– …а в пауках, например.
Маришка зеленела еще сильнее.
– …в пауках все шестьдесят процентов протеина. А в зеленой саранче – семьдесят пять. Хотя, если честно, термиты питательнее.
– Чего это с ней? – дивился Серп, глядя на выбегающую из-за стола Маришку.
– Вырвало ее, – определяла жестокая Ксюша и вытягивала по скамье красивые ножки.
– А ты, Ксюша, вижу, сечешь в продуктах, – радовался Серп. – Любишь жить, да? О многих детях мечтаешь?
И прикидывал:
– Термитов точно держать легче, чем свиней. Ни вони, ни грязи.
– …а шелковичный червь, Серп Иваныч, за месяц увеличивает собственный вес почти в десять тысяч раз.
– Вот я и говорю: умная. Пробовал я шелковичника. В Шанхае их куколки обжаривают в яйце, приправляют перцем и уксусом. А саранчу пекут, как картошку. Ночью под фонарем ловят на белую простыню, ноги-руки отрывают, ну, в смысле ноги-головы, и несколько времени тушат в жире. Ты чего это, Маришка? – волновался он. – Тебя опять вырвало?
– …дура, – подсказывала Ксюша.
– А ведь ты еще заливное не пробовала, – дивился на Маришкин характер Серп. – Заливное из мучных червей. Жирно! И рубленых жуков-плавунцов не пробовала. А вот если потушить в горшочке гусениц… Да нет, Пашка, ты посмотри, как травит девчонку! Ты чем ее таким кормишь?
6
– Ой!
Ксюша внимательно уставилась на косточку, попавшую ей в котлетке.
Котлетка маленькая и косточка маленькая. Но тяжелая. Это было видно. Ксюша даже взвесила ее на ладони.
– Ой, Павел Васильевич, а где вы мясо берете?
– Если телятину отбить… – начал Палый.
– Какая же это телятина?
– Ну не личинки же.
– А что? Человеческая косточка? – простодушно заинтересовался Серп.
Маришка совсем позеленела:
– Как это человеческая?
– Ну, мало ли, – уклончиво пожал Серп покатыми плечами, обтянутыми застиранной тельняшкой. – Жизнь такая, что всего жди. Помнишь, Паша мясо тушил с морской капустой? Так капуста сразу протухла, а мясо мы ели. Как в Африке.
– Почему как в Африке? – слабо спрашивала Маришка.
– А там искусство кулинарии переходит от отца к сыну.
– Ты это чего это? – обалдел Палый. – Там сын отца поедает, что ли? Ты это брось, Серп! Я из семьи технических интеллигентов.
– Лектор тоже считался интеллигентом, – неназойливо напомнил я.
– Какой еще лектор? – не понял Палый. – С погранзаставы?
– Да нет. Я про другого Лектора. Про Ганнибала.
– Который со слонами? Через Альпы шел?
7
Сытый, счастливый, валялся я на отливе на хорошо прогревшихся плоских плитах.
Мир был мне по душе. Работу я сделал. Будущая диссертация вырисовывалась отчетливо. Что стоит хотя бы материал по кальдере Заварицкого! Помимо сольфатарной деятельности, тут явно были извержения и после шестнадцатого года, когда извержение было отмечено японскими вулканологами. От замкнутого конуса с озерцом в кратере, отмеченного на старых картах, осталась лишь половина конуса, а в кратере вырос купол, и рядом еще один. Извержение с выжиманием сразу двух экструзивных куполов! – я радовался выполненной работе. Плевать мне на Лектора, на слонов Ганнибала, на Пашу Палого, на телятину, на японские презервативы. Вот спихну Серпа на твердую землю и забуду про его сны и видения.
Мне так легко стало от этой мысли, что я откликнулся на голос Ксюши.
Она, конечно, спортивная, слов нет. Подошла в купальнике, тряхнула упругой биомассой:
– Нет, вы только взгляните.
Я взглянул. Топик заманчиво был округлен.
– Что вы таращитесь на меня?
– А разве ты не просила?
– Вы не на грудь таращьтесь. Вы на пятно взгляните.
Я пригляделся. На топике впрямь темнело серенькое неопределенное пятно. Будто слабенькой кислотой капнули. Испортить мне настроение это пятно никак не могло, впрочем, тронуть его пальцем я не решился.
– Да вы понюхайте, вы не бойтесь, понюхайте.
– Грудь понюхать? Зачем? – испугался я.
– Да ну вас. Пятно понюхайте.
Я потянул носом.
Ничего особенного.
Ну, немножко потным девичьим телом… Немножко агрессивными духами… Ну, может, мылом, не знаю… И как бы немножко мерзостью… Точно, от пятна это пахло, ляпнутого на топик… Как бы дохлятиной… Затертый запах, но чувствовался… Ксюша прямо рассвирепела. Оказывается, этот топик она выпросила у подружки. Чем теперь отстирать?
– Золой и хозяйственным мылом.
Все-таки грудь у Ксюши была красивая. Я даже привстал:
– Ты снимай все это. Попробуем.
– Ага, сейчас сниму, разбежалась!
– Сама же говоришь, несет от тебя.
– А почему вы это не спросите, где это я так?
– Ну и где это ты так? – обвел я взглядом берег. Мне все еще хорошо было. – Или опять дохлого кита выбросило на берег?
– Видите вон те лавовые потоки?
– Как раз собираюсь туда сходить. Только кита туда выбросить не может, – не поверил я. – Там сильное отбивное течение, воронки.
– Зато пещеры на берегу… Видите? Чуть левее… Мягкие породы выветрились, выкрошились, под лавовыми козырьками образовались дыры. Некоторые забиты льдом. Еще с прошлых лет. Так вот, в одной из них валяются кости. Почти целый скелет, понимаете? Тяжелые кости. Массивные. Как из чугуна. Даже верхняя челюсть… Загнута, как клюв, только вместо зубов пластинки.
– Искусственные, что ли? – не понял я.
– Да ну вас, – рассердилась Ксюша. – Типичный пахиостозис.
– Это еще что такое? – удивился я.
– Признак такой.
– Перерождение тканей? Поэтому кости такие тяжелые?
– Скорее уплотнение тканей. Я чуть с ума не сошла. Никогда такого не видела.
– Как туда попали кости?
– Ой, уж не знаете?
– Ой, уж не знаю.
– Да Павел Васильевич их там хранит.
– Это еще зачем?
– Как это зачем? Ледник у него там.
– Неужели телятина протухла? – обеспокоился я.
– Да где вы видели телку с такими конечностями? – Ксюша агрессивно вынула из рюкзачка полевой дневник и быстро-быстро набросала на чистой страничке нечто вроде коленчатой плоской ноги.
– А почему тут два сустава? – не понял я.
– Да потому что это ласт.
– А почему копытце?
– Да потому что это нога. Редуцированная нога! Особенная.
8
И Ксюша рассказала.
У нее отец известный биолог, всю жизнь занимается сиренами.
А сирены – это такой вид млекопитающих. Морские коровы. Звери огромные, тяжелые. Обитают у берегов Атлантики – от Флориды до Мексиканского залива и до лагуны Манзанарас в Бразилии. Там их везде называют ламантинами и дюгонями. А вот российские сирены, которые когда-то водились на севере, отличались от ламантинов и дюгоней еще большими размерами и тем, что жили только на Командорских островах. Капустниками назвали наших северных сирен моряки командора Витуса Беринга, штормом выброшенные на остров. А описал их под именем манаты натуралист Георг Стеллер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
