детям звали. Пару раз на свадьбу, по осени самое то – свадебки играть, а без ведьмы плохая примета, а ну как чужой колдун придет, и что? Он и порчу кинуть может.
Прошлась она и по лесу – посмотрела, какие травки где растут. Сейчас они уже в дело не пойдут, конечно, не та пора, но это не важно – свои есть, правильные. А вот каких нет в лесу, те сажать нужно. Когда как у обычных хозяек чесночок на подоконнике рос, у ведьмы мята, свадебный цвет да душистые васильки.
Туманник на время затих. Вея оставляла ему еду и питье на чердаке, иногда он даже ел, но в дом больше не просился и двери не царапал. Одеяло не загадил, на диво, видно приглянулось ему. Ведьма его прогревала на печи, да так чтобы едва можно было голой рукой коснуться, чтобы не остыло к ночи.
Диво, но она не ждала от этого ничего. Вея не думала, что туманник раскается и ради её еды перестанет пытаться полакомиться уже ею, просто мелькала вечером мысль «что-то холодно сегодня» или «сварила слишком много, не выбрасывать же». Да и одиноко было. Домовой ночью выходил, днем всё за печкой отсыпался, а тут живая душа на чердаке. Ну, может не совсем живая, и может даже не душа, только все равно как-то легче становилось. А нечисти Вея не боялась, даже той, какую надо бы. Привыкла просто, так же не боится охотник, встретив в лесу кабана. Он знает, что с ним делать – поэтому страх придет, только если с пустыми руками будет, а кабан выйдет позади него в поле. Да и там были варианты.
В общем, такая молчаливая гармония вполне устраивала Вею, но, как оказалось, только её.
В ту ночь Вея легла поздно. Замешивала травки, чтобы томить в печи ночь – на утро будет хороший настой, можно принести аж в три избы. А это дровишки, свои как-то уже кончались.
Она только начала проваливаться в сон, когда на улице пронзительно закричал ребенок. Визг, захлебывающийся, исступленный и испуганный хлестнул по ушам и буквально столкнул ведьму с полатей, свалив на пол. Схватив шаль, подвернувшуюся под руку, как была, в ночной рубахе, босая, Вея побежала к двери.
Домовой быстрой тенью скользнул наперерез, больно ударившись в лодыжку. Не удержав равновесие, ведьма полетела на пол, перекатившись, отбивая плечами бой по деревянным доскам, и остановилась у лавки, впившись в неё бедром.
– Сдурел что ли? – взвыла она, поднимаясь и приложившись затылком, напоследок.
И тут поняла.
Какой ребенок такой поздней ночью, в деревне близ леса, где хозяин – туманник?
В груди похолодело так сильно, что никакая шаль не спасёт. Вея поднялась и посмотрела на руки – они дрожали.
Она почти открыла дверь. Если бы не дедушка, то быть ей сегодня закуской.
Крик оборвался, и в дверь, впервые за долгое время, сильно ударилось тело. Будто проверяя, не замерла ли она на пороге, нельзя ли выбить щеколду.
– Углы ещё пометь, – неожиданно рявкнула Вея, испуганная и раздосадованная из-за своей глупости. – И так: спать не даешь, двери царапаешь. На то тебя только и хватает, что ложным криком шугать!
Выпалила и замерла, не мигая на дверь посматривая. Слово словом, сила силой, но туманника злить – то ещё дело.
– Я лучше тебя помечу, – низкий рык прокатился и ударился в лицо, как наяву пахнув лесным зверем. Скрипнули доски на крыльце под крупной лапой, и туманник ушел. Даже на чердак не заглянул – осерчал.
Миски Вея с чердака убрала, одеяло решила не трогать. Но на том решила: всё.
Не для того ли она из дома ушла, чтобы нечисть приманивать, только чтобы в доме был кто. Хватит, пора самой жить. А то не то что благодарности не получишь, сама доверишься и потечет кровушка ведьмина. А там и дедушка-домовой сгинет, кто его забрать-то догадается? Да и не пойдет он с чужими людьми, а без них истает один, в пустом доме.
Когда Вея об этом думала, на глаза наворачивались непрошеные слёзы. И непонятно, то ли домового живого здорового жалко было, то ли ещё почему.
Начинало холодать, и Вея в очередной раз подумала, что поспешила, въезжая в новый дом осенью. Морозец всё чаще прихватывал поутру двери, медленно запуская тонкие нити и вглубь небольшой избы. Чтобы протопить хорошенько, дров не хватало, и Вея перебралась с полатей под потолком на небольшие, на самой печи. Вечером на них было почти нестерпимо жарко, но к утру оставалось хоть какое-то тепло, не то что на вторых.
Пошли простуды, детские, в основном, и Вея хорошо жила за счет притирок и мазей, но она знала – скоро у людей кончится лишняя еда, которую можно отнести за лекарство, и что ей тогда делать? В других деревнях о ней пока не знали, да и из-за туманника у этой деревни явно плохая молва. Ей только о том не сказали.
Она стала частенько выбираться в лес, чтобы до снега дровишек накопить. Самой таскать их было непривычно, но что поделаешь – жить-то как-то нужно. Не сразу, но поленница заполнялась, а с тем и жить можно. Вместо дров брала за работу крупой, мукой, медом, репой, грибочками сушеными да солеными, и так медленно копились запасы в подполе. Негусто, сытно жить не получится, но хоть как-то, уже хорошо.
А потом и весна скоро. Мать уже наверняка знает, в какой она деревне – Вея передавала весточку, весной брата с гостинцами пришлёт, тот и теста кусочек привезет, чтобы можно самой уже блины да хлеб ладить. Хорошо будет.
Вот и в тот день собралась Вея грибов посмотреть в лесу, да дровишек набрать, открыла дверь, и нос к носу почитай, с мужиком столкнулась.
Он стоял с занесенной рукой, явно намереваясь постучать, и теперь смотрел на Вею с легким недоумением, мол, как ты узнала-то?
– Ой, – растерялась ведьма. – Утра доброго.
– И тебе, хозяйка, – мужик опустил руку. – И правду говорят, ведьма тут поселилась, только зайти хотел – сама выходит.
Вея рассмеялась, мотнув головой:
– Да я в лес хотела, чего надо-то?
Мужик выглядел хорошо – лучше, чем другие из деревни. Одёжка добротная, лицо здоровее, опять же. Одет как охотник, будто только из леса вышел. Вея подумала, что приехал откуда-то, наверное. И почти не ошиблась.
– Дык это, меня осенью-то не было, батраком нанимался. Только и вернулся, а мне баят, что ведьма поселилась.
