Быстрым движением Элиса вынула из кармана джинсов заранее приготовленную монетку в один евро и положила ее на нарисованный квадрат.
— Наш дружок спокоен насчет своих сбережений, которые хранятся в этом банке: никто, абсолютно никто не может проникнуть в квадрат с любой из его сторон… То есть никто из его мира. Но я могу легко ограбить его благодаря третьему измерению, которое не способны воспринять обитатели этой плоской вселенной — благодаря высоте. — В процессе объяснения Элиса забрала монетку и заменила лист бумаги на другой, на котором был следующий рисунок. — Представляете, что случится с этим бедолагой, когда он откроет свой квадрат и увидит, что его сбережения исчезли… Как его могли ограбить, если квадрат был все время закрыт?
— Вот западло, — тихонько сказал парень с первого ряда с подстриженными под гребенку волосами, в очках-хамелеонах, в ответ послышался смех. Элисе не мешал ни смех, ни кажущееся отсутствие внимания аудитории: она знала, что приведенный ею пример чрезвычайно прост и смешон для студентов вуза, но именно к этому она и стремилась. Она хотела максимально открыть входную дверь, потому что знала: к выходу смогут дойти лишь немногие. Она погасила смешки, заговорив другим, намного более мягким тоном:
— Точно так же, как этот человечек даже представить себе не в силах, как у него могли украсть деньги, так и мы не способны допустить существования более чем трех измерений вокруг нас. Так вот, — прибавила она, выделяя каждое слово, — на этом примере видно, каким образом эти измерения могут касаться нашей жизни и даже вызывать события, которые мы с готовностью назвали бы «сверхъестественными»… — Ее слова потонули в гуле аудитории. Элиса знала, что происходит со студентами. Они думают, что я приукрашиваю лекцию элементами научной фантастики. Они изучают физику, они знают, что я говорю им о реальной действительности, но не могут в это поверить. Она выбрала одну из леса поднятых рук. — Да, Йоланда.
Йоланда была одной из немногих девушек в этой группе, где преобладал сильный пол, обладательница длинных светлых волос и больших глаз. Элисе было приятно, что именно она первой высказала серьезную мысль.
— Этот пример с подвохом, — сказала Йоланда, — монета трехмерная, у нее есть высота, пусть даже и небольшая. Если бы она была нарисована на бумаге, как должно было бы быть, вы бы не смогли ее украсть.
Все заговорили. Элиса, у которой был наготове ответ, изобразила некое удивление, чтобы поощрить остроумную догадку студентки.
— Хорошее замечание, Йоланда. И абсолютно верное. Именно на таких замечаниях строится наука: на первый взгляд они простые, но очень тонкие. Однако если бы монета была нарисована на бумаге, так же, как человечек и квадрат… я могла бы ее стереть. — В течение нескольких секунд — если быть точными, пяти — она не могла продолжать из-за раздавшегося смеха.
Хотя она этого и не знала, оставалось всего двенадцать секунд до того момента, когда вся ее жизнь должна была разбиться вдребезги.
Большие часы на стене напротив доски неумолимо отсчитывали последние мгновения. Элиса равнодушно посмотрела на них, не подозревая, что проходящая по циферблату длинная стрелка начала обратный отсчет, чтобы навсегда разрушить ее настоящее и будущее.
Навсегда. Бесповоротно.
— Я хочу, чтобы вы осознали, — продолжала она, жестом руки восстанавливая в аудитории тишину, не замечая ничего, кроме взаимопонимания, достигнутого со студентами, — что различные измерения способны влиять друг на друга, не важно, каким именно образом. Приведу вам другой пример.
Вначале, во время подготовки лекции, она думала, что нарисует следующий пример на доске. Но тут она увидела свернутую газету, лежащую на столе. Когда у нее были лекции, она покупала газету в киоске на входе в факультет и читала ее после занятий, в кафе. Ей подумалось, что, возможно, студенты лучше поймут следующий, значительно более сложный пример, если проиллюстрировать его каким-то предметом.
Она наугад открыла газету на середине и распрямила страницу.
— Представьте себе, что эта страница — плоскость в пространстве…
Она опустила взгляд, чтобы отделить газетный лист от других, не помяв газеты.
И увидела.
Страх действует мгновенно. Мы способны прийти в ужас, даже не осознав этого. Мы еще не знаем причины, а руки уже дрожат, лицо бледнеет, сердце сжимается в кулачок, как сдувшийся шарик. Взгляд Элисы остановился на заголовке одной из статей в верхнем правом углу страницы, и, даже не осознав еще полностью смысл прочитанного, она была парализована громадным выбросом адреналина.
В считанные секунды она бегло прочитала статью. Но секунды эти были бесконечны, и вряд ли она осознавала, что слушатели притихли, ожидая продолжения, и уже начали замечать, что происходит что-то странное: начались перепихивания, покашливания, вопросительные взгляды…
Новая Элиса подняла глаза и наткнулась на молчаливое ожидание, вызванное ее заминкой.
— Э-э… Представьте себе, что я сгибаю плоскость в этой точке, — не дрогнув, произнесла она бесстрастным голосом автоответчика.
Каким-то образом она продолжила объяснения. Писала на доске уравнения, без ошибок их решала, задавала вопросы и приводила другие примеры. Это был внутренний сверхчеловеческий подвиг, который, похоже, не заметил никто. Или заметили? Она не знала, углядела ли внимательная Йоланда, не сводящая с нее глаз из первого ряда, остатки охватившей ее паники.
— На этом мы остановимся, сказала она за пять минут до окончания занятия. И добавила, ужасаясь заключенной в ее словах иронии: — Предупреждаю, дальше все пойдет сложнее.
Ее кабинет был в конце коридора. К счастью, коллеги все были заняты, и по дороге ей никто не встретился. Она вошла внутрь, закрыла дверь на ключ, уселась за стол, открыла газету и резко, чуть не порвав, дернула страницу. Элиса вчитывалась в статью с волнением человека, просматривающего список погибших в надежде, что там нет любимого существа, но зная, что в конце концов его имя неизбежно окажется среди других — четкое, бросающееся в глаза так, словно оно выделено другим цветом.
В заметке было мало данных, лишь предполагаемая дата события. Хотя это обнаружилось на следующий день, судя по всему, оно произошло ночью в понедельник, 9 марта 2015 года. Позавчера.
Элиса почувствовала, что задыхается.
И тут светлое матовое стекло двери перекрыла тень.
Даже понимая, что происхождение ее самое обыденное (вахтер или кто-то из коллег), Элиса поднялась со стула, не в силах вымолвить ни слова.
Теперь твой черед.
Тень на стекле застыла неподвижно. Послышался шорох в замочной скважине.
Элиса отнюдь не была трусихой, но в этот миг ее могла бы привести в ужас даже улыбка ребенка. Спиной и ягодицами она ощутила холод какой-то поверхности и лишь тогда поняла, что пятилась, пока не наткнулась на стену. Длинные влажные черные волосы наполовину скрывали ее покрывшееся испариной лицо.
Наконец дверь открылась.
Порой испуг становится незавершенным подобием смерти, эскизом смертей, который на время лишает нас способности говорить, видеть, лишает других жизненно важных функций — мы не дышим, не способны думать, наше сердце не бьется. Именно такой ужасный миг пережила Элиса. Увидев ее, мужчина вздрогнул от удивления. Это был Педро, вахтер. В руке он держал ключи и пачку писем.
— Простите… Я думал, здесь никого нет. Вы же никогда не заходите сюда после занятий… Можно к вам? Я принес почту.
Элиса что-то пробормотала, вахтер улыбнулся, шагнул через порог и положил письма на стол. После этого он ушел, задержавшись взглядом на раскрытой газете и на лице Элисы. Ей было все равно. Более того, это резкое вторжение помогло ей стряхнуть с себя страх.
Она вдруг поняла, что нужно делать.
Она закрыла газету, сунула ее в сумку, бегло просмотрела почту (внутриуниверситетские сообщения и письма от других учебных заведений, с которыми она поддерживала связь, — ничего, что могло бы ее заинтересовать в эту минуту) и вышла из кабинета.
Прежде всего надо было спасать свою жизнь.
2
Кабинет Виктора Лоперы был напротив ее двери. Виктор только пришел и предавался скромному развлечению, заключавшемуся в ксерокопировании ребуса из утренней газеты. Он коллекционировал такие вещи, у него были целые альбомы с забавными загадками, найденными в Интернете или в газетах и журналах. Когда лист бумаги начал вылезать из ксерокса, послышался стук в дверь.
— Да?
При виде Элисы спокойное выражение его лица почти не изменилось: густые темные брови лишь слегка приподнялись, а уголки губ чуть-чуть растянули безбородое лицо в очках в нечто, что могло бы считаться улыбкой в репертуаре мимики этого человека.
