Что могут такие отношения иметь общего с любовью? С элементом, который должен бы стоять над всеми богатствами и властью и жить в собственном мире баспрепятственного человеческого выражения? Но мы живём не во времена романтики, не в дни Ромео и Джульетты, Фауста и Гретхен, не во время серенад при луне, цветов и песен. Мы живём в трезвое время. Наши главные мысли — о доходе. Тем хуже для нас, если мы достигли эпохи, когда высочайшие полёты души следует умерить.
Но если двое молётся в храме любви, что станется тогда с золотым тельцом, с браком? «Он составляет единственную уверенность для женщины, для ребёнка, для семьи, для государства.» Но для любви он не составляет уверенности, а без любви не существует и не может существовать действительное основание. Без любви не следует рождаться ребёнку, без любви не следует честной женщине вступать в отношения с мужчиной. Опасения, что любовь не даёт достаточной финансовой уверенности для ребёнка, устарели. Я верю, если женщина посвятит себя своеё эмансипации, её первое объявление независимости будет заключаться в том, чтобы восхищаться и любить мужчину за качества его сердца, а не за качества его кошелька. Второе объявление будет заключаться в том, что она возьмёт себе право следовать своей любви, без одобрения или препятствия со стороны окружения. Третьим и важнейшим объявлением будет абсолютное право на свободное материнство.
В такой матери и в настолько же свободном отце и заключается уверенность ребёнка. Они обладают силой и равновесием, чтобы создать атмосферу, только с которой человеческий росток может вызреть до небывалого цветка.
7. Касательно насилия
Вот я и добралась до пункта моего мировоззрения, по поводу которого в сознании американской общественности царит огромное непонимание. «Ну, скажи же, не проповедуешь ли ты насилия, не проповедуешь ли ты убивать венценосных особ и президентов?» Кто сказал, что я это делаю? Слышал ли ты, чтоб я такое говорила, слышал кто-нибудь, чтоб я такое говорила? Видел ли кто-нибудь подобное в нашей литературе, чёрным по белому? Нет, но тем не менее это утверждают газеты; все это утверждают; значит, так и есть. О, эта проницательность, эта логика дорогой общественности!
Я утверждаю, что анархизм — это единственная философия мира, единственная теория социального порядка, которая ставит человеческую жизнь превыше всего. Я знаю, некоторые анархисты совершали акты насилия, но их подтолкнули к таким поступкам страшное экономическое неравенство и великие политические несправедливости, а не анархизм.
Каждый существующий общественный институт основан на насилии; даже наша атмосфера пропитана им. Пока это состояние продолжается, мы с таким же успехом можем надеяться остановить Ниагарский водопад, как и заставить насилие исчезнуть. Я уже упоминала, что в странах с определённым уровнем свободы слова почти не бывает или совсем нет террора. В чём мораль? Всё просто: никакое из деяний анархистов не свершалось во имя личной выгоды, прибыли или ради того, чтобы привлечь к себе внимание, но из сознательного протеста против определённых репрессивных, произвольных или тиранских мер сверху.
Цасиро убил французского президента Карно в ответ на нежелание Карно отменить смертный приговор Вайлана, за жизнь которого выступил весь литературный, научный и гуманитарный мир Франции. Бреси отправился за свой счёт в Италию, на что он сам зарабатывал на шелкопряднях в Патерсоне, чтобы по справедливости отплатиь королю Умберто, за его приказ расстреливать безащитных женщин идетей во время беспорядков из-за продовольствия. Ангелино казнил премьерминистра Канова потому, что тот воскресил в тюрьме Монтью дух испанской инквизиции. Александр Беркман покушался на жизнь Генри К. Фрика во время забастовки в Хоумстэде. Он просто глубоко сочувствовал одиннадцати забастовщикам, растрелянным пинкертонами, и жёнам и сиротам, которых выгнали из нищенских домов, находившихся во владении мистера Карнеги.[2]
Каждый из этих мужчин не только поведал о своих причинах всему миру в письменной или устной форме, сообщая о том, что привело к покушению, и доказывая, что это было невыносимое экономическое и политическое давление, что это были страдания и отчаяние тех мужчин, женщин и детей, с которыми они чувствовали себя связанными, которые подтолкнули их к этим действиям, и что это не в коем случае не была философия анархизма. Поэтому они открыто, свободно и с готовностью выносилии последствия, жертвовали собственной жизнью. Если я ставлю диагноз этого социального заболевания, то я не могу осуждать тех, кто страдает от этой широко распространенной болезни не по своей вине.
Я не верю, что эти покушения могут привести к социальному перевороту или, что они хотя бы были совершены с этой мыслью. Это может произойти только из широкого воспитания касательно места человека в обществе и его действительных отношений к окружающим, а во-вторых при помощи примера. Под примером я понимаю: жить в соответствии с познанной правдой, а не только теоритизировать о её живом содержании. В конце концов мощнейшее оружие — это сознательный, разумный и организованный экономический массовый протест через прямое действие и генеральную забастовку.
Распространённое мнение, что анархисты отвергают организацию и, следовательно, выступают за хаос, абсолютно беспочвенно. Верно, мы отвеграем всякую принудительную и произвольную организацию, которая принудительно объединяет людей с различными склонностями и интересами в одно и принудительно их удерживает. Организацию, которая строится как итог общих интересов посредством свободного договора, анархисты не только не отвергают, но считают её единственно возможной основой общественной жизни.
Это гармония органичного роста, из которой происходит многообразие цветов и форм, всё то, чем мы восхищаемся в цветке. Так же и организованное действие свободных людей, влекомое духом солидарности, разовьётся в совершенную социальную гармонию, а это и есть анархия. Точно то, что только анархизм делает антиавторитарные организации реальностью, так как он упраздняет противоречие между индивидуумом и классом.
[1] Солдат Вильям Бувалда был арестован, представлен перед трибунал, уволен без почестей и прговорён к пяти годам принудительных работ. Причина: он пожал Эмме Голдман руку после того, как она произнесла речь о патриотизме в Сан Франциско в 1908 году. Генерал, который вёл процесс, назвал «рукопожатие с этой опасной, анархистской женщиной» тяжёлым преступлением, которым Вильям Бувалда себя запятнал. Бувалда, отслужил 15 лет, был однажды награждён за «очень верную службу». В то время он ничего не знал об анархизме. Выступления Эммы Голдман он посещал из чистого любопытства. Через 10 месяцев после заключения он был помилован президентом Теодором Рузвельтом. Выйдя из тюрьмы, Бувалда немедленно послал свои награды одратно в армю. В письме он заявил, что ему «это барахло ни к чему… Отдайте их тем, кто ценит их больше, чем я.» После этого он присоединился к анархистскому движению.
[2] Агенты Pinkerton National Detective Agency, частного детективного бюро, часто использовались на стачках для защиты штрейбрехеров. До Хоумстэда они вмешивались более 70 раз в крупные конфликты. Бюро располагало 2000 постоянных агентов, а в случае надобности могло привлечь резерв до 30 000 человек.
Генри Клэй Фрик был председателем Carnegie Company, стачки происходили в 1892 году. Покушение не удалось, а Беркмана приговорили к 22 годам заключения. Кстати, Голдман поддержала идею Беркмана о покушении и добыла для него револьвер. О других «актах прямого действия», упоминаемых Голдман, у меня, к сожалению, информации нет. (Прим. пер.)
