Каринти оставил десятки репортажей и новелл, навеянных его первыми полетами на примитивном, сконструированном из фанеры и брезента аэроплане. И когда 11 мая 1915 года аэроплан Виттмана, достигнув рекордной высоты в тысячу метров, разбился, похоронив под собой бесстрашного пилота, Каринти, который за два дня до этого поднимался с ним в воздух и строил планы перелета через Атлантику, в некрологе писал: “Виттман улетел навсегда… Виттман, мой милый Виттман, ведь правда, мы поднялись в воздух не потому, что не боялись смерти? Мы очень хотели жить и верили, что можем победить страх. Говорят, герои не боятся смерти. Если презрения к смерти достаточно, чтобы стать героем, то ты, Виттман, и меньше и больше чем герой, ибо ты рисковал жизнью во имя ее самой… Кто подлинный герой: тот, кто рискует жизнью во имя созидания, или тот, кто жертвует ею во имя разрушений?”
Гибель первою венгерского пилота и близкого друга была огромным, на всю жизнь потрясением для Каринти. С тех пор его не оставляет в покое философская проблема влияния развивающейся техники на судьбу человеческого общества. “С точки зрения жизни в отношениях между машиной и человеком, в борьбе человека и машины, — писал он в 1931 году, — содержится более напряженная, глубокая и потрясающая трагедия, чем в борьбе живого с живым или в борении человека с самим собой… Мотор гудит, выбрасывает пламя, колесики вертятся все по кругу, по кругу, а человек сидит и управляет механизмами. Одно его неосторожное движение, малейшая неисправность в механизме, и оба — человек и машина — превратятся в ничто. Кто из них надежнее, более стоек — живой организм или мертвый металл, — вот в чем вопрос. И другой вопрос, уже совершенно непостижимый: кто из них теряет больше в случае катастрофы? Ведь они приравнены друг к другу”.
Мировая война положила конец “розовым” мечтам Каринти о возможности гармонического развития буржуазной цивилизации и культуры в результате мирного и плодотворного прогресса техники и науки. Если и раньше его одолевали сомнения относительно того, куда идет капитализм, к которому он был привязан образом жизни и мышления, то теперь, когда разум сменило тупое насилие, более всего на свете ненавистное Каринти-гуманисту, его иллюзии развеялись окончательно. Каринти становится в первые ряды тех венгерских литераторов группы “Нюгат”, которые во главе с поэтами Ади и Бабичем решительно выступили против войны, требуя в своих художественных произведениях и в политических декларациях прекращения человеческой бойни.
Начав свое антивоенное творчество как пацифист, отрицающий любое насилие, Каринти на протяжении четырех военных лет прошел заметную эволюцию. Его первые антивоенные очерки и юморески несут на себе следы критики отдельных пороков буржуазного мира, послуживших, на его взгляд, причиной человеческих бедствий: он высмеивает официальную литературу и печать, вводящие в обман обывателя (“Декадентщина”), издевается над техникой, поставленной на службу военного разрушения (“Нажатием кнопки”), пригвождает к позорному столбу человеконенавистнические инстинкты людей, аморальность оголтелого буржуа (“Воскрешение”), Но чем дальше, тем сильнее его произведения становятся социально заостренными, он выступает против натравливания одного народа на другой, логически доказывая, что истинное различие интересов кроется не между народами, а внутри каждого из них, ибо в каждом народе есть грязные политиканы и простые люди, генералы и рядовые (очерки “Понять друг друга”, “Сражение” и др.).
В изобличении войны и ее антинациональных целей Каринти не останавливается перед сатирой на правительство собственной страны, в отличие от многих буржуазных пацифистов, предпочитавших бичевать лишь чужие правительства. Главную свою писательскую задачу в этот период он видел в разоблачении лживой демагогии правительственной пропаганды. Каринти пишет убийственный памфлет под названием “Поджигатели мира, защитники войны”, в котором вскрывает механику империалистической демагогии. Обращаясь к солдатам в окопах, он призывает их “не терпеть, чтобы к человеческим ранам прикладывали примочку из сладеньких фраз”.
Каринти как художник-гуманист набирал силу в годы войны под влиянием большой общественной цели, которую поставил перед собой. Элегическая ирония в его творчестве все больше уступала место острой сатире, патетическая интонация и экспрессионистская эмоциональность — рационалистическому анализу и смелой фантазии. Значительно обогатилось и жанровое многообразие его пера. В 1915 году Каринти пишет свою первую большую драму “Завтра утром”, в которой под свежим впечатлением полетов с Виттманом создает образ человека, победившего в себе чувство страха и потому сумевшего подняться над окружающей его меркантильной средой. В 1916 году писатель кончает повесть “Извините, господин учитель”, вошедшую в золотой фонд мировой литературы о юношестве.
“Я понял, — говорит герой этой повести, — что после гимназии все будет совсем не так хорошо, как я надеялся”. И как ни горько было герою повести в старой гимназии, как ни тяжело было ему сражаться один на один “со смертельными опасностями и рифами”, подстерегающими маленького человека на каждом шагу, он, став взрослым, счастлив пережить свою юность вновь, ибо “школа жизни” оказалась куда более жестокой и эгоистичной. С большой лиричностью воссоздает Каринти сложный внутренний мир своего героя. Через всю книгу проходит мысль о неизбежном столкновении высоких юношеских идеалов с мертвящей действительностью реальной жизни. (Об этом же, в частности, автор писал и в своей программной новелле “Встреча с молодым человеком”, то есть с самим собой спустя сорок лет.) Пожалуй, с наибольшей остротой и грустной иронией идея столкновения мечты и бескрылой действительности была раскрыта Каринти в главе книги, которая называлась “Повис на турнике…”, где герой, беспомощно болтаясь на перекладине в гимнастическом зале, предается убаюкивающей мечте о том, что, захоти он — и вмиг станет чемпионом по гимнастике, да еще “главным академиком” в придачу. Любя своих героев, Каринти тонко и талантливо развенчивал зряшные и беспочвенные иллюзии маленьких людей, подготавливая их к испытаниям в жестокой и грубой реальной жизни.
В те же годы происходит первое серьезное обращение Каринти к научной фантастике. Он пишет повесть “Легенда о тысячеликой душе”, в которой рисует утопическую попытку ученого-одиночки поднять бунт против человекоубийственной бойни и, пользуясь своим изобретением “вечной души”, положить конец всемирному военному психозу. При всей наивности и утопичности этой небольшой повести, навеянной антивоенными настроениями среди европейской интеллигенции, в ней нельзя не заметить благородного стремления писателя поставить на службу миру на земле только зарождавшийся в ту пору в Венгрии жанр научной фантастики, который, к сожалению, после Каринти так и не получил серьезного продолжения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
