– Почему именно сейчас ты не обижаешься?
– Опять же по той причине, – ответила Ирина. – Ты знаешь слабые места женщин. Ты не просто подарил мне цветы, ты подарил их, потратив последние деньги. Последнему я мало верю, но все равно приятно.
– Другая бы на твоем месте обиделась, как если бы увидела на букете ценник.
– А другой ты бы этого не сказал. Другая бы только порадовалась, что ты тратишь на подарок последние деньги.
– Да, в чем-то, наверное, ты права.
– Я изучила тебя за два года совместной жизни и не верю, что, к примеру, на тебя действует приближение весны. Так что выкладывай, зачем пришел.
– Хочу устроиться к тебе на работу.
– Ты не подъезжай, Паша, говори прямо.
– Хочу устроится к тебе на работу, – упрямо повторил он. – У тебя есть вакантная должность ночного сторожа?
Ирина медленно покачала головой. Букет по-прежнему у лица, ее зеленые глаза удивительно гармонируют с упругими лепестками чайных роз.
– А уборщиком-волонтером возьмешь?
Ирина положила цветы на стол и вздохнула:
– Почему бы тебе просто не сказать: «Ира, мне несколько ночей нужно провести в твоей типографии»?
– Одному.
– Это я уже поняла. Будешь следить за домом напротив?
– Буду, – пообещал Павел. – Если мы пришли к соглашению, то у меня еще одна просьба.
– Не много ли для первого раза?
– Не знаю, разберись с этим сама.
– Так что ты еще хочешь?
– Ты можешь изменить график работы Сергея?
– Какого Сергея?
– Уборщика, который передал мне визитки.
– А, Сережу Земскова… Он мой сосед. И как я должна изменить его график?
– Ну, чтобы он приходил не в шесть часов вечера, как обычно, а, скажем, в половине десятого?
Ирина довольно долго смотрела в синие глаза Павла. Прошло пять лет, как они расстались, а он нисколько не изменился: та же прическа – зачесанные назад длинные волосы, то же пристрастие к клетчатым пиджакам. Она склонила голову к плечу и слегка прищурилась. Может быть, он немного поправился. Хотя нет.
– Мне не нужно менять график Сергея. Он начинает уборку со второго этажа и заканчивает убираться там только к 10 – 11 часам вечера. Так что ты можешь спокойно наблюдать за кабинетом Алберта Ли с первого этажа. Тем более что это удобно.
Она рассмеялась, глядя в изумленное лицо Павла.
– Доктор работает только в те часы, которые тебя интересуют, – пояснила она. – Уж что-что, а расписание своего соседа я знаю очень хорошо.
– Хочешь, я возьму тебя в компанию? – спросил Павел.
Ирина долго молчала.
– Не хочу, – ответила она, поднимая на него глаза. – Я не хочу неприятностей. Ты не господь бог, а все время пытаешься ходить по поверхности воды. Я еще тогда устала от этого. Не надо, Паша, ты обречен на одиночество… Очень часто, когда ты неожиданно уходил среди ночи, я представляла тебя одиноким и испуганным. Кругом мрак, а ты таращишь глаза, самоотверженно выискивая в темноте тени. И что удивительно, часто находил их.
– Прости… – Голос Павла прозвучал тихо, сдавленно.
– За что? – Ирина пожала плечами и посмотрела в сторону. – Ты ни в чем не виноват. Я развелась не с тобой, а со средствами массовой информации.
Павел видел, как задрожали ее ресницы, еще немного – и она заплачет.
– Ты дашь мне ключи?
– Сейчас принесу. – Ирина поспешно вышла из конторы.
Глава 2
Игорь Развеев набрал номер телефона, коротко спросил: «Есть?» – и, получив утвердительный ответ, положил трубку. Он облизнул пересохшие губы и посмотрел на приятеля. Леня Ложкин поправил сальную прядь волос, упавшую на глаза.
– Ну что? – спросил он и шмыгнул носом. Его ломало, третий день он не мог найти наркотик, чтобы снять ломку. Всю последнюю неделю он страдал запором, а сегодня его «прорвало», понос выкручивал кишки.
– Все то же, – ответил Игорь. – Только денег нет. Впору идти и грохать «ходоков».
– За пять-шесть грамм? – Ложкин покачал головой.
Он долго сидел в одном положении, глядя перед собой мутными глазами. Потом его взор начал проясняться. Он тронул приятеля за руку.
– Слышь, Развей, я сейчас вспомнил про одного гомика.
– Ну и что?
– Раскрутим его на пару «чеков». Может быть, и больше.
– Он должен тебе?
– Обязан. За молчание. Года три назад я «раскупорил» его. Ему лет четырнадцать было. – По лицу Ложкина пробежала глумливая улыбка.
Развеев ответил брезгливой усмешкой.
– И он не заявил на тебя? – спросил он.
– А кому охота учиться в школе и отзываться на педераста? – отозвался Ложкин. – Я все ему растолковал, что, мол, жизнь свою загубит. Малый сообразительный, я еще полгода долбил его. Плачет сука, трясется, но куда ему деваться?
– Ты знаешь его адрес?
– Конечно. По-моему, у меня где-то записан даже его телефон.
Ложкин полез в карман. Вынимая записную книжку, он обнаружил там стотысячную купюру. Молча воззрился на нее.
– Так чего же ты молчал?! – В голосе Развеева было больше радости, чем негодования.
– Сам не знаю… – Ложкин пожимал плечами и улыбался. – Забыл, наверное.
Ему полегчало только от вида денег. По телу прошла слабость, обильный пот проступил на холодном лбу, и снова резко скрутило живот.
– Вот видишь, как твой гомик помог! – радостно воскликнул Развей. – Айда на хату.
– Сейчас, – кивнул Ложкин, болезненно морщась. – Только в туалет схожу.
* * *
Вадим Барышников, не заглядывая в глазок, открыл дверь, кивнул приятелям: «Входите». Ложкин с Развеевым вошли в комнату, которая до отказа была забита радио– и видеоаппаратурой.
– Богато, – протянул Ложкин, оглядывая японскую технику.
Вадим усмехнулся. Не сегодня-завтра придется вывозить аппаратуру в ломбард. Денег за нее много не дадут, но хватит расплатиться с хозяином за наркотики и себе останется. Обычно за телевизор он выдавал «чек» героина на триста тысяч, за видеомагнитофон – на сто. Но ему эта практика уже надоела: ненужная суета, рисовки перед соседями. Его дело маленькое. С утра ему привозят несколько грамм героина, он расфасовывает его на «чеки» по сто, триста тысяч и отвечает на звонки. Вечером отдает деньги. Хватает и на жизнь, и на то, чтобы «вставить» себе и подружке.
Посмотрев на приятелей, он предложил:
– Может, поможете свезти это барахло в ломбард? За услугу выпишу лишний «чек».
– Посмотрим, – Развеев протянул ему деньги.
Вадим кивнул и скрылся на кухне. Пока он отсутствовал, Ложкин воровато оглянулся на дверь, положил в карман куртки видеоплейер с наушниками.
– Я вижу, вы согласны, – сказал Вадим, протягивая Развееву перетянутый резинкой полиэтиленовый пакетик с героином. Не скрывая насмешки, он многозначительно посмотрел на топорщившийся карман гостя.
Ложкин молча положил плейер на место.
– Мы двинемся у тебя? – спросил Развеев, подбрасывая на ладони легкую упаковку героина.
– Валяйте, – разрешил хозяин.
– «Баян» дашь?
Вадим достал из ящика одноразовый шприц и поманил приятелей на кухню. Все, что им было нужно, – это чайная ложка и вода, зажигалки постоянно были у обоих в кармане.
Ложкин снял резинку с пакованчика, но Вадим неожиданно остановил его.
– Погоди. Все равно на двоих мало. Есть новая «дурь», гораздо дешевле геры. Не хотите попробовать?
Ложкин неожиданно сорвался:
– Тебе легко туфту предлагать! Сам-то ты по самые жабры в героине.
Развеев остановил излияния товарища жестом руки.
– Химия? – спросил он Барышникова.
Хозяин покачал головой:
– Новый препарат, изготовлен на фармацевтической фабрике. По чистоте не уступает морфию.
– А хорошо вставляет-то? – нехотя поинтересовался Ложкин.
– Пятки будешь чесать через каблук, – доходчиво объяснил Барышников. Видя сомнения на лицах гостей, он добавил: – Да не бойтесь, препарат опробован, я уже месяц его толкаю. Никто пока копыта не отбросил.
– А-а… – Развеев прищурился на хозяина. – Не глюкозой ли называют эту пакость?
– Почему пакость? Ты пробовал?
– Нет, но кое-что слышал о ней. – Игорь толкнул приятеля локтем. – Ну что, Леня, испробуем?
– Мне ломку снять надо, а не пробовать! – Ложкин болезненно скривился. Он постоянно шмыгал носом, вытирал сопли, его верхняя губа покраснела. Ему было двадцать пять лет, он успел переболеть гепатитом В, сейчас в его крови метались антитела гепатита С. Он уже давно перестал «доить» родителей, в квартире пусто, все, что мог, продал. Леня сидел на «капитальных» наркотиках, год назад сам был на месте Барышникова. Брал на реализацию по десять грамм героина, восемь продавал, два оставлял себе. Но однажды не отдал денег в срок. Пришли два человека, сели напротив. Сейчас, говорят, ты должен две штуки «зелени», завтра – три, послезавтра – пять. Через неделю твой долг вырастет до стоимости твоей квартиры. Понял?
Да, он все понял. Поняли и родители. Наскребли по родственникам и знакомым три тысячи, и Леня Ложкин отдал долг.
