Почему так вышло?
Кирилл ведь всегда был осторожен, порой доходило до того, что эта осторожность его граничила с паранойей. Неужели и вправду – чувствовал?
– Ты понимаешь, братишка, странно оно, – Кирилл ставил кресло вдали от окна и морщился, глядя на то, как Мефодий забирается на подоконник, садится, опираясь на косяк. И приоткрытое окно, и пропасть за ним нервировали брата. И Мефодий, зная это, дразнил его.
– Я вроде и не сказать, чтобы боюсь…
Боится.
Высоты. Глубокой воды, предпочитая местной бухте бассейн. Темноты – спит всегда с включенным ночником, что бесит Грету. Собак еще, даже мелких. Скорости…
Сотни вещей, самых обыкновенных!
– …но вот… предчувствие нехорошее. Слезь, а то продует, будешь потом опять на спину жаловаться.
И Мефодий слезал с подоконника. Кирилл же вздыхал, как он умел, глубоко и тягостно, словно все заботы мира легли на его плечи.
– Когда я умру…
– Прекрати!
Эта его убежденность, которая никак не увязывалась со страхами, действовала Мефодию на нервы. Умрет? Еще чего!
– Умру, – упрямо повторял Кирилл. – Так вот, пообещай, что обо всех позаботишься.
– Ну да, как ты гадюшник без присмотра оставишь!
Кирилл морщился.
– Это семья. – Он и вправду считал всех этих случайных людей семьей. И Мефодий ничего не мог поделать с его убежденностью. Доказывать, что им от Кирилла одно лишь нужно, было бесполезно: сам знал. – А родственников, Федя, не выбирают. Пообещай!
– Не называй меня Федей!
– Пообещай, – Кирилл не собирался отступать. Глупый же разговор. И Мефодию подумалось, что если брату станет спокойней, то отчего бы не дать обещание? В конце концов, Кирилл не собирается умирать на самом-то деле.
Он здоров. Силен. И проживет не один десяток лет, так почему бы и нет?!
– Хорошо. Я их не брошу.
Кирилл кивнул и тихо-тихо признался:
– Я видел ее.
– Кого?
– Женщину в белом.
И тогда Мефодий не сдержался, выругался, хотя и знал, что брат терпеть не может, когда изъясняются матом. Но женщина в белом, старый призрак древнего дома, вестница смерти, которая является к тому, чей срок вышел – это чересчур. Да и в призраков Мефодий не верил.
– Поймаю и выпорю, – сказал тогда Мефодий, поклявшись, что и вправду поймает и выпорет. Ради такого дела даже задержится в доме, в котором ему не рады.
– Ты мне не веришь?
– Не тебе. Верю, что ты и вправду видел, вот только кого?
Грета? Решила попугать бывшего супруга? Или Софья? Стася? А может, и не среди бабья искать следует, но заняться маленькой хитрой сволочью, Софьиным сыном?
– Женщину в белом. Она красивая. На самом деле очень красивая… и она звала меня за собой. – Кирилл поднялся и, открыв бар, вытащил бутылку коньяка. Вот странность: он и пить-то не умел, не любил, повторяя, что алкоголь дурно сказывается на работе головы. А собственная голова Кириллу была нужна. И вот он, поборник трезвости, наполняет бокалы. Мефодию плеснул на дно, а свой до краев налил.
– Ты что?
– Обещай, что не станешь обо мне горевать.
– Кирка…
Кирилл мотнул головой и, зажмурившись, залпом опрокинул бокал. А Мефодию подумалось, что ту девицу и нанять могли. Ничего, вот поймает он призрака и тогда…
…Не поймал.
Трех дней не прошло, как Кирилл утонул. Не в бассейне, а в бухте, которой всегда избегал. На берегу помимо одежды обнаружили бутылку коньяка, а в крови Кирилла нашли алкоголь.
– Несчастный случай, – таково было заключение. Вот только Мефодий с ним не согласился.
– А я всегда знала, что наш святоша втихаря попивает, – сказала Грета, сморщив аристократический носик.
– Заткнись.
Она дернула плечиком и исчезла в своей комнате, откуда вышла в изящном черном платье. Грета решила сыграть вдову… вот только откуда платье взяла?
Или знала?
Готовилась?
Наверняка. И не сумела скрыть злости, услышав завещание. Неужели и вправду полагала, что Кирилл настолько наивен, чтобы оставить прежнее?
А если полагала, то…
…Нужны были доказательства. И именно желание их обнаружить, а еще то неосторожное обещание задержали Мефодия на острове. Недели не прошло после оглашения последней воли Кирилла, как Мефодий увидел женщину в белом.
В первый раз она показалась мельком. Тень в темноте коридора. Запах духов, каких-то очень старомодных, цветочных. И ощущение присутствия.
– Эй, постой, – сказал Мефодий, и звук его голоса потревожил ночную тишину дома.
В ответ раздался тихий смех и…
…Он бросился бегом, спеша догнать незнакомку, поймать, ведь коридор заканчивался тупиком. Но в тупике никого не было. Лишь старое окно было приоткрыто, и ветер шевелил занавески. Полная луна повисла прямо напротив Мефодия. Он забрался на подоконник и выглянул, понимая, что это крыло дома выходит на скалы и вряд ли незнакомка повисла с той стороны окна.
Никого.
Пустота.
Озеро почти спокойно. Мелкая рябь тревожит лунную дорожку.
А в воздухе витает все тот же цветочный запах.
– Эй ты, – Мефодий глубоко вдохнул и сосчитал до десяти, приказывая себе успокоиться. В конце концов, призраков не существует! И значит, кем бы ни была женщина в белом, она где-то рядом… аферистка? Актриса? – Покажись. Я тебя не обижу.
Тихий смех был ответом.
– Сколько тебе заплатили?
Много, если согласилась поучаствовать в подобном представлении дважды! Должна же была понять после смерти Кирилла, сколь дурно пахнет эта затея.
– Я дам больше. Вдвое.
Молчание.
Цветочный аромат тает. И ощущение чужого присутствия, взгляда, исчезает вместе с ним.
– Послушай, – Мефодий прижал ухо к стене. В старых домах всегда есть свои тайны, правда, обычно весьма материальные. – Если тебя шантажируют…
…Мало ли, вдруг девчонку втянули обманом, сказали, что подшутить хотят, но шутка зашла чересчур далеко?
– Я обещаю защитить. Никто тебя не тронет…
Тишина.
И понимание, что женщина в белом ушла.
А простукивание стены не дало результатов – если и имелся в ней тайный ход, то скрыт он был хорошо. Уснуть не удалось, а бессонная ночь не пошла на пользу.
– Дядя Федя, погано выглядите. – Гришка, мелкий гаденыш, не преминул заметить. – Не спалось? Что случилось? Спина? Или к вам тоже призрак пожаловал?
Он сидел, откинувшись на спинку стула, забросив ногу за ногу, и вилку в руках этак небрежно вертел.
– Гришенька! – встрепенулась Софья и уставилась на Мефодия немигающим змеиным взглядом. – Ну зачем ты так шутишь? Ты же знаешь, что я призраков боюсь.
– Призраков не существует, – Мефодий взгляд выдержал.
– И дамы в белом? – Гришка не собирался отступать. Знает что-то? А ведь его комната в том коридоре. И с незнакомки сталось бы спрятаться…
– И дамы в белом, – с вымученной улыбкой ответил Мефодий.
– А по телевизору сказали, – начала было Стася, но, столкнувшись с ледяным взглядом Греты, стушевалась и почти шепотом добавила: – Что призраки – это энергетическая аномалия.
– Действительно, – Грета все еще носила черное, демонстрируя глубину своей скорби. – Если уж по телевизору сказали, то так оно и есть!
Ее губы дрогнули, растягиваясь в подобии улыбки.
Гадюшник. Как есть гадюшник!
– Мефодий! – Грета повернулась к нему, смерив насмешливым взглядом. – Мне кажется, ты слишком усердно взялся за дело. Тебе не помешал бы отдых.
Надо же, а когда-то он был влюблен в эту женщину!
В девушку с черными кудрями, которые она подвязывала расшитой лентой. А лента съезжала и в конце концов падала, отпуская кудри на волю. Та девушка умела и любила смеяться. Она запрокидывала голову и руки раскрывала, словно желая обнять весь мир, кружилась, приплясывая. И синяя длинная юбка поднималась, обнажая узкие щиколотки.
Та девушка носила гроздья бус и длинные серьги из кораллов, не думая о таких абстрактных вещах, как дурновкусие, хорошие манеры… положение в обществе.
Она выбрала Кирилла.
А Мефодий сбежал от чужого счастья. И вернувшись, застал лишь осколки.
Куда что подевалось?
– Мы могли бы прогуляться, – сказала Грета, потягивась.
– Тетушка, – мелкий поганец снова влез в разговор. – Неужели вы рассчитываете оживить старые чувства?
– Не твое дело, – рявкнул Мефодий, чувствуя, что еще немного – и сорвется.
Гадюшник.
Но он слово дал Кириллу.
– Ну… почему не мое. Вот поженитесь вы, – мелкий поганец отложил вилку и локти поставил на стол, наклонился, упираясь острым подбородочком в скрещенные руки. – Поже-е-енитесь… детишек нарожаете.
При этих словах Грета скривилась.
– И забудете упомянуть меня в завещании. А я ведь родственник. И рассчитываю на справедливость.
– Гришенька! – охнула Софья. – Что ты такое говоришь?
– Правду, мама. Ну вот посмотри на нее, она же сейчас из платья выпрыгнет. И выпрыгнула бы, если бы помогло. Только дядя Федя у нас отшельник. Или этот… как его… которому женщины не интересны.
Поганцу нравилось проверять нервы окружающих на прочность.
