Они еще не научились добывать огонь и, если угасал очаг, занимали у соседей раскаленные угли или головешки. Не умели они и писать, а из орудий знали только раковины-ложки и каменные ножи. Маклай переселился в каменный век.
Узок и беден был мир папуасов: они интересовались лишь тем, что происходило поблизости или в недавнем прошлом. Заглядывать в отдаленное будущее им было ни к чему.
Начнет какой-нибудь папуас мастерить лодку, его сын продолжает, а заканчивает внук. При такой медлительно-неторопливой жизни нужен ли календарь? Папуасы не знали ни лет, ни месяцев, даже дней считать не умели.
Однажды они спросили Маклая, скоро ли придет за ним корабль. Как им ответить? Ученый разрезал узкие полоски бумаги на кусочки и, передав их папуасу Мале, объяснил, что каждый кусочек означает два дня.
Тотчас же толпа любопытных сгрудилась вокруг Мале, а он начал считать бумажки по пальцам, но вскоре безнадежно запутался. Тогда за трудное дело принялся другой папуас, позвав на помощь еще двух человек.
Новый «математик», перекладывая бумажки на коленях, каждый раз приговаривал «наре» — один. Второй папуас повторял это слово и одновременно загибал пальцы сначала на одной, потом на другой руке. Насчитав до десяти, он сказал: «Две руки», а третий папуас загнул при этом один палец — один, мол, десяток успешно закончен.
Таким же способом были подсчитаны второй и третий десятки, а для четвертого бумажек уж не хватило. И папуасы страшно обрадовались: наконец-то они решили задачу.
По пальцам учились считать многие народы, и сначала достаточно было двух чисел: один и много. Позже возникла двойка — две руки, два глаза, два уха. Еще недавно кочевое племя бакаири (в Бразилии) довольствовалось двумя числами: токале — один и ахаге — два. Из них можно составить и три (ахаге токале), и четыре (ахаге ахаге), и пять, и шесть. А что больше шести, то неисчислимое множество, и, чтобы показать это, бакаирец недоуменно ворошил волосы на голове.
У другого южноамериканского племени, таманаки, шесть — это «один палец другой руки», одиннадцать — «один палец ноги», а двадцать один — «один палец с руки другого человека». У негритянского племени вей число двадцать обозначалось «мо банде» — один человек окончен. Пальцы на руках и ногах, сам человек и его тело стали мерой всех вещей.
По числу пальцев сложились пятидневные или десятидневные недели, а у индейцев племени майя — двадцатидневные месяцы. Датчане и теперь называют число шестьдесят — трижды двадцать, а восемьдесят у них, как и у французов, — это четыре двадцатки. На английском языке одно слово означает и палец и число (от 0 до 9).
С древних времен сохранилось у нас выражение: «Можно по пальцам перечесть». От простого счета по пальцам ведет начало и принята во всем мире десятичная система счисления: 1, 10, 100, 1000… — каждый разряд в десять раз больше предыдущего. Но не думайте, что это самая удачная система.
«Жаль, что у человека только пять пальцев на руке, а не шесть, — писал один математик, — тогда у нас было бы более удобное двенадцатеричное счисление».[3] В некоторых странах и теперь многие предметы считают не десятками, а дюжинами: перья, карандаши, катушки ниток, пуговицы, носовые платки, стулья, тарелки. И это не случайно.
Тысячи лет назад у народов Южной Месопотамии сложилась шестидесятеричная система счисления: каждый разряд был не в десять, а в шестьдесят раз больше предыдущего. Сутки у них состояли из 12 (60: 5) часов, а час — из 60 минут. И до сих пор на циферблатах вы видите двенадцать делений, хотя в сутках у нас двадцать четыре часа.
Древние народы Месопотамии аккуратно вели счет времени и создали один из древнейших календарей.
Глава II. ХАЛДЕЙСКИЙ КАЛЕНДАРЬ
Земной рай
А востоке, в Эдеме, был райский сад, сообщает библейская сказка о сотворении мира; из Эдемовой реки, что орошала сад, вытекали Тигр и Евфрат.
Не очень удобное место для рая выбрала сказка. По широкой равнине Месопотамии мчится бурный Тигр. Он то сближается со спокойным соседом своим — Евфратом, то расстается с ним, то снова течет рядышком и, соединяясь в общей дельте, впадает в Персидский залив. Обе реки начинаются на севере, в горах Армении, и в древности у каждой из них было свое устье.
Больше пяти тысяч лет назад в Южной Месопотамии, низменной долине Двуречья, жили на юге шумерийцы, а к северу от них, в среднем течении рек, позже поселились аккадяне. Туго приходилось и тем и другим в борьбе с всемогущей, непокорной природой.
Летом жарища здесь неимоверная, больше пятидесяти градусов. Трудно дышать раскаленным воздухом, а лесов нет и негде укрыться от гнетущего зноя и томительной духоты.
Зимой льют дожди, а весной тают снега в горах на севере и стремительно мчатся по долинам потоки мутной воды. Буйно разливаются тогда Тигр и Евфрат, выходят из берегов, подступают к жилью. Страшная и грозная стихия. Наводнение. Потоп…
Так вот и складывалась легенда о всемирном потопе. Бессильны были люди перед могучей стихией, неведомой и неодолимой. Почему вдруг переполняются реки водой и начинается опасное половодье? Этого не знали шумерийцы и аккадяне: ведь жили они в Двуречье, а снега таяли далеко на севере.
Наверно, вода приходит от Эа, владыки подземного океана. Бог неба Ану, властитель земли Энлиль и Эа управляют всем, что есть в небесах, на суше и в воде.
Божественная троица рождена была не только воображением устрашенных людей. В этих образах фантазия воплотила и затаенную мечту о покорении сил природы. Все доступно богам-богатырям и богачам, всемогущим повелителям стихий: о, если бы и нам обладать такой властью!
Неистовы боги в гневе своем. Если рассердить бога неба Ану, он сожжет все растения нестерпимым зноем. Если разозлится Эа, он погубит всех страшным потопом.
Но вот миновало наводнение. В низинах застаивается вода на глинистой почве и зарастают чертополохом зыбкие, непролазные болота — рассадник мучительной лихорадки. А на более высоких местах земля, иссушенная солнцем, тверда и бесплодна, как камень.
Не странно ли, что Библия устроила рай в такой негостеприимной стране? И все-таки кое в чем сказка не ошиблась.
Вдоль берегов рек и каналов стройными рядами тянулись финиковые пальмы. Эти прихотливые южанки любят, как говорят арабы, чтобы их ноги отдыхали в прохладной влаге, а головы обжигало палящее солнце. Между густыми рощами бананов расстилались фруктовые сады и огороды.
Землю Двуречья не надо удобрять — об этом заботится сама природа: полноводные реки приносят на поля плодороднейший ил. На тучной почве пшеница, ячмень, просо приносили сказочный урожай — в десятки раз больше, чем посеешь.
В реках великое обилие рыбы — лови сколько хочешь! На пастбищах многочисленные стада овец, коз, коров, быков, ослов. «Дома запасов» при храмах полны всяческой снеди: сушеной рыбы, молока, сливок, масла, вина.
Поистине благодатный край, где все обильем дышит. Но раем Двуречье было только для господ, а для их рабов и полурабов — нищих земледельцев, опутанных неоплатными долгами, здесь был сущий ад.
Изнывая от жары в этом пекле, трудились из последних сил подневольные люди. За ними зорко следили неумолимые надзиратели с длинными бичами и беспощадно избивали тех, кто смел разогнуть согбенную спину.
Шумерийцы так и называли своих рабов «иги-ну-ду» — «не подымающие глаз». Велико было поголовье рабов и в Аккаде: там их считали по головам — «ре́шу», как скот.
В Южном Двуречье мало земли, пригодной для обработки: чуть ли не каждую пядь приходилось отвоевывать у болот. Нужно было осушать заболоченные места — и тысячи рабов погибали от укусов ядовитых насекомых и тропической малярии. Надо было орошать опаленную солнцем землю — и рабы рыли глубокие каналы, очищали их, стоя по пояс в воде, от оседавшего ила, создавали искусственные озера-водоемы: там бережно хранилась вода, чтобы в знойную пору напоить иссушенную почву. Рабы укрепляли берега рек и каналов, возводили высокие дамбы, земляные валы для защиты от «потопов», сооружали запруды и плотины — все самые тяжелые, черные работы лежали на них.
Искусственное орошение превратило Двуречье в «земной рай». Благодаря безыменным иги-ну-ду и ре́шу здесь был создан один из древнейших очагов культуры. Но не так покорны были бы рабы и бедняки, если бы богачи-рабовладельцы не обладали силой и властью.
Цари и боги
В безлесном Двуречье тростник и глина заменяли дерево и камень. Из тростника шумерийцы строили свои скромные хижины, сплетали корзины, мастерили лодки. Покрытые глиной, корзины непроницаемы для воды и не боятся огня. Искусные гончары готовили глиняные бочки для вина и превосходные вазы, детские игрушки и статуи богов.
