Я был горд оказанным мне доверием и заверил начальника войск, что сделаю все, что в моих силах…
И вот я направляюсь на свою заставу…
Мы сошли на станции Макеалахти, изрядно пострадавшей в дни боев, и отправились в поселок Ремпетти разыскивать штаб 103-го погранотряда. Нашли быстро, хотя в поселке было много воинских частей. Штаб занимал большой дом, срубленный из вековых сосен.
Принял нас начальник штаба майор С. Н. Охрименко. Плотный, крутолобый, он своим громким басом сразу заполнил всю комнату. Может быть, поэтому майор показался мне вначале гигантом, хотя на самом деле был среднего роста.
Беседа была долгой и обстоятельной. Семен Никифорович Охрименко разузнал все, что ему хотелось, о каждом из нас, ввел в курс дел, дал много ценных советов.
В разгар беседы тоненько запищал зуммер полевого телефона. Майор снял трубку, послушал и коротко ответил:
– Хорошо, лекцию я прочитаю.
И снова вернулся к прерванному разговору:
– Каждый, кто попадает на границу, мечтает непременно отличиться. «Семен Лагода, Андрей Коробицын, Валентин Котельников, Никита Карацупа смогли, значит, и мы сможем!» – рассуждают новички. Конечно, смогут! Но нельзя забывать, что героем не делаются в пять минут, что сам подвиг может длиться секунды, но он обязательно бывает подготовлен всей жизнью. – Семен Никифорович внимательно посмотрел почему-то только на меня и, не сводя глаз, продолжал, словно говорил только мне: – В жизни всегда есть место подвигу. Но молодые пограничники, в том числе и командиры, почему-то непременно связывают его с перестрелками, преследованием нарушителей, с самыми фантастическими приключениями. А разве служба в течение нескольких лет на отдаленном острове, где не увидишь никого, кроме своих подчиненных да нечастых гостей – командиров из комендатуры и отряда, служба в жару и в холод, в дождь и в пургу, служба, каждый день связанная с риском для жизни, – разве все это не подвиг?
«Неужели мне уготован отдаленный остров?» – подумал я.
– Сегодня вам предстоит совершить марш-бросок, – объявил вдруг майор и лукаво, одними глазами, улыбнулся, когда посмотрел на наши сразу помрачневшие лица. – Не бойтесь, не такой, какой вы совершили в Карелии, и не такие, какие выпадали на вашу долю в училище. Пойдете через Финский залив на остров Койвисто, где располагается 1-я комендатура… Между прочим, комендант ее, капитан Меркурий Семенович Малый, – человек завидной храбрости. Он отличился в боях с белофиннами, за что награжден орденом Ленина. До Койвисто пять километров. Там вас ожидают ваши подчиненные, которых вы поведете на заставы: лейтенанты Козлов и Тюрякин – на остров Пий-Саари (на острове Пий-Саари застава лейтенанта Тюрякина располагалась до октября 1940 года. – А. К.), лейтенант Антипин – на остров Тиурин-Саари, лейтенант Тихонин останется на острове Койвисто.
«Так оно и есть!» – невесело подумал я, и, видимо, лицо у меня было в эту минуту такое, что майор догадался о моих мыслях. Он спросил:
– Вы, кажется, приуныли? Не вижу оснований для этого. Военная судьба изменчива. Знаю одно: толковые начальники подолгу на заставах не задерживаются – их ждут продвижение по службе, учеба в академии…
Мы все одновременно вопросительно посмотрели на С. Н. Охрименко.
– Да-да, вы не ослышались – учеба в академии. А что? Не боги горшки обжигают! Но прежде чем уйти с заставы, потрудитесь оставить о себе добрую славу. Добейтесь, чтобы вы, образно говоря, всегда оставались в строю, чтобы пограничники, сменяя друг друга, как эстафету, передавали рассказы о ваших делах.
Снова запищал зуммер телефона.
– Хорошо, Александр Александрович. Мы уже в общем-то заканчиваем. Майор положил трубку и улыбнулся: – Комиссар ждет не дождется встречи с вами.
Семен Никифорович вышел из-за стола, каждому из нас крепко пожал руку и пожелал успехов.
Военком отряда батальонный комиссар Александр Александрович Пьянков, как и начальник штаба, был небольшого роста, но покряжистее. На его лице не гасла улыбка. Слушая собеседника, он чуть заметно кивал головой, словно ободрял, поддерживал, вызывал на откровенный разговор. Комиссар заговорил о главном – о людях, о работе с ними.
– Никогда не забывайте, что к подчиненным надо относиться, как отец к сыновьям. Не заигрывать с ними – народ быстро разгадывает фальшь. Не кричать на них – криком человека не воспитаешь. Ни в коем случае не путайте формирование коллектива с составлением боевого расчета. У каждого человека есть мечта, большая или маленькая, но мечта, может быть, даже одна на всю жизнь. Надо знать, о чем мечтает каждый из ваших подчиненных, помогать осуществлению этой мечты. Ведь при сильном желании человек может добиться даже невозможного.
Комиссар снова пытливо оглядел нас.
– Всем вам хоть немного, но довелось повоевать. Это хорошо: боевой опыт – самое большое богатство для военного человека. Но война показала не только наши сильные стороны – они на виду у всех, но и наши недоработки в обучении и воспитании людей и во многом другом. В боевой учебе мы допускали немало условностей и послаблений. А надо учить людей тому, что нужно в бою, и так, как бывает в бою. Хромала и наша политическая работа. По требованию штаба войск погранокруга мы готовим сейчас свои предложения по устранению недостатков. – Батальонный комиссар похлопал ладонью по лежавшей перед ним бумаге. – В скором времени обсудим этот документ с начальниками и политруками застав.
Требование современной воинской жизни, друзья мои, – ни одного дня без учебы в обстановке, приближенной к боевой! Помните: тот, кто стоит на месте, идет назад. Назад! – повторил Пьянков, повысив голос. – Понимаете? Умейте сами и научите подчиненных ползать по-пластунски, окапываться. Умейте сами и научите подчиненных владеть штыком и прикладом, метко стрелять из всех видов табельного оружия, метать гранаты. В будущей войне, а она, думается мне, не за горами, героем будет тот, кто отважен и всесторонне подготовлен в военном отношении.
«Война, думается мне, не за горами…» Эти слова комиссара встревожили. Но я тут же подумал: «Красная Армия дважды всыпала японским милитаристам. Поставила на свое место маннергеймовцев. Не может быть, чтобы это не отрезвило немцев!»
Комиссар поднялся и, заложив руки за спину, стал расхаживать по комнате.
– Все вы были в отряде особого назначения, – начал он после минутного молчания. – Я понимаю, вам немножко не по себе: и воевали будто, и не воевали, в тяжелейших условиях прошли на лыжах двести километров по лесам Карелии, а настоящего боя так и не увидели. Верно я говорю?
– Верно, товарищ батальонный комиссар! – за всех нас ответил Антипин.
– А вам такая задача и была поставлена! – Пьянков сжал кулак и легонько ударил им по столу. – Вы были резервом. Вы и другие такие же отряды. «Зачем? На случай чего?» – спросите вы. Отвечу. Наши войска не сразу поняли, что это такое – линия Маннергейма, с чем ее едят. А пока разбирались, пока прикидывали, где и как ее лучше прорвать, капиталистические страны – одни открыто, другие тайно – в самых широких размерах готовили помощь Финляндии. Англичане даже экспедиционный корпус на суда посадили. Стремительное наступление Красной Армии расстроило эти коварные планы. Рюти, Таннер, другие финские заправилы, раздумывая над картой боевых действий, поняли, что советские войска вот-вот окажутся в Хельсинки, и запросили пардону. Мы не возражали. Пожалуйста. Безопасность Ленинграда обеспечена. А так называемое жизненное пространство, не в пример некоторым странам, нам ни к чему.
На прощание комиссар сказал:
– Еще раз прошу: не забывайте о политическом обеспечении службы и учебы. Помните: за политическое воспитание подчиненных спрос прежде всего с вас. Не считайте, пожалуйста, что это дело только политрука. Если командир не может провести политические занятия, политинформацию, беседу, прочитать лекцию, выступить с докладом, если не может ободрить, воодушевить людей страстным словом, какой же он после этого командир!..
* * *
До острова Койвисто нам дали провожатого. Лед был надежным, если не считать множества уже затянувшихся воронок от снарядов и бомб. Дошли быстро.
Первый, кого я увидел в штабе комендатуры, был политрук Иван Никитович Орешков. Мы обнялись.
– Андрей, снова вместе! – объявил Орешков. – Я назначен к тебе на заставу.
Мы обнялись еще раз. Для меня это сообщение было большой радостью.
Орешкова тоже досрочно выпустили из Петергофского пограничного военно-политического училища и направили в отряд особого назначения НКВД. Так стал он политруком пулеметного взвода, которым командовал я. Мы подружились. Иван Никитович никогда не унывал, и это мне нравилось в нем больше всего. Бывало, прищурится, улыбнется одними глазами и начнет рассказывать – все слушают его как завороженные. Пограничники тянулись к нему, как иззябшие люди к ярко пылающему костру. Был он щедр душой, отважен и смел, любая работа в его руках спорилась.
