Но профессор мягко остановил его.
- Так надо. Поверьте мне, Ганс. Нам не надо останавливаться. У нас нет времени...
Они медленно опускались вниз, и ближайшие две-три ступеньки впереди загорались ровным мягким светом. Ганс оглянулся. Ступеньки, которые они уже прошли, медленно гасли.
Там, где кончалась лестница, Ганс увидел слабо светящийся в полутьме диск. Они ступили на него, диск вздрогнул и медленно поплыл над берегом, над водой к рубиновым звездам Кремля, откуда доносились приглушенные всплески музыки и смеха. Немного позади над волнами скользили другие диски, на которых стояли или сидели люди. Профессор угадал мысль Ганса, и тотчас же возле них появились два удобных кресла...
Ганс с жадным любопытством смотрел на проплывающие мимо здания города, на людей, которые толпились на берегах и махали им руками, на суматоху огней в неугасающем ночном небе. Какая-то девушка кинула с моста букет цветов, осыпав ими Ганса. 0н поднял цветы и обернулся, ища девушку глазами, но мост уже был позади и уплывал все дальше и дальше, а впереди разгорались рубиновые звезды.
Профессор взглянул на часы и поднялся с кресла.
- Вы должны извинить всех нас, Ганс, - сказал он. - Я знаю, в вашу эпоху это делалось не так. Но у нас нет времени. Возьмите. Он ждал вас пятьсот лет.
Он протянул Гансу руку. На ладони лежал небольшой предмет. Отблески оранжевого солнца осветили эмаль знамени, вьющегося над знакомым родным профилем, окруженным венком из колосьев.
Ганс почувствовал, как гулко стучит его сердце.
- Служу Советскому Союзу! - хриплым шепотом произнес он уставную формулу, прозвучавшую для его собеседника гордым я таинственным заклинанием невообразимо далеких героических времен.
В ту минуту два человека, принадлежавшие к столь разным эпохам, внезапно осознали, что пять веков отнюдь не разделили их, что оба они - братья по духу, братья по классу.
В этот миг Ганс еще не знал, что никакая самая совершенная техника не может разорвать могучую цепь причин и следствий, не может оборвать его связей с веком, из которого он был ненадолго выхвачен. Но профессор Свет знал это. И он, человек двадцать пятого века, выросший в мире, не знающем насилия и страха, вдруг начал понимать, насколько трудна задача, за которую он так неосторожно взялся. По силам ли она ему?
Послать на смерть человека! |
Сознание подсказывало Свету, что он ни в чем не виноват, что жестокое решение обусловлено всем ходом истории планеты и непреложными законами, природы, перед которыми бессилен самый могучий разум... Но эта мысль ничуть не успокоила его.
В отчаянии он чуть не схватился руками за голову, не зная, что делать дальше. За спиной раздались беспокойные гудки радиофона - товарищи соседних дисков были готовы прийти к нему на помощь. Но он не ответил на ^ их вызовы.
Ганс заметил состояние профессора.
- Что случилось? - встревоженно спросил он.
Профессор тяжело опустился в кресло.
- Что я наделал! - проговорил он. - Что я наделал!..
Весь строго продуманный план разговора, проанализированный лучшими психологами планеты, вылетел у него из головы.
- Дело в том, - в отчаянии выкрикнул профессор, поднимая к Гансу искаженное болью лицо, - дело в том, что через час вы должны вернуться обратно! К себе, в двадцатый век!
В первый момент Ганс не понял его и улыбнулся.
- Поверьте, это будет самым большим счастьем для меня. Я видел будущее, за которое боролся всю жизнь. Вы даже не представляете себе, какую силу вы мне дали!
- Не то, не то... - простонал Свет. - Ну как вам это объяснить? Поймите, это правильно... Мы не можем вмешиваться в прошлое!
Только теперь страшный смысл сказанного стал доходить до сознания. Ганс облизал пересохшие губы.
- Значит, через час... - хриплым шепотом произнес он.
- Да! Через час вы должны оказаться в том же подвале...
* * *
Диски бесшумно скользили над крышами и куполами зданий. Высоко в небе, вздыхая, медленно гасло огромное пульсирующее солнце. С каждым вздохом оно меняло свой цвет. Иногда внизу проплывали небольшие озера, выглядевшие сверху кусками зеркал, брошенных среди разноцветных кристаллов. Скорость дисков возросла, но встречного ветра Ганс совершенно не ощутил.
- Объясните, - произнес он в тот момент, когда молчание стало невыносимым для обоих.
- Как по-вашему, Ганс, сколько мне лет? - спросил профессор.
- Лет сорок пять. Хотя, может быть, и больше. У вас седые волосы.
- Мне сто восемьдесят лет, Ганс. И я проживу еще долго. Двести лет средняя продолжительность жизни на планете. Это стало возможным после того, как навсегда прекратились войны и одни перестали угнетать других. За такую жизнь боролись и умирали миллионы на протяжении всей истории планеты. Наверное, каждый из них не раз задумывался: а какая она будет. Эта жизнь? И будет ли она? И я знаю, что многие не верили в окончательное торжество коммунизма.
Сегодня мы имеем все, чти только можно пожелать... Среди сорока миллиардов людей, населяющих солнечную систему, нет ни одного несчастного, обиженного, обездоленного Мы уничтожили болезни, втрое увеличили продолжительность жизни и научились летать к другим звездам. Сегодняшний школьник знает больше, чем величайшие мыслители вашего времени. И всем этим мы обязаны героической борьбе своих предков. Мы никогда не забывали об этом, хотя время стерло остроту ощущения. Шли века, и величайший подвиг в истории человечества стал чем-то вроде привычной аксиомы, в истинности которой не сомневаешься, но и не задумываешься над ее глубоким смыслом.
Примерно пятьдесят лет назад был открыт способ видеть сквозь время, и полузабытое прошлое вдруг предстало перед глазами людей на экранах интрохроновизоров. Должен признаться, многие содрогнулись, увидев картины варварства, насилия, взаимного истребления, которыми были заполнены века нашей истории. Раздавались даже голоса, призывавшие запретить интрохроновидение и навсегда прекратить дальнейшие изыскания в этой области. Но подавляющее большинство правильно оценило увиденное. И тогда перед человечеством впервые за всю историю встал вопрос об ответственности не только перед своими потомками, но и перед предками. Несколько десятилетий продолжались упорные поиски, закончившиеся блестящей победой - созданием аппарата для путешествия сквозь время. Сегодня, после полувековых усилий, мы, наконец, получили возможность хотя бы частично возвратить своим предкам наш долг. А долг этот огромен, потому что мы должники каждого, жившего до нас на этой планете.
Может быть, Ганс, вас удивят мои слова. Нам обоим прекрасно известно, что историю делали разные люди. И не все из них были героями. Я знаю, что вы никогда не сомневались в победе своего дела. Но те, кто пал духом, кто умер без веры в сердце, считая себя преданным, обманутым?.. Разве мы можем забыть сожженных в крематориях, отравленных циклоном, умерших от лучевой болезни или КИпсихоза? Я знаю, многие из этих слов вам незнакомы. Не удивляйтесь - мир узнал о них уже после вашей смерти. Скажите, неужели каждый из миллионов безвестных героев не заслуживает того, чтобы хоть ненадолго, пускай даже на час, увидеть будущее, ради которого он отдал свою жизнь, и узнать, что умер не напрасно? Разве не будет это наивысшей мерой благодарности, какой могут воздать потомки тем, кому они обязаны не только своим счастьем, но и самим существованием? Вот поэтому мы, люди двадцать пятого века, решились в конце концов на подобный эксперимент.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
