– Ну да, ну да… Полный коммунизм!
Не удержался – съязвил.
– А хотя бы и так! Хотим вот ей домик купить… Хутор…
Ну да, что ей на хуторе делать-то? Уток пасти?
– Неплохая мысль. А денег-то хватит? Если не хватит, я…
– Слушай, папа, мы ж на эту тему говорили уже. Здесь не Россия – кредит в банке возьмем.
– Хм… Не Россия… – Геннадий Иваныч немножко разозлился, так, самую малость, обидно за страну стало. – А что ты против России имеешь-то? Образование-то ведь она, Россия, тебе дала?
– Ага. Спасибо ей за это… – Дочка хмыкнула в трубку. – А все эти войны? Кавказ. Абхазия… Лучше бы о своих людях подумали, о земле своей – не ухожена, порядка нет, ни дорог нормальных, ни жилья… Бюрократизм кругом жуткий – что, не согласен?
– Согласен. Вот и хочу хоть что-нибудь изменить.
– Ага… Изменишь. Это же система, папа, как бы ты чего ни хотел – зажует и выплюнет. Ладно, не об этом я… Тут наша джаз-банда в Питер собирается, молодежь… С ночевкой поможешь? В гостинице для них дорого, а у тебя кемпинг есть.
– Не вопрос! – Геннадий Иваныч и в самом деле рад был помочь, тем более – джазменам. – Не переживай, разместим в лучшем виде.
– Подарочек тебе с ними передам – виниловый диск. Кари Литманен – слыхал про такого?
– Кто ж не знает Кари Литманена? Фри-джаз… Он сам-то не собирается приезжать? Я б пригласил к себе в клуб… «Мыло» его дашь?
– Узнаю… Как здоровье-то?
– Да пока тьфу-тьфу…
Поговорили…
Едва успел пообедать – снова позвонила Леночка, Ленок, прощебетала что-то – так, ни о чем, лишь бы про нее не забыли.
А потом – сговорились, что ли? – потревожил Ленкин продюсер. Хотя нет, судя по всему – не сговорились.
Леночка очень хотела в певицы. Голоса при этом не имелось никакого, как, впрочем, и слуха, причем «медведь на ухо наступил» – это еще мягко сказано, уж кто-кто, а Геннадий Иваныч – Гленн – это понимал лучше, чем кто бы то ни было. И все же не хотелось обижать девочку, тем более – обещал ведь.
– Знаю, знаю, что нет у нее ни голоса, ни слуха – а что, у других, тех, кто в ящике, можно подумать, есть? Зато попка какая, сисечки, животик, опять же, плоский… И я уже не говорю о ногах. Подразденьте ее да снимите клип – мне что, вас учить прикажете? Ну и что, что моя протеже? Неудобно штаны через голову надевать и на потолке спать – одеяло сваливается! Если надо – хоть голой скакать будет! И больше меня по этому поводу не беспокойте… Денег, если надо, подкину еще. Все!
Господи, когда же закончатся все эти звонки? Может, отключить телефон? Нет, по выборам еще звонить будут…
Так и случилось: помощники и организаторы избирательной кампании побеспокоили еще не раз, наконец прояснив про загадочного Трубникова. Оказывается, есть в пиар-услугах такой прием – «слон и моська», это когда никому неизвестный, вынырнувший вдруг, словно чертик из табакерки, кандидат начинает критиковать человека известного, как бы к нему приклеиваясь, мол, это я бы сделал немножко не так, это – вовсе не так, то – совсем по-другому (как именно, не говорится, подразумевается одно – лучше), потом препарируются всякие высказывания соперника, к месту и не к месту. Таким образом – на отрицании – лепится образ. Покупается какой-нибудь желтый листок или специально к кампании организовывается газетенка, выпускается тиражом тысяч пять – десять, в зависимости от материальных возможностей, и – нате вам, господа избиратели, читайте! Верьте!
Трубников, как выяснилось, вообще оказался фантомом, так тоже бывает. Образом, впущенным в информационное пространство с единственной целью – опорочить, оттянуть голоса.
– А как же газетенка? Ведь кто-то ее заказывал?
– На подставное лицо.
– И все же – выясняйте! Впрочем, я догадываюсь, кто все проплатил – Степанов.
Степанов – это был основной конкурент, из власти. «Человек ликом черен, а душою подл» – так его как-то охарактеризовал доктор Миша – не в бровь, а в глаз. Действительно, тип крайне неприятный, из бывших комсомольско-партийных функционеров, не гнушавшийся любой мерзостью, лишь бы только сохранить власть, хотя, говоря по совести, старому хрену – а Степанову уже перевалило за шестьдесят – давно пора было на пенсию. Вот хорошо бы такой закон провести – посидел в начальственном кресле до определенного возраста, а потом – извини-подвинься – дай дорогу молодым, обеспечь приток свежей крови, иначе – застой, тоска и любому делу – смерть!
Снова звонок. Леночка:
– Я уже у тебя, любимый! Жду!
«Любимый», ха!
Ладно, черт с ней, девка, в конце концов, не самая вредная. Пусть.
Она выбежала навстречу, едва позвонил. Распахнула дверь – аппетитная, загорелая, в короткой желтой маечке и черных в обтяжку шортиках. Бросилась на шею, поцеловала, потерлась грудью…
– Дай помогу раздеться…
– Думаешь – такой старый, что сам не могу?
– Ну… дай, дай…
Сняла пиджак, галстук, рубашку… И сама неуловимым, однако не лишенным изящества движением, сбросила с себя одежонку. Славная девочка… Попка, животик, грудь… С коричневатыми, быстро наливавшимися твердой упругостью сосками… И такие соблазнительные губки…
Они тут же и совокупились, на обитом белой кожей диване в просторной прихожей… Приятно, ничего не скажешь… Потом Леночка убежала в душ, и Геннадий Иваныч тоже направился было в ванную, которых в квартире начитывалось целых три. Проходя мимо гостиной, заглянул – на тахте валялась книжка… Видать, читала Леночка – все-таки училась на искусствоведа. Им и станет – не глупа, красива, удачлива. Вот только читает всякую модную дрянь… А нынче что? Уэльбек. Ну да – Уэльбек. Геннадий Иваныч как-то его читнул – поначалу не понравилось, показалось – типично женское чтиво с аморфным сюжетом и эротическими – даже можно сказать, порнографическими – вставками, вполне, впрочем, работающими на образ главного героя – человека, не нужного никому, даже самому себе. Жил ни за чем, и так же умер… или готовился умирать. Никчемная, пустая жизнь… Ярко озаренная внезапно обретенной любовью. Пустая жизнь, пустое, зашедшее в тупик тупого потребительства общество. Если бы не любовь…
А если она не придет, эта самая любовь? Если уже была когда-то, да вот прошла, испарилась, а для новой… А для новой – слишком много накопилось цинизма, неверия… В изображении этого Уэльбек – гениален.
Однако, с другой стороны, не мы ли сами делаем свою жизнь пустой и ненужной? Лежим, тупо уставившись в телевизор: ах, как все надоело, обрыдло, все кругом – твари, государство – дерьмо, жизнь – тоже, и ничего не изменить… Да, в государстве – наверное, ничего. Но в своей собственной жизни… Оторвите зад от дивана! Не пяльтесь в гнусный ящик, займитесь чем-нибудь – танцами, иностранным языком, джазом… Да мало ли дел? Измените свою жизнь, изменитесь сами – это же зависит от вас, только от вас, не от каких-то там госчиновников… Изменитесь вы – изменится мир, Геннадий Иваныч это знал точно! Всю жизнь менял – и себя, и мир вокруг. Вот и сейчас…
