— Господин, вон она, я ее вижу!
— Гребаные ублюдки, — успела произнести она, а потом поскрипывание карниза под ногами стало непрерывным, и она сообразила, что куда-то сползает — поначалу очень медленно. Она сунула руки в футляр и выхватила оттуда оба ножа. Раздался треск, подобный звуку пистолетного выстрела, деревянный карниз треснул и сломался. Она начала падать.
Она слышала, как внизу что-то нечленораздельное орет Джаскен.
Она развернулась, с размаху вогнала оба ножа в рисунок на заднике и сжала их рукояти в поднятых на уровень плеч кулачках, затянутых в изящные перчатки. Она прижалась к заднику так тесно, как только могла, и увидела, как тот начинает разрываться; лезвия, рассекая исполинскую картину, поползли вниз, на сцену, куда перед тем уже свалились неровно обломанные остатки деревянного карниза, окончательно просевшие под ее тяжестью. Ножи могли рассечь задник до самого низа!
Раньше она только в кино такое видела, но там все выглядело гораздо проще. Яростно зашипев, она повернула лезвия так, что они переместились из вертикального положения в горизонтальное. Падение приостановилось, она повисла, держась за рукояти, балансируя на полуразорванном, тянущемся заднике. Ноги болтались в пустоте. Вот же дерьмо, ничего не получается. Ее руки стремительно слабели и начинали подрагивать.
— Что она... — донесся снизу голос Вепперса. — О Господи! Она...
— Господин, прикажите им повернуть колесо, — быстро подсказал Джаскен. — Как только карусель займет нужную нам позицию, они спустят ее на сцену.
— Да, конечно! Сульбазги, давай поворачивай! Сульбазги!..
Она с трудом разбирала слова: кровь бухала в ушах, дыхание стало тяжелой работой. Она посмотрела по сторонам. Сломанный карниз, по которому она кралась, теперь висел ниже, у двойной кромки, зацепившись за огромную картину большими крепежными скобками. Справа, на расстоянии вытянутой руки от нее, фрагменты карниза все еще удерживались этими скобками на изначальных местах. Она начала поворачиваться в другом направлении, дыхание со свистом вырывалось из груди, и хотя руки оставались неподвижны, ноги и нижняя часть туловища качались, как маятник. Она слышала, как двое мужчин снизу что-то кричат, но не могла понять, что именно. Ее швыряло из стороны в сторону, и движения эти передавались рвущемуся заднику. Сейчас...
Она зацепилась правой ногой на остатки карниза, нашарила опору, высвободила один из ножей и воткнула его в другой точке, повыше, стараясь при этом держать лезвие горизонтально. Нож держал, чуть отклонившись, однако, к нижней кромке задника. Она подтягивалась, пока тело ее не оказалось на высоте, примерно промежуточной между положениями, отвечавшими лежанию ничком и стоянию вертикально. Тогда она высвободила второй нож и повторила тот же трюк.
— Да что она теперь...
— Ледедже! — завопил Джаскен. — Остановись, ты разобьешься!
Она выпрямилась, цепляясь за рукояти ножей. Ее шатало, но она вытащила одно из лезвий и воткнула его еще выше. Плечевые мышцы точно в огне горели, однако она продолжала карабкаться наверх. Она и сама диву давалась, откуда в ней такая сила.
Конечно, преследователи рано или поздно доберутся до механизмов, управляющих движением декораций. Они могут просто повернуть всю конструкцию вместе с беглянкой и опустить ее, куда захотят. Но она будет сопротивляться до последнего. Вепперс об этом не подозревает. Он все еще воображает, будто она заигралась.
Но это не игра. Это дорога к смерти.
Раздался шум. С жалобным стоном сценический задник, а с ним и все, что было сейчас вокруг, над ней и под ней, пришел в движение. Он пополз наверх. Задник подтягивался к смутно различимым конструкциям огромного карусельного колеса. Наверх! Это шанс. Ей захотелось расхохотаться, но дыхание в груди сперло. Вот и дыры, оставленные в заднике лезвиями. Недолго думая, она воспользовалась ими как опорами для ног, чтобы ноющие плечевые мускулы немного передохнули.
— Не туда, черт подери, не туда! — закричал Вепперс. Джаскен тоже что-то выкрикнул. — Не в том направлении, мать твою! Останови! В другую сторону, в другую сторону! Сульбазги, ты что, играть вздумал? Сульбазги!
Огромная карусель продолжала медленно вращаться, увлекая за собой декорации и задник. Она кинула взгляд через плечо и увидела, как приближается следующий задник. Сложенные штабелями декорации давили друг на дружку, сдвигались, пока не доползали до горизонтального предела отведенного под их хранение пространства. Задник, приближавшийся к ней сзади, показался ей довольно скучным, картинка — размытой и неконтрастной, опять какая-то буколика, несколько тонких перекрестных балок, по которым было бы так же тяжело передвигаться, как и по этому злополучному карнизу. Наверху громоздились трехмерные декорации посложнее. Были там и резервные источники света, которые должны были включиться, когда преследователи запустили всю систему. Она прижалась к заднику, наблюдая за происходящим через ножевую прореху. Ближе всех располагалась весьма правдоподобная сценка в старинном стиле: затейливо изогнутые водосточные трубы, узкие слуховые оконца, крытые шифером довольно крутые крыши, хлипкие дымоходы, причем из некоторых тут же — взаправду — пошел дым. А еще тонкая сетка голубых огоньков, раскинутая по всей ширине конструкции в двадцати с лишним метрах над верхушками вытяжных труб и скатами крыш — наверное, так изображалось звездное небо. Вся эта махина постепенно приближалась к ней, двигаясь вниз по мере вращения карусели.
Люди внизу продолжали кричать: она не обращала внимания на эти вопли. Она расширила дырку в заднике и протиснулась туда и благополучно приземлилась на крышу. Задник разорвался и отлетел в сторону, когда она от него отталкивалась; падение, короткий вскрик испуга, а затем она провалилась по пояс сквозь поддельную черепицу. Оба ножа куда-то делись, и держалась она сейчас не за рукояти, а за довольно хлипкие перильца, тянувшиеся вдоль череды высоких окошек. Внизу что-то лязгнуло, наверное, это и были ножи.
Опять крики. Она не вслушивалась специально, однако различила, что примерно половина воплей была адресована ей, остальные — доктору Сульбазги. Вепперс и Джаскен не могли сейчас видеть ее, загороженную крышами. Она карабкалась вверх, цепляясь за фальшковку, оказавшуюся пластиком, мелкие детали отделки перилец выскальзывали из рук, конструкция дрожала, готовая треснуть. Когда она добралась до ложных слуховых окошек, фальшподоконников и поддельных печных труб, дело пошло веселей. Так она забралась на самый верх, стараясь ползти так, чтобы теряться в клубах дыма. Карусель вдруг остановилась.
Она потеряла опору, поскользнулась, полетела с крыши, вскрикнув от неожиданности, и попалась в звездную сеть, раскинутую по ясному ночному небу. Цепочки бледно-голубых лампочек растянулись, заходили ходуном, но выдержали ее вес. Тонкие, но прочные нити, из которых была сплетена сеть, только запутывались туже в ответ на ее усилия вырваться.
— Сейчас! — истошно заорал Вепперс.
Сухо щелкнул винтовочный выстрел. Мгновением позже ее настигла ослепляюще резкая боль в правом бедре. А еще через несколько секунд тянущийся к небесам из печных труб дым, который на самом деле не был дымом, фальшивые синие звездочки и весь этот сумасбродный поддельный городишко куда-то уплыли и перестали ее раздражать.
Ее несли на руках.
А сейчас положили на какую-то жесткую поверхность. Было больно. Руки и ноги разметались вокруг тела и казались ... отсоединенными от него. Если ей не изменяло помрачившееся сознание, ее сюда бережно перенесли, а не приволокли, что внушало определенный оптимизм. По крайней мере, сейчас лучше на что-то надеяться. Голова вроде в порядке. Все остальное вселяло сомнения.
Она понятия не имела, сколько прошло времени. Они могли отвезти ее обратно в городской дом, стоявший всего в нескольких секторах от оперного театра, или даже в Эсперсиум. Беглянок часто возвращали в это поместье, чтобы Вепперс мог вволю натешиться. Иногда проходили дни и даже недели, прежде чем можно было с уверенностью судить, испила ли ты полную чашу кары. Транквилизаторы, которыми пользовался Джаскен, обычно выводили из строя на несколько часов, так что у преследователей было время доставить ее в любое место на планете или за ее пределами.
Прислушиваясь к неясным словам, которыми обменивались стоявшие над ее телом, она постепенно поняла, что мыслит куда четче и ясней, чем следовало ожидать в такой ситуации. Она даже могла контролировать движения глаз. Она очень осторожно приоткрыла их и стала следить сквозь узкие щелочки между ресниц за тем, что творится вокруг. Городской дом? Поместье? Интересно будет понять, где же она сейчас.
Обстановка виделась ей будто в тумане. Над ней возвышался Вепперс во всем своем великолепии: превосходные зубы, элегантное, тонко очерченное лицо, белая шапка волос, золотистая кожа, широкие плечи и небрежно, театрально накинутый на них плащ. Наверняка он тут не один. Она скорее чувствовала присутствие всех прочих, нежели видела их. Они копошились у ее бедер.
