Так как армии римлян были немногочисленны, то их легко было снабжать продовольствием: командир мог лучше знать своих солдат и скорее замечать ошибки и нарушения военной дисциплины.
Закалка, приобретенная благодаря упражнениям, и прекрасные дороги, построенные римлянами, делали их способными быстро совершать большие марши. Их внезапное появление приводило в ужас врагов; излюбленным приемом их было атаковать после того, как они потерпели поражение, когда их враги становились беспечными вследствие победы.
В наших современных сражениях отдельный воин полагается на толпу; но всякий римлянин, более сильный и закаленный в боях, чем его враг, рассчитывал всегда на самого себя; он имел природную храбрость, т. е. ту добродетель, которая состоит в. сознании своих собственных сил.
Римские отряды были всегда в высшей степени дисциплинированны, поэтому даже в самом неудачном сражении редко случалось, чтобы они не сплотились на том или ином участке или чтобы не возникло расстройство в рядах врагов. Вот почему в их истории мы все время видим, что, если даже иной раз враги и одерживали верх над ними благодаря своему численному перевесу или боевому пылу, в последнем счете римляне все-таки всегда вырывали победу из рук неприятеля.
Они обращали главное внимание на исследование того, в чем неприятель мог превосходить их, и быстро наводили порядок в этой области. Они приучались видеть кровь и раны в гладиаторских играх, которые они переняли у этрусков.
Острые мечи галлов, слоны Пирра захватили их врасплох только в первый раз. Они усилили свою кавалерию сначала тем, что уничтожили поводья, дабы ничто не могло противостоять их натиску; затем они присоединили к ней велитов. Когда они познакомились с испанским мечом, то отказались от своего. Они одержали верх над искусством лоцманов благодаря изобретению машины, описанной Полибием 6. Наконец, как говорит Иосиф, во время войны они размышляли, во время мира упражнялись.
Если какая-либо нация имела в чем-либо преимущество перед ними по своей nip ироде или благодаря своим учреждениям, то они вскоре перенимали его. Так, они сделали все, чтобы иметь нумидийских лошадей, критских лучников, балеарских пращников, родосские суда.
Наконец, ни одна нация не подготовляла войну так благоразумно и не вела ее так отважно.
Глава III Каким образом римляне смогли возвыситься
Так как теперь народы Европы имеют почти одинаковое военное искусство, то же оружие, ту же дисциплину, тот же способ ведения войны, то поразительная судьба Рима нам кажется непонятной. Далее, теперь имеется такая диспропорция между силами, что маленькому государству невозможно своими собственными силами выйти из того смиренного положения, в какое его поставило провидение.
Это требует размышления; без него мы будем наблюдать события, не понимая их. Если мы не поймем разницы между положением римлян и новых народов, то при чтении древней истории нам покажется, что перед нами люди какой-то другой породы.
Многолетний опыт доказал Европе, что государь, имеющий миллион подданных, не может содержать войско, превышающее 10 тысяч человек, не губя своего собственного государства, поэтому только великие нации могут иметь армию.
Но не так обстояло дело в древних республиках, ибо пропорция между количеством солдат и остального населения, которая теперь равняется одной сотой, тогда легко могла быть доведена до восьми сотых.
Основатели древних республик разделили землю между гражданами поровну; одного этого было достаточно, чтобы народ был могущественным, т, е. составлял благоустроенное общество; благодаря этому же он имел хорошую армию, ибо каждый был кровно заинтересован в том, чтобы защищать свое отечество.
Когда законы перестали строго соблюдаться, дела дошли до такого состояния, в каком они находятся сейчас у нас. Жадность одних и расточительность других привели к тому, что земли перешли в руки немногих; вскоре появились ремесла, обслуживавшие взаимные нужды как богатых, так и бедных. В результате почти не осталось ни граждан, ни солдат, ибо участки земли, предназначавшиеся сначала для содержания солдат, теперь должны были кормить рабов и ремесленников, ставших орудиями роскоши новых владельцев. Но государство, которое должно существовать, несмотря на царящий в нем беспорядок, обречено на гибель, если в нем не будет солдат. До того как началась эта порча нравов, первоначальные доходы государства делились между солдатами, т. е. свободными земледельцами. Но, когда нравы в республике испортились, земли перешли тотчас к богачам, которые отдали их рабам и ремесленникам; известная часть их доходов в форме налогов употреблялась для содержания солдат.
Но эти люди совершенно не годились для ведения войны: они были трусливы и уже испорчены роскошью городов, а часто даже и самим своим искусством. Кроме того, так как по существу они не имели отечества и всюду могли употреблять свое искусство, им нечего было терять или сохранять.
Перепись Рима, произведенная через некоторое время после изгнания царей, и перепись Афин, произведенная Деметрием Фалернским, показали, что оба города имели почти одинаковое число жителей: Рим — 440 тысяч, а Афины — 431 тысячу. Но перепись Рима была произведена в то время, когда он находился в самом цветущем состоянии, перепись же Афин — тогда, когда город подвергся уже полной порче. Число взрослых граждан составляло в Риме четверть его населения, в Афинах же — менее одной двадцатой. Таким образом, могущество Рима относилось к могуществу Афин в эти разные эпохи приблизительно так, как одна четверть к одной двадцатой. Это значит, что Рим был в 5 раз сильнее, чем Афины.
В эпоху царей Агиса и Клеомена Спарта вместо 9 тысяч граждан, которых она имела в эпоху Ликурга 7, насчитывала всего 700, причем не больше 100 из них владело землями, остальные составляли трусливую чернь. Эти цари возобновили старые законы, и Спарта восстановила свое первоначальное могущество и стала грозной для всех греков.
Равное распределение земель дало Риму возможность выйти из своего первоначального ничтожества, что стало особенно заметно, когда он подвергся порче.
Он был маленькой республикой, когда латины отказали ему в той военной помощи, которую они обязаны были предоставить ему; и все же город тотчас же выставил в поле десять легионов. «Вряд ли Рим, — говорил Тит Ливии 8, — для которого теперь тесен стал весь мир, мог бы сделать то же самое, если бы неприятель внезапно появился перед его стенами: верный признак того, что мы вовсе не возвысились, но что мы только увеличили роскошь и богатства, которые расслабляют нас».
«Скажите мне, — обращался Тиберий Гракх9 к знатным, — кто ценнее — гражданин или вечный раб, солдат или человек, неспособный к войне? Неужели вы согласны ради того, чтобы иметь на несколько десятин больше земли, чем все прочие граждане, отказаться от надежды покорить остальную часть мира или подвергнуться той угрозе, что те земли, которые вы отказываетесь дать нам, будут захвачены врагами?»
Глава IV 1. О галлах. — 2. О Пирре. — 3. Параллель между Карфагеном и Римом. — 4. Война против Ганнибала
Римляне много воевали с галлами. Оба народа отличались одинаковой любовью к славе, презрением к смерти, упорным стремлением к победе. Но оружие у них было различное: щит у галлов был маленький, а меч — плохой, поэтому римляне относились к ним приблизительно так, как в последние века испанцы относились к мексиканцам. Но удивительно, что те народы, которых римляне побеждали почти во всех странах и во все эпохи, допускали уничтожать себя один за другим, даже не попытавшись узнать причину своих несчастий и предупредить ее.
Пирр начал войну с римлянами в ту эпоху, когда они были способны противостоять ему и учиться у него, на его победах; он научил их окапываться, выбирать место для лагеря и разбивать его, он приучил их к слонам и подготовил их н более серьезным войнам.
Величие Пирра состояло только в его личных достоинствах. Плутарх *° говорит, что он принужден был вести македонскую войну, потому что у него не было средств содержать шесть тысяч пехотинцев и 500 коней. Этот государь, Глава маленького государства, о котором после него больше ничего не было слышно, был авантюристом, непрестанно затевавшим различные предприятия, потому что он мог существовать только в качестве искателя приключений.
В союзном ему Таренте учреждения его лакедемонских предков уже сильно выродились. Он мог совершить великие дела и при помощи самнитов, но римляне их почти уничтожили.
Карфаген разбогател раньше Рима и пришел в упадок также раньше его; так, в то время как в Риме общественные должности предоставлялись только на основании добродетели и не приносили никакой другой выгоды, кроме почестей и предпочтения при исполнении обязанностей, в Карфагене все, что государство могло предоставить частным лицам, продавалось и всякая услуга, оказанная частными лицами, оплачивалась государством.
