«Моим стихам, написанным так рано…»
Моим стихам, написанным так рано,Что и не знала я, что я – поэт,Сорвавшимся, как брызги из фонтана,Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,В святилище, где сон и фимиам,Моим стихам о юности и смерти —Нечитанным стихам! —
Разбросанным в пыли по магазинам(Где их никто не брал и не берет!),Моим стихам, как драгоценным винам,Настанет свой черед.
Май 1913, Коктебель
«Я сейчас лежу ничком…»
Я сейчас лежу ничком– Взбешенная! – на постели.Если бы вы захотелиБыть моим учеником,
Я бы стала в тот же миг.– Слышите, мой ученик? —
В золоте и серебреСаламандра и Ундина.Мы бы сели на ковреУ горящего камина.
Ночь, огонь и лунный лик…– Слышите, мой ученик? —
И безудержно – мой коньЛюбит бешеную скачку! —Я метала бы в огоньПрошлое – за пачкой пачку:
Старых роз и старых книг.– Слышите, мой ученик? —
А когда бы улегласьЭта пепельная груда, —Господи, какое чудоЯ бы сделала из вас!
Юношей воскрес старик!– Слышите, мой ученик? —
А когда бы вы опятьБросились в капкан науки,Я осталась бы стоять,Заломив от счастья руки,
Чувствуя, что ты – велик!– Слышите, мой ученик?
1 июня 1913
«Идите же! – мой голос нем…»
Идите же! – мой голос нем,И тщетны все слова.Я знаю, что ни перед кемНе буду я права.
Я знаю: в этой битве пастьНе мне, прелестный трус!Но, милый юноша, за властьЯ в мире не борюсь.
И не оспаривает васВысокородный стих.Вы можете – из-за других —Моих не видеть глаз,
Не слепнуть на моем огне,Моих не чуять сил…(Какого демона во мнеТы в вечность упустил!)
Но помните, что будет суд,Разящий, как стрела,Когда над головой блеснутДва пламенных крыла!
11 июля 1913
Встреча с Пушкиным
Я подымаюсь по белой дороге,Пыльной, звенящей, крутой.Не устают мои легкие ногиВыситься над высотой.
Слева – крутая спина Аю-Дага,Синяя бездна – окрест.Я вспоминаю курчавого магаЭтих лирических мест.
Вижу его на дороге и в гроте…Смуглую руку у лба… —Точно стеклянная, на поворотеПродребезжала арба… —
Запах – из детства – какого-то дымаИли каких-то племен…Очарование прежнего КрымаПушкинских милых времен.
Пушкин! – Ты знал бы по первому слову,Кто у тебя на пути!И просиял бы, и под руку в горуНе предложил мне идти…
Не опираясь на смуглую руку,Я говорила б, идя,Как глубоко презираю наукуИ отвергаю вождя,
Как я люблю имена и знамёна,Волосы и голоса,Старые вина и старые троны, —Каждого встречного пса! —
Полуулыбки в ответ на вопросы,И молодых королей…Как я люблю огонек папиросыВ бархатной чаще аллей,
Марионеток и звук тамбурина,Золото и серебро,Неповторимое имя: Марина,Байрона и болеро,
Ладанки, карты, флаконы и свечи,Запах кочевий и шуб,Лживые, в душу идущие, речиОчаровательных губ.
Эти слова: никогда и навеки,За колесом – колею…Смуглые руки и синие реки,Ax, – Мариулу твою!
Треск барабана – мундир властелина —Окна дворцов и карет,Рощи в сияющей пасти камина,Красные звезды ракет…
Вечное сердце свое и служеньеТолько ему, Королю!Сердце свое и свое отраженьеВ зеркале… – Как я люблю…
Кончено… – Я бы уж не говорила,Я посмотрела бы вниз…Вы бы молчали, так грустно, так милоТонкий обняв кипарис.
Мы помолчали бы оба – не так ли? —Глядя, как где-то у ног,В милой какой-нибудь маленькой саклеПервый блеснул огонек.
И – потому, что от худшей печалиШаг – и не больше! – к игре,Мы рассмеялись бы и побежалиЗа руку вниз по горе.
1 октября 1913
«Уж сколько их упало в эту бездну…»
Уж сколько их упало в эту бездну,Разверзтую вдали!Настанет день, когда и я исчезнуС поверхности Земли.
Застынет всё, что пело и боролось,Сияло и рвалось:И зелень глаз моих, и нежный голос,И золото волос.
И будет жизнь, с ее насущным хлебом,С забывчивостью дня.И будет всё – как будто бы под небомИ не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой минеИ так недолго злой,Любившей час, когда дрова в каминеСтановятся золой,
Виолончель, и кавалькады в чаще,И колокол в селе…– Меня, такой живой и настоящей,На ласковой земле!
К вам всем – что мне, ни в чем не знавшей меры,Чужие и свои?! —Я обращаюсь с требованьем верыИ с просьбой о любви.
И день, и ночь, и письменно и устно:За правду да и нет,За то, что мне так часто – слишком грустноИ только двадцать лет.
За то, что мне прямая неизбежность —Прощение обид,За всю мою безудержную нежностьИ слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,За правду, за игру…Послушайте! – Еще меня любитеЗа то, что я умру.
8 декабря 1913
Генералам двенадцатого года
Сергею
Вы, чьи широкие шинелиНапоминали паруса,Чьи шпоры весело звенелиИ голоса,
И чьи глаза, как бриллианты,На сердце оставляли след, —Очаровательные франтыМинувших лет!
Одним ожесточеньем волиВы брали сердце и скалу, —Цари на каждом бранном полеИ на балу.
Вас охраняла длань ГосподняИ сердце матери, – вчераМалютки-мальчики, сегодня —Офицера!
Вам все вершины были малыИ мягок самый черствый хлеб,О, молодые генералыСвоих судеб!
…
Ах, на гравюре полустертой,В один великолепный миг,Я видела, Тучков-четвертый,Ваш нежный лик.
И Вашу хрупкую фигуру,И золотые ордена…И я, поцеловав гравюру,Не знала сна…
О, как, мне кажется, могли выРукою, полною перстней,И кудри дев ласкать – и гривыСвоих коней.
В одной невероятной скачкеВы прожили свой краткий век…И ваши кудри, ваши бачкиЗасыпал снег.
Три сотни побеждало – трое!Лишь мертвый не вставал с земли.Вы были дети и герои,Вы всё могли!
Что так же трогательно-юно,Как ваша бешеная рать?Вас златокудрая ФортунаВела, как мать.
Вы побеждали и любилиЛюбовь и сабли острие —И весело переходилиВ небытие.
26 декабря 1913, Феодосия
«Над Феодосией угас навеки этот день весенний…»
Над Феодосией угасНавеки этот день весенний,И всюду удлиняет тениПрелестный предвечерний час.
Захлебываясь от тоски,Иду одна, без всякой мысли.И опустились и повислиДве тоненьких мои руки.
Иду вдоль генуэзских стен,Встречая ветра поцелуи,И платья шелковые струиКолеблются вокруг колен.
И скромен ободок кольца,И трогательно мал и жалокБукет из нескольких фиалокПочти у самого лица.
Иду вдоль крепостных валов,В тоске вечерней и весенней.И вечер удлиняет тени,И безнадежность ищет слов.
14 февраля 1914, Феодосия
С. Э
Я с вызовом ношу его кольцо!– Да, в Вечности – жена, не на бумаге! —Чрезмерно узкое его лицоПодобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,Мучительно-великолепны брови.В его лице трагически слилисьДве древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.Его глаза – прекрасно-бесполезны! —Под крыльями раскинутых бровей —Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,– Всем вам, кто жил и умирал без страху! —Такие – в роковые времена —Слагают стансы – и идут на плаху.
3 июня 1914, Коктебель
«Не думаю, не жалуюсь, не спорю…»
Не думаю, не жалуюсь, не спорю.Не сплю.Не рвусь ни к солнцу, ни к луне, ни к морю,Ни к кораблю.
Не чувствую, как в этих стенах жарко,Как зелено в саду.Давно желанного и жданного подаркаНе жду.
Не радуют ни утро, ни трамваяЗвенящий бег.Живу, не видя дня, позабываяЧисло и век.
На, кажется, надрезанном канатеЯ – маленький плясун.Я – тень от чьей-то тени. Я – лунатикДвух темных лун.
13 июля 1914
Бабушке
