под пепел от припрятанных сигарет, советских газет. Скотчем вывеску закрепи на двери изнутри, сообщи мне, что входа здесь нет. И выхода тоже, и меня не бывало, похоже. Заснуть я сегодня скорее бы рада. Слон избитый, хромой, истекающий кровью ждёт свой синеющий сон где-то на улицах Сан-Кортадо.
Не история, а плач
Вот бы стать мне синеньким слоником и шляться по улицам Сан-Кортадо. Уши мои станут домиком, палаткой, фигвамом – назови, как понравится, как тебе надо. Ты в моей обшарпанной комнате наведи все порядки мира, чтоб обои в цветочек, герань на окошко. И выброси Влада. В окно. Ты его всё равно не любила. Пусть примчится синяя птица, настойчиво гадит на мой подоконник. Это всё совершенно бессмысленно ныне. Я теперь одинокий синенький слоник.
Соскользнувший брелочек со связки ключей, я иду надышаться Парижем, ЛондОном и немножечко Волгоградом. Ты мне вслед эсэмэски строчишь, и звонишь, и даже едешь за мной… Стой, тебе говорю! Хватит! Не надо!
Ничего мы не смыслим в чужих мирах, и что делать с ними тоже не знаем. Мы зачем-то стараемся их полюбить, крепко в ладони сжимаем. Душим и убиваем.
Тем временем слоник ушёл далеко в себя, в свой большеухий домик. С головой под одеяло ушёл. Сладко спит грустный слон, видит он синий сон, устало бредущий по пыльным улицам Сан-Кортадо. Мне бы стать этим слоником. Мне так в Сан-Кортадо надо!
История седьмая, или Как смерть не дождалась вообще никого
Собирайся, кому говорю! Что ты тянешь, чего ещё ждёшь? Я долго стоять на пороге должна? У меня расписание, график. А завтра вообще выходной! Никакого желания сидеть здесь сейчас с тобой. И не надейся, я не буду сопли мотать на кулак. Просто работа.
Не от безделья пришла я к тебе, молодой и красивой, местами любимой, местами счастливой. Ты звала – и оформлен заказ. Не прячь своих глаз. Не думала, что так скоро? Извини, полнолуние, я сегодня весьма продуктивна. Ой, что за концерты? Смотреть, понимаешь, противно.
Каждый вот раз, каждый раз вы заводите один разговор: никого я не звал, не желал, заявок не оставлял. Затеваете глупый спор. А Вселенная, она знаешь какая? Да не то говоришь: умная и большая. Это понятно. А ещё чуткая и не понимает намёков. От тебя поступил сигнал: не хочу больше жить, приходи забирай. Ну вот, я пришла. Встречай, привечай, чайку наливай.
Села, руки устало сложила. Посмотри, покажу тебе кое-что. Да, это тот самый билетик, ходила с друзьями в кино. А это та зажигалка, помнишь, скурила две пачки в ту ночь. Больно и страшно было. А сейчас будто и глупость, будто и не с тобой.
Ты нема много дней, но душа не молчит. Душа криком надрывным кричит, а Вселенная слышит. Дай понянчу душу твою, прибоем спою колыбельную. Покажу красоту облаков, на радуге покатаю. Чуть-чуть на луне вздремнёт… Как быстро закончилось всё, а мы так мало где побывали! Эй, Вселенная, что значит заказ отменён? Если у смерти бывают страшные сны, то неустойка – мой страшный сон. Ой, да не больно то и хотелось, заберите сиротку свою. Да любите покрепче, теплей одевайте. И, да, заплатите за ложный вызов. Долго к вам не приду, завтра же выходной. Прощайте.
История восьмая, или Как быстро растут дети
Больше, больше дыр на теле одной неприметной вселенной. Пусть вытекают прочь невезения, злость, обиды, усталость. Что, скажи, там осталось? Может быть, пустота? Или надежда жива, что остаётся на месте суть, любовь, вдохновение, умение наслаждаться мгновением?
Знаешь, а память тоже ведь утекла. И вселенная та осталась без памяти. Без памяти и понимания кто она, где она, почему она есть. Нужно ли пить, стоит ли есть. Есть надежда, что, позволяя дождям себя обмывать, раны лечить, дыры латать, она начнёт себя принимать. Бросит глаголы между собой рифмовать. Может, будет со звёздами дружбу водить, слушать прибоя шум, включит сердце, позволит ему звучать громче, чем самый мятежный ум.
А пока обнимает себя сама одна из миллионов – вселенная. Плачет, бьётся о хрупкий пузырь мироздания, истерично хохочет, познать себя хочет. И добьётся своего, это точно. Выдохнет страхи, сомнения, лопнет пузырь искусственных ограничений. И засияет вселенная сотней миров, улыбаясь обрывками новых чувств, умываясь потоками снов.
История девятая. О любви
«…любовь – вовсе не состояние души, но знак Зодиака».
Г. Г. Маркес
Ты рождён до начала времён у самых истоков Вселенной. Сотни братьев и сестёр вместе с тобой появились на свет без муки рождения. Продираясь из черноты наугад, разрывая зубами покровы, рвался ты к свету, тьмы воплощение.
Взращён только самим собой, выкормлен липким экстрактом, остался пуглив, при малейших опасностях с головой покрываясь пеплом, землёй, любым доступным субстратом.
Креп и взрослел. Повинуясь инстинктам, ты ушёл в ту дождливую ночь, даже не представляя, куда заведёт тропинка.
Ни роду, ни племени. Лишь имя в спину, чтоб не спутать с другими: «Эа!».
Я родилась у самых истоков Вселенной, до начала времён. Без муки рождения я появилась и знала: ты уже был для меня рождён. Пока дождалась нашей встречи, трижды шкуру сменила, сотни ярдов сияющих нитей сплела, чтоб встретить тебя.
Луна освещала ничто. И никто ещё не был возлюблен, и не умер ещё никто.
В тишине абсолюта слышны токи соков по венам. Я не слышу, но чую дыхание листов твоих книжных пока ещё чистых.
И тихий шёпот: «Напишем эту историю вместе?»
История десятая. Бытовая
Ты привёл меня в дом. Поселил меня в нём. Кровать там поставил, большую, широкую. Утопаю в волнах перин, словно в море синем, глубоком. Плед из шерсти, ковёр у ног. Ты творил мой уют так, как мог.
Вазу какую-то странную с резким запахом розмарина поставил на шаткий стол. А в вазе цветочки пластиковые из ближайшего магазина. Обустроил мне быт. Одел в рубище. И ушёл.
И принёс мне корзинку пряжи. Что с ней делать, никто не скажет? И метлу хлипкую, жуткую. Не метла, а метёлка. Почти из ниток, шутка ли.
Ты оставил меня в идеальных, казалось, условиях. Тишина и покой, печки треск ввечеру. Гаснет солнечный свет. И огонь с тенями и мыслями на шершавой стене начинает игру.
Здравствуй, милый мой край, где цветут апельсины на улицах узких. Где солнце жаром рвёт землю на пазлы, кусочки. Вижу всё, чувствую. Но нет точки в нескончаемой серии этих историй. Лишь полный мешок многоточий.
А потом всё пропало, исчезло, растворилось. Брежу, ты скажешь. Или просто снова приснилось.
Окна трещат от мороза. И на них паутина. На стенах, в душе, в голове – все миры, где живу лишь во сне, тесно связаны наяву.
Только делать с этим мне что? Я
