Да, но лбы–то наши!
— Это грабли уже по нам ходят.
— Да. Они — по граблям, а грабли — по нам.
— Но повтора здесь всё равно нет. Хотя те деятели, которые учинили контрреволюцию в России, хотели, чтобы начался процесс образования мелких частных хозяйств. Но к чести наших сельскохозяйственных работников, эту фазу быстро проглотили — всё равно есть крупные сельскохозяйственные предприятия на селе, и они составляют основу современного российского сельскохозяйственного производства. Несмотря на то, что “асфальтовыми менеджерами” было выброшено огромное количество денег на развитие малого сельского предпринимательства, история всё равно назад не пошла. Все эти контрреволюционные, реакционные преобразования не прошли через наше сельское хозяйство. Удержалось на селе только крупное производство. Мелкое хозяйство сейчас никакой конкуренции выдержать не может. Есть же ещё и зарубежное сельское хозяйство, которое развивается на машинной основе. Если вы возьмёте в Ленинградской области наш “Ленплодоовощ”, то там высочайший уровень производительности труда и организации сельского хозяйства. Конечно, тех показателей, которые были в советское время, там нет, но всё–таки они не дали разрушить саму основу нашего существования. Потому что, если бы у нас ещё не было еды, то это было бы сильным приложениям к тем безобразиям, которые у нас происходят в самых разных сферах.
— Ленин тут проходит по многим представителям идеи народничества, и есть такой персонаж — Энгельгардт — который не только теоретически рассуждал, но и попробовал практически в своём собственном хозяйстве показать, как правильно его развивать. А Ленин доказывает, что всё им достигнутое как раз и идёт в русле развития капитализма в деревне: “Итак, собственное хозяйство Энгельгардта лучше всяких рассуждений опровергает народнические теории Энгельгардта”. Выходит парадоксальная вещь: люди очень часто, не владея теорией вполне, могут совершать ошибку, но не замечать этой ошибки, считать, что поступают разумно. Я думаю, что как раз такая ситуация и сложилась сейчас у нас наверху. Идей у них много, но они не видят их прочность и поэтому повторяют одни и те же ошибки.
— Я думаю, дело в том, что они не видят их порочность. Если бы они видели, то такие идеи не были бы им интересны. Там очень много идей, связанных с тем, как, не развивая производство, образование, науку и культуру, получать большие деньги. Вот таких идей там много. Или, скажем, некоторые производственные и технологические вопросы они пытаются решать сугубо информационными инструментами. Переработка информации и переработка материи — это две разные области развития.
— Как говорят в Одессе, — две большие разницы. Здесь ещё очень хорошо показано зарождение капитализма на селе и в городе, как появляется торговый капитал, как он потом становится промышленным. Например, на мануфактуре объединились ткачихи, выбрали из своего числа самую коммуникабельную, которая поехала в Москву, нашла там покупателей и себе оставила 2%. Потом она подумала, что это же проще, добывать таким образом проценты и на них жить, чем с утра до вечера стоять за станком. Постепенно у неё появляется торговый капитал. Она начинает становиться собственником, а торговый капитал перетекает в промышленный. Всё это на пальцах, очень подробно показано.
— Интересны ещё сами обстоятельства написания этой книги. Есть сейчас товарищи, которые тоже думают о будущем России, на протестные акции ходят, рискуют собой, отрицают это, отрицают то, но получается из этого всего пшик. А как поступал Ленин? Он, как известно, участвовал в создании “Союза борьбы за освобождение рабочего класса”. Этот Союз вовсе не занимался протестными действиями, он занимался подготовкой рабочего класса к социалистической революции. Теоретически и практически. Ведь надо было вести работу с рабочими, создавать социал–демократические организации. По делу “Союза борьбы за освобождение рабочего класса” посадили Ленина в тюрьму. Просидел он там год, хотя никаких протестных действий не совершал. Действия его были идейно–пропагандистские, воспитательные, образовательные и организующие. Затем Ленина отправляют в ссылку, в Сибирь, к нему туда приезжает его будущая жена Надежда Крупская, они женятся, и он начинает писать эту книгу. Ссыльных–то там было много, а книгу “Развитие капитализма в России” написал именно Ленин. И в Разливе в 1917 году Ленин был не один — там был Зиновьев, который, между прочим, во время войны писал вместе с Лениным работы против войны. Но Зиновьев что–нибудь написал летом 1917 года? Нет. Они вместе были в Шалаше, но Ленин написал, а Зиновьев — нет. Зиновьев, может быть, там уху варил или ещё что–то делал, мы не знаем, сведений у нас нет.
— Рыбу ловил.
— Он, может, думал о том, какой он крупный революционер, а Ленин в это время писал книгу “Государство и революция”. И к ней была приписка с просьбой привезти синюю тетрадь. Ленин про неё сказал, что если меня «укокошат», то просьба эту тетрадь издать. То есть человек всё время думал о том, как помочь движению, которое объективно должно привести к созданию Советов, к революции, построению социалистического общества. И он просил присылать ему газеты и другие материалы — это же всё надо было собрать и прислать в село Шушенское! У нас сейчас люди по библиотекам не могут всё это сделать, а он так организовал работу, в том числе, через своих родных, что ему всё это присылали. И надо сказать, что тогда органы статистики были лучше, чем у нас сейчас, потому что они теперь подчинены Министерству экономического развития, и когда им нужно рассчитать темпы роста, они смотрят не вниз на экономику, а вверх — на начальство.
— Если начальство скажет, что коронавирус падает, значит он падает!
— Это коронавирус. А вот экономика… Если я министр экономического развития, а Вы ко мне приходите и докладываете, что у нас низкие темпы роста, то Вы больше не работаете у меня.
— Они ж поэтому и изобрели нулевой рост!
— Да. Так что можно сказать, что пример это выдающийся — человек понимал значение теории и практики. Если теория — не абстрактный разговор, а сама жизнь, представленная как движение, и в это движение вписывается и борьба рабочих. Если всё это политэкономически изобразить, то останется организовать рабочее движение, потому что основа для него уже есть. Не надо уже доказывать, что в России есть рабочий класс. Он есть в городе — фабрично–заводской городской пролетариат. И есть в деревне. Если помните, была попытка кулаков захватить Советы, появились комбеды — комитеты бедноты. Так что картина расслоения деревни понадобилась
