На улице он чуть было не сел в такси, но вовремя опомнился: "Э! Нет! Так не пойдет - я еще не профессор!" - и направился к остановке автобуса. В автобусе Федя долго не мог сообразить, почему никто ему не уступит место, и даже собирался поговорить со старушками об упадке нравственности среди молодежи, но очухался, помянул про себя Перепелкина нехорошим словом и стал приводить в порядок мысли, свои и чужие.
"Мысли о болезнях, все эти житейские казусы - это на первых порах неизбежно, - рассуждал Федор, - но это несерьезно, от этого я в два дня избавлюсь. Конечно, я, то есть не я, а он... Нет, не он, а мы, конечно, мы с профессором были правы, предполагая, что получим друг от друга только лучшее, остальное отсеется - не приживется. Кстати, как это старик не сообразил внести улучшение в конструкцию аппарата. Поставить экран, не пропускающий второстепенную информацию. Идея простая - перепаять схему в десяти местах - и порядок. Стоп! Опять его мысли? Нет! Уже, пожалуй, не его. У профессора их не было. Это мои собственные, полученные с его помощью. Кажется, старичок все же научил меня шевелмть мозгами. Да, для меня многое изменится..."
На лекции по математическому анализу Федор пришел к двум выводам. Первый: "Учат теперь не так, как в мои годы." Второй: "Здорово я подзабыл азы!" После лекции ноги сами собой понесли Федю в читальный зал. У него почему-то появилось непреодолимое желание полистать свежие реферативные журналы.
В зале он встретил Веронику.
- Ты чем это здесь занимаешься? - спросила Вероника, озабоченно разглядывая стопку научных журналов, возвышавшуюся перед Федором на столе,
- Науки изучаю, - скромно ответил Федя, разглядывая Веронику.
Только теперь он осознал, как глубоко затронул его эксперимент. Федя смотрел на ту, ради которой, собственно, и заварил всю эту кашу с профессором, и думал: "А ведь изменилось и мое восприятие мира. Что-то и с Вероникой произошло. Смотрю на нее восхищенно, но уже без прежнего обожания, более трезво оцениваю положение. Стал более уверенным в себе, опытным, но что-то исчезло, что-то изменилось". - Федя боялся додумать мысль до конца. Смутно он уже осознавал, что исчезнувшее что-то, быть может, и было любовью.
Исчезла прежняя мальчишеская влюбленность, исчезло безрассудство юности, толкнувшее его еще вчера на визит к профессору.
И Федя понял, кое-что все же потеряно.
- Что с тобой? - спросила Вероника встревоженно. - Почему ты на меня так странно смотришь?
- Я, кажется, разлюбил тебя, - спокойно, отчеканивая каждый слог, выдавил Федя. - И тебе никогда не догадаться - почему... Нет, не то, - Федя усиленно затряс головой. - Не то я говорю, Ника! Не то! Я люблю, люблю тебя, но уже по-другому, совсем по-другому.
Вероника остолбенела.
- Ну, знаешь! - сказала она. - Ты оригинал! Не пойму, почему на курсе тебя дураком считают? Надо же - начинать объяснение в любви с того, что разлюбил. Прохвост! - добавила она восхищенно и, как показалось Федору, с нежностью.
- Правильно, прохвост! - весело согласился Федя. - Пошли сегодня вечером в кино. Согласна?
Еще вчера днем Федя бы умер, а не отважился предложить Веронике пойти в кино, но сегодня все уже было по-другому. И его ничуть не удивило, когда Вероника ответила:
- Пошли!
И Федор понял, что прежняя жизнь глуповатого Феди навсегда кончилась и начинается жизнь совершенно другого человека. Смысл фразы "Аут Цезарь, аут нихиль!", сказанной профессором, как теперь выяснилось, по-латыни, дошел до Федора полностью. И он почувствовал себя этим самым Цезарем, властелином, преобразующим мир. Он увидел, как это прекрасно - уметь мыслить, играть воображением, щекотать за пятки здравый смысл, находить среди привычных вещей что-то таинственное, пугающее своей сложностью и восхищающее своей красотой.
Через несколько лет Вероника вышла замуж за Федора, к тому времени самого молодого и талантливого сотрудника лаборатории профессора Перепелкина.
Еще через три года Федор окончил аспирантуру, защитил диссертацию и в недалеком будущем несомненно обещает стать одним из светил науки.
Историю эту с объявлением можно было бы считать счастливо завершенной, если бы не странное и таинственное происшествие с лучшим другом и учителем молодого кандидата наук профессором Перепелкиным.
Перепелкин после встречи с Федей и проведенного эксперимента проболел месяца три и, к изумлению врачей, поправился...
Больше того, он помолодел, и уже через год выглядел цветущим сорокалетним мужчиной, хотя в институте и шептались, что человеку больше шестидесяти и происходят чудеса.
Чудеса действительно имели место.
Сергей Иванович совершенно позабыл о своих болезнях, увлёкся лыжами, а в кабинете рядом с микроскопом выросла боксерская груша и появились пудовые гири. Были и казусы. Особенно общественности запомнился случай, когда старичок профессор расшвырял сразу трех хулиганов, причем, двум из них, как потом выяснилось в отделении милиции, умудрился сломать челюсти.
Вообще же, после выздоровления Перепелкин вел счастливую, легкомысленную жизнь. Все проблемы и заботы своей лаборатории он препоручил своему новому заместителю Феде Тараканову, а сам увлекался хоккеем, футболом и прочими, довольно азартными играми.
Так оно все и шло до того праздничного вечера в институте, когда Федя представил Перепелкину свою очаровательную супругу Веронику Васильевну Тараканову.
- Ах, княжна! - воскликнул Сергей Иванович в совершеннейшем смятении и схватился за сердце.
- С профессором плохо! - закричали вокруг заботливые сотрудники. - Воды! Скорее воды!
- Нет, ничего, уже все прошло, - грустно сказал профессор, поправляя сбившийся набок галстук. - Спасибо. Все прошло.
Увы, бедняга и не подозревал, что "все" еще только начиналось.
Восхитительный образ Вероники, в свое время полученный от Феди в ходе эксперимента и долго бродивший в тайниках подсознания профессора, вошел в жизнь Перепелкина.
После этой встречи профессор растерял всю свою веселость, сделался бледен.
Несколько раз он наносил визиты Таракановым. Дарил Веронике пышные букеты роз, но после каждого визита ему становилось все хуже и хуже.
Перепелкин, хотя и помолодевший, великолепно отдавал себе отчет, что разница в полстолетия - это ощутимо, что такое не смутит, пожалуй, только Кощея Бессмертного, а если учесть, что соперник его молод, красив и умен, умен не без его помощи, то на что надеяться? И профессор заметался. Потерял надежду.
Однажды вечером случайные прохожие наблюдали, как пожилой, элегантный мужчина с тоскующими глазами прицепил на зеленый забор городского парка записку, странный текст ч которой гласил: "Меняю живую, страдающую душу на..." Далее следовали варианты, нелепость которых была очевидна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
