Шахтеры и поставщики медленно отворачиваются от записи и начинают расходиться по своим рабочим местам. Старейшина Чэнь знаками приказывает подмастерьям:
«Идите на свои места. Запоминайте, наблюдайте. Не вмешивайтесь».
Я уже собираюсь пойти за остальными и тут замечаю Старейшину Лянь. Она снова поднимается по ступенькам на помост с выставленной записью. Похоже, что она опять рассматривает работу, внимательно вглядываясь в каждый штрих. Такой анализ не входит в наш повседневный распорядок. Остальные подмастерья ушли, но я не могу пошевелиться – не могу тронуться с места, пока не пойму, что она делает.
Она задерживается на помосте еще немного, и, когда наконец поворачивается, наши взгляды встречаются. Еще через мгновение ее глаза устремляются куда-то мне за спину. Я поворачиваюсь и вижу, что там стоит Чжан Цзин, нервно сжимающая руки. Старейшина Лянь спускается по ступеням.
«Идите на свои места», – приказывает она нам.
Шелковая нить у нее на тунике красная. Когда она проходит мимо нас, вышивка вспыхивает на солнце.
Проглотив ком в горле, я беру Чжан Цзин за локоть и увожу с центральной площади поселка, прочь от слепых попрошаек. Большинство из них – старики и бывшие шахтеры, напоминаю я себе. Она не такая, как они. Она совершенно не такая, как они. Когда мы проходим мимо них, я стискиваю ее пальцы.
«Она поправится, – говорю я себе. – Я не допущу, чтобы она стала одной из них».
Пока мы идем мимо попрошаек, я повторяю эти слова снова и снова, но им не удается заслонить собой картину этих истощенных лиц и пустых, безнадежных взглядов.
Глава 2
Мы быстро доходим до дорожки, которая ответвляется от главной улицы поселка. Я кивком указываю на нее. Чжан Цзин ответно кивает и поворачивает к развилке.
Мы не успеваем уйти далеко: неожиданно из ближайшей рощицы появляется группа людей. Это Шэн и еще двое парней, одетых как поставщики. Эти двое волокут кого-то; я узнаю слугу из нашей школы – того, которого поймали на краже. Новые синяки и рубцы прибавились к тем, которые он получил от поварихи, и, судя по злорадным лицам, взявшие на себя роль наказующих собираются продолжить. Я могу понять возмущение его проступком, но вот от того, с каким наслаждением они причиняют такую боль, мне становится тошно. Чжан Цзин испуганно пятится, не желая вмешиваться ни в какие разборки. Понимаю, что мне следовало бы сделать то же самое, но я не могу. Я выхожу вперед, готовясь высказаться, но не успеваю ничего сделать: меня отбрасывает в сторону еще один человек, пронесшийся мимо. На нем тусклая одежда шахтера. Он быстро подходит к Шэну и остальным, преграждая им путь. Когда я понимаю, кто это, у меня перехватывает горло, и кажется, будто земля под ногами сдвинулась, заставляя терять равновесие.
Это Ли Вэй.
«Что это вы делаете?» – вопрошает он.
Шэн смотрит на него с презрительной ухмылкой.
«Преподаем ему урок».
«Посмотрите на него! – говорит Ли Вэй. – Он уже получил урок. Он и так еле стоит на ногах».
«Этого мало, – заявляет один из приятелей Шэна. – Хочешь сказать, что он может так легко отделаться? Считаешь, что красть еду – нормально?»
«Нет, – отвечает Ли Вэй. – Но я считаю, что он уже достаточно наказан. Благодаря вашему „уроку“ и потере работы при школе он более чем заплатил за преступную попытку помочь своим родным. А сейчас вы просто уменьшаете его способность помогать нам в шахтах. Этого мы сейчас себе позволить не можем. Пора его отпустить».
«Это мы решаем, когда его пора отпускать», – говорит Шэн.
Ли Вэй с угрозой шагает вперед:
«Тогда решайте».
Шэн и поставщики колеблются. Хотя численный перевес на их стороне, Ли Вэй, несомненно, самый крупный и сильный мужчина в нашем поселке. Его руки бугрятся мускулами, приобретенными за долгие часы тяжелой работы в шахтах, и он выше их почти на голову. Он стоит, гордо выпрямившись, крепкое тело напряжено и готово к бою. Его не пугает, что придется выйти одному на троих. Он не испугается, даже если выйдет один на десятерых.
Спустя несколько напряженных секунд Шэн пожимает плечами и усмехается, словно все было отличной шуткой.
«Нам пора работать, – говорит он чересчур непринужденно. – Он заслуживает худшего, но сейчас мне некогда. Пошли».
Поставщики, державшие слугу, разжимают руки, и Шэн со своими дружками поворачиваются, чтобы уйти. Заметив меня, Шэн спрашивает:
«Ты идешь?»
«Нам сегодня в другую сторону», – говорю я, кивком указывая на дорожку.
«Как хочешь», – откликается он.
После их ухода Ли Вэй протягивает руку, намереваясь помочь слуге, лицо которого выражает ужас. Паренек пятится, а потом бросается наутек: страх придал ему силы, несмотря на боль. Ли Вэй провожает его взглядом и поворачивается к нам: похоже, удивляясь тому, что мы еще здесь. Заметив наши синие одежды, он отвешивает почтительный поклон в соответствии с нашим высоким статусом, а потом чуть напрягается, разглядев мое лицо.
Это – единственное внешнее проявление его удивления. В остальном он ведет себя идеально уважительно и благопристойно.
«Прошу меня простить, художники, – говорит он. – Я так спешил помочь, что, боюсь, вас толкнул. Надеюсь, я не причинил вам вреда».
Он обращается к нам обеим, но глаза его прикованы ко мне. Его взгляд настолько пронзителен, что у меня такое чувство, будто он может сбить меня с ног. Или, может, это просто то привычное головокружение, которое я всегда ощущала, оказываясь с ним рядом. Не важно: стоя перед ним сейчас, я обнаруживаю, что не в состоянии двигаться или говорить.
Не замечая моего смятения, Чжан Цзин мягко улыбается.
«Ничего страшного. С нами все в порядке».
«Я рад, – говорит он. Уже начав отворачиваться, он замирает. На его лице отражаются любопытство и неуверенность. – Надеюсь, вы не считаете, что мне не следовало помогать этому пареньку».
«Это было хорошо с твоей стороны», – вежливо отвечает Чжан Цзин.
Хотя она ответила за нас обеих, взгляд Ли Вэя задерживается на мне, словно он надеется, что я что-то добавлю. Вот только я не могу. Я так давно не видела его, и это внезапное, неожиданное столкновение застигло меня врасплох. Выждав несколько неловких секунд, Ли Вэй кивает.
«Ну что же. Желаю вам обеим хорошего дня», – говорит он и уходит от нас.
Мы с Чжан Цзин продолжаем свой путь, и мое бешеное сердцебиение постепенно успокаивается.
«Ты там ничего не стала говорить, – замечает она. – Ты его осуждаешь? Считаешь, что он не должен был мешать Шэну и его дружкам продолжить свою месть?»
Я отвечаю не сразу. Чжан Цзин на год меня старше, и мы чуть ли не всю жизнь были неразлучны и всем делились. Однако есть один секрет, который я от нее утаила. Когда мне было шесть, я залезла на старый подгнивший сарай, что наша мать не раз запрещала нам делать. Когда я оказалась на крыше, она провалилась и погребла меня под собой, а поблизости никого не было. Я застряла в развалинах на два часа – испуганная и уверенная в том, что останусь там навсегда.
А потом появился он.
Ли Вэю было всего восемь лет, но он уже начал работать в шахтах полную смену. Когда он пришел ко мне в тот день, он как раз возвращался с работы и весь был покрыт золотистой пылью. В тот момент, когда он протягивал мне руку помощи, закатное солнце упало на него так, что он засиял и заискрился. Уже тогда мое сердце трогало все необычное и прекрасное; я была очарована. Он помог мне выбраться из-под обломков. Его искренняя улыбка и чувство юмора помогли мне преодолеть робость, положив начало дружбе, которая продлилась почти десять лет и со временем стала чем-то гораздо большим…
«Фэй! – окликает меня Чжан Цзин. Она уже сильно удивлена. – С тобой все в порядке?»
Я прогоняю свои воспоминания, избавляясь от ослепительного образа того золотого мальчишки.
«В полном порядке, – вру я. – Я просто не люблю наблюдать такую жестокость».
«Я тоже», – соглашается она.
Мы сворачиваем на тропу, которая намного у́же главной улицы поселка, но здесь достаточно часто ходят пешеходы, так что она хорошо видна и сильно утоптана. Дорога ведет нас вдоль скалистого обрыва, позволяя любоваться великолепными видами окружающих горных вершин. Время достаточно раннее: в воздухе еще висит туман, скрывающий от нас пропасть.
Мы с Чжан Цзин останавливаемся рядом с кипарисом. Теперь, с приходом лета, он стал зеленее и пышнее, чем когда я видела его в прошлый раз. Сердце у меня сжимается из-за того, что я так давно здесь не была. Древний кипарис упрямо цепляется за свой каменистый карниз, широко раскинув ветви и протягивая их к небу.
«Видите, как гордо он стоит, несмотря на такие суровые условия? – нередко говорил нам отец. – Вот какими нам всегда следует быть: сильными и стойкими, несмотря ни на что».
Тогда мы всей семьей ходили гулять, а эта дорожка, ведущая мимо кипариса, была одной из самых любимых. Когда наши родители умерли, мы с Чжан Цзин развеяли их прах именно здесь.
