Окруженная гриднями [7] , боярами, старшинами и знатными мужами княгиня то и дело обращалась к одному, то к другому, напоминая им о делах, которые они должны свершить к ее возвращению. Из близких родственников, кроме братца Яна, никого не было. Сына Святослава, после его безрассудной выходки, она, больше заботясь о его безопасности, чем об осложнениях с Хазарией, отправила вместе с Асмудом в Невоград[8]и Псков, а Киев оставляла на попечение воеводы Свенельда, придав ему половину своей и Святослава дружины, что в общей сложности около пятнадцати тысяч воев. Призвав к себе Асмуда, она выговорила свое недовольство поведением сына, а пуще всего упрекала за слишком доверчивое отношение к юному князю и наказала, чтобы они тут же покинули Киев, особенно опасаясь хазарского гарнизона и района, где поселились иудеи.
- Ладога вотчина твоего отца, а следовательно, и твоя -говорила Ольга Асмуду. - Потому ты не только должен собрать полюдье, но и проследить, как Святослав будет набирать дружину. Желательно подобрать дружину из сильных воев, особо из вэренгов, мужей бывалых в воинских делах: кобяков, финнов и русов.
Ольга шагала легко и быстро, еще раз при всех напомнила Свенельду, что за землю киевскую в ответе будет он, подозвала боярина Претича и Вышгород поручила ему, потом в раздумье сказала:
- Не знаю как сама. С тяжелым сердцем еду. Новый император Константин Багрянородный не чета Роману, сказывают, шибко умен. Как повернется дело, одному Богу известно.
Насада, на которой должна была плыть княгиня, ей сразу понравилась, хотя и тускло освещалась, но носовая часть ее выпукло выделялась резной фигурой лебедя. Другие же больше были похожи на чудовищных зверей, то ли змей, то ли драконов. А дальше покачивались на воде и еле были видны шнеки, струги и учаны. Вся свита Ольги уместилась на двух лодиях, а далее грузилась обслуга, опытные мореходы, что не раз проделывали походы до моря и по морю, охрана и воины.
После сдержанного прощания с провожающими Ольга уединилась, попросила окутать себя мехом и, казалось, уснула. Но она хорошо слышала окрики команды, через полуоткрытые веки видела огромные мохнатые звезды и в сотый раз думала, поступает ли верно, оставляя землю свою и сына ради зыбкого, непредсказуемого замысла. Только сейчас со всей остротой душевной она почувствовала неуверенность, страх перед длительным путешествием, ожиданием непредсказуемых событий и коварным морем. Она вздрогнула, хотя ей было вовсе не холодно, но что-то неясное, тревожное обволакивало ее и захотелось встать и крикнуть всем:
- Назад! В Вышгород!
Она встала, но вместо отчаянного крика кликнула служанку:
- Вина! Принеси разогретого красного ромейского вина! Положи в чару ложку меда, размешай. Только быстрее!
Вино и мед успокоили ее. В полудреме она вспомнила свое предыдущее путешествие в Константинополь. Когда она была еще молодой женщиной и очень понравилась Роману Лакопеду, бывшему в то время императором Византии, вспомнилось, какими глазами он смотрел на ее бюст в ту лунную ночь во дворце на берегу Пропантиды и как потом, не считаясь со своим положением и ее замужеством, предложил стать его женой. И как она его переклюкала, то есть обвела вокруг пальца. Она попросила императора стать ее крестным. Он охотно согласился А когда прошло крещение и император повторил свое предложение, Ольга напомнила ему, что по всем канонам христианской религии крестный отец никак не может быть мужем крестной дочки.
Ольга улыбнулась воспоминанию. Но тогда, почти двадцать лет назад, она была действительно красавицей. Да и звали ее Прекраса, особенно часто этим именем звал ее Игорь. А имя это было рождено вместе с ней, когда повитуха впервые взяла ее на руки. Так называли ее мать, отец и все в округе в детстве. Только когда ее посватали за Игоря, она по древнему обычаю получила имя отца - Хельга, ближайшего соратника Рюрика, тезки Олега (Хельга) Вещего. Отец, высокий стройный скандинав - вэринг (так называли пришельцев) женился на славянке из рода Гостомыслов, имеющей свой домен [9] в Выбутах и с пожалованными Рюриком землями, куда входили территории будущих городов Пльскова и Новогорода, составившие обширное северное княжество. Иностранцы величали ее королевой севера или рутов. Когда она думает об отце, то прежде вспоминает его высокую фигуру в полном военном снаряжении, величественно стоявшую на кургане у самого берега реки Великой, где была единственная удобная переправа, за которую каждый переходящий или переплывавший обязан был платить мыто [10] . В день набиралась приличная сумма, что позволяло справно вести обширное хозяйство. И потом, Рюрик прекрасно знал, кому из приближенных можно доверить этот рубеж на пути из варяг в греки. Эта фигура грозного рыцаря как бы воплощала в себе право и закон. И, может быть, так и стоять ему до скончания века, если бы не дворцовые раздоры в окружении Игоря, которые разразились после смерти Олега Вещего. Воеводы из скандинавов и киевские бояре разделились на два лагеря: одни склонялись к союзу с хазарами, другие с Византией. Игорь разрывался, не зная, чью сторону принять. И вообще он ненавидел войну, в нем не было той разнузданной лихости, бахвальства, чем отличалось его окружение. Он был полной противоположностью своего отца и, видимо, весь в мать, в спокойную, разумную и терпеливую Ефанду, сестру Олега Вещего. Окружение, видя нерешительность и промедление князя, который часто прикидывался больным, обратило внимание на отца Ольги, который при Вещем Олеге как бы отстранился от всех походов, но по воспоминаниям его соратников не уступал в храбрости и воинской доблести своему тезке. И вот Хельга-затворник был вновь призван в дружину с тем, чтобы возглавить войско. Именно тогда Ольга в последний раз увидела отца, отправившегося в поход на Константинополь. Таким образом, скандинавская партия победила. Это было время яростного противостояния Хазарии против Византии, когда были высланы из империи все иудеи, что открывали ворота городов, впуская орды арабов и получая за то плату живым товаром - рабами. В ответ Хазария разрушила церковь в Итили и казнила массу христиан. Киев принял сторону Хазарии, потому что Византия отказалась платить ежегодную дань, обязательную по договору 912 года Олега с византийским императором. Потерпев поражение от Византии, весь русский флот был сожжен греческим огнем, часть войска во главе с отцом ушла на Косожское море [11] , и там сложил свою голову Хельга-воевода, а часть войска с Игорем вернулась домой. Это был позор Руси, и многие не только из богатого сословия, но и бедная часть киевлян отвернулись от князя, оплакивая своих мужей и братьев. Поход был затеян в угоду хазарам, но когда остатки войск по Волге возвращались домой, те же хазары уничтожили их. Это было сверхпредательством. Два или три человека, что остались живы и долго находились в рабстве у буртасов, а эти волжские племена были под властью хазар, рассказали о случившемся.
Игорь возненавидел хазар, но под давлением варягов видимо, сговорившихся с ними, далеко ходить было не надо, гарнизон стоял в Киеве, вынужден был подчиняться Итилю, требующему непременной войны с Византией. И как в 944 году он был рад подписать мирный договор с Константинополем, который решил выдать контрибуцию и очередную дань русам.
Князь чувствовал, что вокруг него складывается тревожная обстановка, ибо даже собственная дружина роптала из-за задержки платы, скудной одежды и вооружения. Кто-то подогревал недовольство воинов, и он стал догадываться, кто. И не жадность, а необходимость заставила его вновь вернуться за данью, ибо больше нечем было пополнить определенную мзду хазарам. К тому времени почти все славянские племена платили дань хазарам. И часть дружины своей он отпустил, чтобы не слышать ропот воинов, завидовавших дружинникам Свенельда. Игоря больше всего страшили хазары, буйный и кровавый набег которых он хорошо помнил, а не заговор, который он чувствовал всем своим существом. Перед самым походом на древлян князь до утра проговорил с Ольгой.
- Прекраса, я кое-что сохранил от прошлого похода, но и это, видимо, придется отдать хазарам, - говорил князь, без конца наливая себе в серебряный кубок ромейского вина, - потому что им нужна была война, а не наш мирный договор с Византией. И я знаю, кто сговорился с хазарами, - это Свенельд.
- Не может быть, - возразила Ольга, - он же спас тебе жизнь!
- Да, спас... но для того, чтобы в следующий раз при случае погубить. Вернусь от древлян, уйду в Ладогу. Там спокойнее. И надо готовиться к войне с хазарами. Иначе погибнет все...
Из древлян он не вернулся.
С гибелью Игоря противостояние двух партий еще более обострилось. Скандинавы во главе со Свенельдом были непреклонны, они считали, что Киевской Русью должен править решительный воин, как Олег, а не такой размазня, как Игорь и его потомки. Вспомнили о вече, и партия варягов стала готовиться к этому общелюдскому собранию, подспудно готовя нового князя, и все чаще слышалось имя Мстислава, сына Свенельда. Но это должен был решить Совет бояр и воевод. Поляне сразу предложили Ольгу с наследником, но у Игоря было несколько жен, в том числе у одной был сын по имени Глеб. Варяги сразу решительно отвергли Ольгу потому, что она тайно крестилась и если даже откажется от новой религии, то все равно пусть решит вече. Позвали Ольгу.
