
Пурга, туманы, шквалы.
27 апреля 1937 г. Рудольф. Отправлено 8–9 мая 1937 г.
Сборы
Еще в воздухе, распознав знакомые контуры острова Рудольфа, Папанин начал волноваться. Едва самолеты коснулись аэродрома — он выпрыгнул из машины и, проваливаясь в глубоком снегу, побежал к встречающим.
— Где брезенты? — кричал он, — куда сгружать вещи? Мы очень торопимся!
Наскоро расцеловавшись с друзьями-зимовщиками, которых он сам привез сюда в прошлом году, Папанин ринулся в атаку на грузы. За ним неслись его верные товарищи.
Мы, грешные, закончив аврал, утомленные двухсуточным бодрствованием, уже давно спали мертвым сном, а папанинцы продолжали свою кипучую деятельность. Они проверили упаковку продуктов, осматривали научную аппаратуру, собирали нарты.
— Мы будем работать дотемна, — объявил Папанин.
Один из зимовщиков недоуменно напомнил, что темнота в этих широтах наступил лишь в октябре. Папанин весело поправился: «Ну, до вечера».
Они легли спать в 8 часов утра следующего дня, отстояв на ногах трое суток.
А дальше вновь потянулись дни сумасшедшего темпа. В любой час этих людей можно было видеть за работой. То они сидели на электростанции, заряжаю аккумуляторы полюсного передатчика, то надували клиперботы, испытывая герметичность резиновой оболочки, то везли на собаках к аэродрому какие-нибудь детали. Ни частые шквалы, ни пурга, ни 20-ти градусные морозы не могли охладить их пыла.
Они подвергли генеральной проверке все оборудование и аппаратуру своей дрейфующей станции. В течение двух дней Евгений Федоров терпеливо наблюдал и сличал величину магнитного склонения на острове Рудольфа, экзаменуя точность приборов и методику исследования. Педантично фиксируя отклонения, стрелка компаса отклонялась от истинного направления на север на 26 градусов. Проверяя показания теодолитом и секстаном, он определял астрономическими методами местонахождения острова Рудольфа и удовлетворенно отметил совпадение своих вычислений с утверждением географических карт.
С неменьшей тщательностью была собрана и испытана радиостанция Северного полюса. Варьируя обстановку, Эрнст Кренкель просиживал у аппарата и яркие солнечные ночи и дни, забитые бешенной пургой. Радиостанция работала прекрасно. Кренкель слышал бой часов Спасской башни Кремля, посевные сводки Новосибирска, истеричные выкрики германских радиостанций, фокстроты далекой Бразилии.
Уединившись в механической мастерской, Ширшов переделывал глубоководную лебедку и проверял механизм барометров и подводных вертушек. Тем временем Папанин занялся снаряжением. Вблизи зимовки вырос целый городок палаток дрейфующей полюсной станции: жилая, гидрологическая, продуктовая, палатка-мастерская.
Особо хлопотливой оказалась заготовка керосина — основного топлива полюсного лагеря. Тарой для керосина служили особые резиновые баллоны, емкостью по 48 литров. Для заливки требовалось предварительно отсосать керосин из шланга, после чего он плавно переливался в баллон. И так 60 раз.
— Тьфу! — жаловался после операции Кренкель. — Напился керосину на всю жизнь. Не подходи с папиросой — вспыхну.
Проверив, испытав и рассортировав всё свое хозяйство, папанинцы снова перевезли все вещи на аэродром. Здесь каждый сверток был положен на весы. Взвешивали с предельной точностью, ибо грузоподъемность самолетов была ограничена, и каждый килограмм подвергался строгому учету.
Через неделю после прилета был объявлен аврал по погрузке имущества дрейфующей станции. Все вещи укладывались под непосредственным контролем папанинцев, при их живейшей помощи.
Закончив погрузку одной машины, они немедленно переходили к следующей. К концу дня все девять тонн их груза покоились внутри самолетов.
Папанинцы брали с собой только самое необходимое. Они рассчитывали по прилете на полюса зять кое-что из самолетного инвентаря.
— Сниму шапку и пойду по кораблям, — смеясь говорил Иван Дмитриевич. Один даст чайник, другой примус, третий — лишнее ведро.
Закончив погрузку, Папанин подошел к Отто Юльевичу и торжественно обещал отдыхать.
Но отдых был весьма своеобразным. Кренкель неутомимо помогал Спирину и штурманам в установке пеленгатора, Ширшов сидел за таблицами и графиками, Папанин хозяйственно разрешал бесчисленные повседневные заботы зимовщиков. Федоров полетел на самолете «У-2» вместе со Спириным и Ивановым контролировать работу радиомаяка. При посадке у острова Столичка у них застыл мотор, и они только на третий день сумели взлететь и вернуться на базу. Проспав шесть часов, Федоров пришел в кают-компанию и просидел там всю ночь, помогая журналистам выпустить первомайский номер стенгазеты «Широта 82-90о».
В один из редких тихих вечеров Папанин исчез. Пришло время ужина, а его все не было. Мы нашли его у домика столярной мастерской. Там, у стены здания, озаренные незаходящим солнцем, развевались три флага: государственный СССР, вымпел ГлавСевМорпути с портретом Шмидта и красный стяг с портретом т. Сталина.
— Вот, — сказал взволнованно Папанин, — С его именем мы шли к северному полюсу и под его знаменем будем там работать сколько хватит сил. Этого знамени мы не осрамим никогда.
Шли дни. Папанинцы работали, помогали другим, нервничали вместе со всеми из-за плохой погоды. В иные вечера Ширшов и Федоров пытались устраивать прогулки на лыжах, но вскоре это им было строжайше запрещено.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});