Фольклор и мифологическая память народа
Исторический «анализ глубины народной памяти» позволяет на основе письменных, устно-поэтических, этнографических, археологических материалов сделать вывод о том, что уже к эпохе «палеолита и мезолита восходит целый ряд элементов восточнославянского фольклора»[17]. Из палеолитической глубины пришли заклинания сил природы, обожествление медведя, поклонение Волосу (Велесу). Почитание в охотничьих и земледельческих культах так называемых рожаниц, обеспечивающих плодовитость и плодородие, привело во времена мезолита и энеолита к усложнению представлений о вертикальном пространстве, выделению и предметно-персонажному заполнению его основных ярусов.
Развиваются культы Матери-Земли и грозового, оплодотворяющего небесного начала, которые прочно укоренятся в славянском фольклоре. Заметное развитие в бронзовом веке почитания солнца, умирающего и воскресающего, привело к детализации структурных компонентов похоронных ритуалов, отказу от «эмбриональной скорченности», развитию традиции погребальных и жертвенных костров. В эпоху металла происходит постепенное вытеснение женских божеств мужскими (Род, Святовит, Стрибог, Даждьбог), первое тысячелетие и. э. становится временем «расцвета праславянского патриархального язычества»[18]. Представления, которые возникали на ранних этапах развития мифологии древних славян, нередко сохранялись, на них наслаивались новые. Архаические культы выветривались, «постепенно снижались до полу осмысленной детской игры», однако их отголоски проявлялись в славянском фольклоре вплоть до XX века[19].
Вместе с тем произведения устно-поэтического творчества оставались мифологическими по своей сути. Постижение различных мифологических текстов, обслуживающих как ритуальную жизнь древних славян, так и эксплицирующих ее пережитки в позднем фольклоре, обеспечивало усвоение их слушателем, участником и исполнителем мифопоэтической модели мира – обобщенной суммы представлений о мире, свойственной определенному типу сознания[20]. Как уже было отмечено, фольклор является весьма существенным источником для реконструкции мифопоэтической модели мира современными исследователями.
Мифологическое сознание хоть и противопоставлено естественно-научному, но они не изолированы друг от друга, и в этом смысле мифология вечна. В реальном опыте обе модели – мифопоэтическая и рациональная – могут сосуществовать друг с другом. В более или менее чистом виде рациональная модель может быть реализована в текстах естественно-научного характера, мифопоэтическая – в текстах фольклорных, религиозных, в мировоззрении ребенка.
Исследователи неоднократно указывали на соответствие древнего и детского мышления[21]. Эти виды мышления, конечно, не идентичны, поскольку современный ребенок усваивает «готовые ответы на вопросы, к пониманию которых человечество шло тысячелетиями»[22]. Тем не менее мышление ребенка сближает с мышлением древних неразвитость рефлексии, отсутствие альтернативных систем объяснения, а следовательно, и необходимости выбора между ними.
Мифологическое мышление не оперирует научными понятиями. Мифопоэтическая модель мира предполагает теснейшую связь человека и окружающего его мира. Поскольку в мифологической логике отсутствует четкие разграничения мира и человека, идеального и вещественного, мысли и эмоций, знаний и художественных образов, объективного и субъективного, можно говорить о принципиальном синкретизме мифопоэтического мира. Значительно позже человеческая мысль разграничит эти понятия. Мифологический синкретизм преломился в комбинирующей фантазии, в различных приемах антропоморфного моделирования действительности. Синкретизм обусловливал и метаморфозы в мифопоэтическом мире, впоследствии нашедшие отражение почти во всех фольклорных жанрах, например:
На конях-то ли выедешь, / На травах-то ли вырастешь, / На цветках-то ли выцветешь…
И прилети хоть перелетной малой птиченькой, / И хоть с чиста поля лети да черным вороном, / И со синя моря лети да белым лебедем… (из похоронных и рекрутских причитаний[23]).
Дед против солнца стоит (загадка; отгадка – подсолнечник)[24].
Сивые кабаны все поле облегли (загадка; отгадка – туман)[25].
Мифологический синкретизм обусловливал формирование магических представлений, благодаря которым сверхъестественные силы, природа и человек рассматриваются как некоторое поле разносторонних взаимодействий и объектов сверхъестественного (магического) воздействия. Магические действия различны – от полубессознательного жеста до целых церемоний с участием многих людей. Исследователи[26] выделяют, в частности, магию побудительную (протрептическую), связанную с перенесением магической силы на объект, и предохранительную (профилактическую) – защиту от «вредоносных влияний». А по социальной направленности магию можно подразделить на вредоносную, военную, любовную, лечебную, аграрную, промысловую, метеорологическую и т. д., например: прыганье через костер; поливание водой земли, чтобы пошел дождь; введение острых предметов в след человека с целью вызвать его болезнь или смерть; нанесение рисунка на охотничье копье; сокрытие лица невесты во время брачного ритуала. Магические ритуалы сопровождали архаического человека на протяжении всей его жизни, обряд был основным способом разрешения всех возникающих противоречий[27].
Структура мифопоэтической модели мира предполагает описание основных параметров вселенной, которое осуществляется способом «остроумным своей простотой»[28] – системой бинарных оппозиций (двоичных противопоставлений). Признаки противопоставлены друг другу, то есть каждый член оппозиции маркирован положительно или отрицательно. На основе этих оппозиций и формируются знаковые комплексы, с помощью которых осуществляется освоение мира.
Наиболее общим противопоставлением является пара сакральный – профанический (космос – хаос). Эта пара четко показывает все положительно или отрицательно настроенное к архаическому коллективу и реализуется в серии более частных противопоставлений. К ней примыкают не локализованные в каком-либо плане и наиболее абстрактные характеристики: счастье – несчастье (доля – недоля) и жизнь – смерть. В русском фольклоре эти оппозиции могли воплощаться, к примеру, в ритуалах выбора между долей и недолей (жертвоприношениях, гаданиях, приметах, суевериях, снах), в конкретных образах сказок, быличек, песен, пословиц (медведь, щука, конь, домовой, живая вода, яйцо, четный, сытость, дом, Лихо, Баба-Яга, мышь, лиса, мертвец, кикимора, русалка, мертвая вода, гроб, лес, яма, избушка на курьих ножках и т. д.).
Важнейшим параметром модели мира является ее пространственно-временной компонент: предполагается теснейшая связь, неразрывное единство пространства и времени – хронотоп (от греч. hronos — время и topos — пространство). Хронотопичны многие фольклорные образы:
Если вздумаешь искать меня, то ищи за тридевять земель, в тридесятом царстве. Прежде три пары башмаков железных истопчешь, три посоха чугунных изломаешь, три просвиры каменных изгложешь, чем найдешь меня, добра молодца! (из сказки «Перышко Финиста ясна сокола»)[29].
Встану я благословись, пойду перекрестясь, из избы дверями, из двора воротами, в восточную сторону, под утреннюю зарю, под младой месяц, под часты звезды… (из заговора на удачную охоту[30]).
Два братца в воду глядятся, век не сойдутся (загадка; отгадка – берега).
Стоит дуб: одна половина сырая, другая – сухая (отгадка – год).
Стоит дуб; одна половина сырая, другая – суха, маковка, золотая (отгадка – год)[31].
Шел из Дьяконова, из гостей. «Ой, с богом!» Ну, с богом. Очутился на березе. Кто его занес, как залез. Он и не помнит. А шел он в Панино (быличка)[32].
Хронотопичны образы пути, древа, реки, года, колеса и др. Структура пространства задается следующими оппозициями: верх – низ, небо – земля, земля – преисподняя, правый – левый, юг – север, восток – запад, суша, – море, дом – не дом и др. Структура времени: весна (лето) – осень (зима); день – ночь. Оппозиции маркируют пространство и время, расслаивая его на положительное и отрицательное, а перечисленные выше знаки-образы выступают в роли медиаторов, соединяющих оппозиционные точки времени и пространства. Мифопоэтической модели мира свойственно представление о сакральном центре, который выражается в образах дома, храма, древа и др. Он положительно маркирован, заполнен предметами, определяющими его статус, максимально «обжит». Сакральному центру противопоставлен хаос. Либо это хаос до начала сотворения мира, либо неосвоенная периферия пространства (лес, море, «чужедальняя сторонушка») или остатки хаотического начала внутри самого космоса (дупло, овраг, баня).
