Когда же Владимир Мономах навел порядок на Руси и в 1111-1116 гг. перенес войну в степь, половцы были разбиты, расколоты на несколько племенных союзов и нашли себе применение в качестве союзников тех князей, которые нанимали их за плату. Независимые или “дикие” половцы остались за Доном и стали союзниками суздальских князей.
Действительно, если бы половцы не капитулировали своевременно, а продолжали бы войну против Руси, то они были бы начисто уничтожены. Телеги, запряженные волами, движутся по степи со скоростью 4 км в час, а по пересеченной местности еще медленнее. Зато русская конница на рысях могла проходить 15 км, а хлынцой (быстрым шагом) – 8-10 км. Значит, кочевья, а тем более зимовья, были фактически беззащитны против русских ударов, тем более что легкая половецкая конница не выдерживала натиска тяжеловооруженных русских, а маневренность не имела значения при обороне жен и детей на телегах. Наконец, половецкие зимовья не были ни мобильны, ни укреплены, тогда как русские крепости надежно защищали их обитателей, а лес – всегда удобное укрытие для беглецов. Половецкие ханы были бы неразумны, если бы они не учитывали всех этих обстоятельств. Но они были умны и предпочитали союзы с князьями черниговскими, галицкими и суздальскими против киевских, поскольку те опирались на торков, с которыми у половцев была вражда. Именно поэтому киевское летописание столь неблагосклонно к половцам. Надо полагать, что черниговские летописцы писали то же самое про торков и черных клобуков, но их сочинения, к сожалению, не сохранились.
Заселенная половцами степь разрезана широкими речными долинами, где сохранилось местное население, не подчинившееся пришельцам и не слившееся с ними. Это были потомки христианских хазар – бродники. Наличие их лишало половцев надежного тыла и делало их положение крайне неустойчивым. Да и сами порядки, которые половцы принесли с собой из Сибири, не соответствовали той ситуации, в которую они попали в Европе.
Решающую роль в ослаблении куманов сыграло, с одной стороны, их слишком широкое распространение: от Алтая до Карпат, а с другой – широко практиковавшаяся эмиграция: например, в Грузию по приглашению Давида IV уехал хан Атрак в 1118 г. с 45 тыс. воинов. Не реже появлялись куманы в Болгарии, Венгрии и Византии, а множество их продавалось на невольничьих базарах Ирана и Египта, где их превращали в гулямов – гвардейцев-невольников мусульманских султанов. Там они делали карьеру и даже достигали высшей власти, как, например, Ильдегиз, основавший собственную династию атабегов в Азербайджане.
Действительно, в условиях почти ежегодно заключавшихся миров и брачных договоров многие половцы начали уже в XII в. переходить (часто целыми родами) в христианство. Даже сын и наследник Кончака Юрий был крещен.
В. Т. Пашуто подсчитал, что, несмотря на рознь русских князей, половецкие набеги коснулись лишь 1/15 территории Руси [13, с. 213], тогда как русские походы достигали Дона и Дуная, приводя половецкие становища к покорности.
Процесс этнического выдыхания проходил у куманов неуклонно, но медленно. Это оставляет возможность найти их место в конфигурации политических сил. Враги куманов печенеги в XI в. охотно принимали ислам и дружили с сельджуками. Значит, куманы оказались в контроверзе с мусульманским миром, а тем самым были вынуждены искать союза с православной Византией и Русью [1, с. 101-108]. До середины XIII в. половцы выполняли роль барьера против натиска сельджуков с востока и роль союзников Руси при столкновении с венграми и поляками. Все изменилось лишь в XIV в.
Пожалуй, здесь и кроется причина переходящей научной ошибки. Привычная для обитателей Московской Руси ситуация, продлившаяся до XVIII в., т. е. до завоевания Крыма, была экстраполирована в древность, в IX-XIII вв. Трехсотлетняя война на юго-восточной границе России заслонила явления совсем иного характера, ибо Крым и ногайские орды могли держаться так долго только потому, что за ними стояла могучая Османская империя. А ведь у половцев и торков такой заручки не было.
Даже в гимназических учебниках, формировавших мышление будущих историков, фигурировал выдуманный термин “степняки-кочевники”, хотя на самом деле этносы, населявшие Великую степь, различались между собой и по способу хозяйства, и по быту, и по религии, и по историческим судьбам. Достаточно было этого не учесть, чтобы верный вывод стал недостижим.
Да и терявшая силы Древняя Русь мало походила на Московскую, энергичную, трудолюбивую, набухавшую новой пассионарностью. Нам, людям XX в., привычны ритмы акматической фазы – молодость и зрелость этноса. Поэтому нам трудно представить, что наши предки, уступившие нам место в жизни, дожили до глубокой старости, в которой тоже есть свое очарование, но не то, которого мы ждем.
Дискретность этнических процессов трудно представима людям, воспитанным на эволюционизме, но ведь и тем было трудно преодолеть средневековые представления истории как простой смены правителей. Однако, если победить врожденную косность мышления, нам удастся избавиться от многих недоумений, избежать многих натяжек и приблизиться от ответа на вопросы “что” и “как” к ответу на вопросы “почему” и “что к чему” и на Руси, и в Половецкой степи.
Все авторы, упомянутые выше и опущенные, рассматривали проблему с одной стороны – русской, т. е. предвзято. А если бы то же самое и таким же способом написал чудом уцелевший половецкий историк? Все получилось бы наоборот и столь же неполноценно! Вот, например, В. В. Каргалов перечисляет операции суздальских и черниговских князей, в которых участвовали половцы... и делает вывод, что половцы – плохие люди [9, с. 49-54]. А М. С. Грушевский пишет о губительных походах суздальцев и смольнян на Киев... и осуждает “кацапов” [5]. Что это: две равноценных предвзятости или Наука?
А ведь можно обойтись без профанации проблемы. Б. Д. Греков предложил отказаться от традиционного упрощенного взгляда на кочевников как на чисто “внешнюю силу” по отношению к Руси [3, с. 112]. Могущество Руси по сравнению с разрозненными ордами было несомненно, и поэтому те выступали то наемниками, то федератами, постепенно обрусевая и втягиваясь в общую жизнь Киевского государства [4, с. 462-466].
Большой вклад внесла С. А Плетнева, введя периодизацию половецкой истории [14, с. 260-300]. Действительно, если бы кто-то захотел сопоставить отношения России с Францией и написал бы, что они всегда дружили – вряд ли бы его одобрили. Отношения государств меняются, и закономерности перемен не просты. Огрубление же дает не только научную ошибку, но и повод к шовинизму и расизму, что уж совсем дурно. Поэтому попробуем предложить решение, исключающее нарушения научной историографической методики.
Переход трех пассионарных групп, выделившихся из трех степных народов: канглов (печенеги), гузов (торки) и куманов (половцы) при столкновении с Киевским каганатом, создал ситуацию этнического контакта. Но поскольку и степняки и славяне имели свои экологические ниши, создался симбиоз, породивший очередной зигзаг истории.
Смешение на границе шло, но как метисация, т. е. процесс, протекающий не на популяционном, а на организмическом уровне. Дети от смешанных браков входили в тот этнос, в котором они воспитались. При этом расовые конфликты исключались, а конфессиональные – благодаря бытовавшему тогда двоеверию – решались безболезненно.
Слияние народов, т. е. интеграция этносов была никому не нужна, так как русичи не хотели жить в водораздельных степях, без реки и леса, а половцам в лесу было бы слишком трудно пасти скот. Но в телегах, топорищах, посуде половцы нуждались, а русским было удобно получать по дешевым ценам мясо и творог. Обменная торговля, не дававшая наживы, связывала степняков и славян лесостепной полосы в экономико-географическую систему, что и вело к оформлению военно-политических союзов, характерных для левобережных княжеств и Рязани. Зигзаг исторического процесса к XIII в. постепенно распрямился.
Литература
1
Белявский В. А По поводу извечного антагонизма между земледельческим и кочевым населением Восточной Европы. – В кн.: Славяно-русская этнография. Л., ГО СССР, 1973,с. 101-108.
2
Гордлевский В. А. Что такое “босый волк”? – Избранные сочинения. Т. 2. М., Изд-во АН СССР. 1961.
3
Греков Б. Д. Киевская Русь и проблема происхождения русского феодализма у М. Н. Покровского. – В кн.: Против исторической концепции М. И. Покровского. Сб. статей. М.-Л, 1939, ч. I.
4
Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1949.
5
рушевский М. С. Киевская Русь. СПб., 1911.
6
Гумилев Л. Н. Сказание о хазарской дани (опыт критического комментария летописного сюжета). – “Русская литература”, 1974, N 3, с. 164-174.
