Профессор стремительно протянул руку к столу, схватил стакан с бесцветной жидкостью, торопливо поднёс его к глазам и посмотрел на свет. Потом быстро выхватил из кармана большую лупу с чёрной костяной ручкой.
— Не двигайтесь! — крикнул он Шмидту. — Пожалуйста, не двигайтесь! И собаку держите покрепче! А лучше возьмите её на руки! Прошу вас!
Перепуганный толстяк растерянно поглядел на, профессора и, не спрашивая его больше ни о чём, сгрёб собаку в охапку, крепко прижав её к животу.
«Кажется, старик с ума спятил!» — подумал он.
— Так и стойте! — крикнул профессор. Держа перед глазами лупу и согнувшись в три погибели, он принялся внимательно осматривать квадратики пола один за другим.
— И мне долго придётся стоять, профессор? — робко спросил фотограф, с тревогой следя за странными движениями профессора.
— Ставьте ногу сюда! — крикнул профессор, указывая пальцем на ближайшие квадратики паркета.
Шмидт неловко поставил ногу и так крепко прижал к себе Джека, что тот забился на руках и тихонько взвизгнул.
— Молчи! — прошептал Шмидт, со страхом следя за профессором.
— Теперь — вторую ногу! Ставьте её сюда!
Толстяк безропотно повиновался. Так, шаг за шагом, профессор довёл онемевшего от удивления фотографа до дверей.
— А теперь, — сказал профессор, широко распахнув двери, — а теперь уходите, пожалуйста!
Дверь захлопнулась перед носом Шмидта.
Со звоном щёлкнул французский замок. Толстяк выпустил из рук Джека и, теряя сандалии, кинулся вниз по лестнице, тяжело дыша, поминутно оглядываясь.
Джек с громким лаем мчался за ним.
Так они добежали до отделения милиции.
А к вечеру во двор въехала машина с красными полосами по бортам. Несколько милиционеров выскочили из машины, вызвали дворника, потом поднялись на пятый этаж, где жил профессор Енотов.
Но профессора дома не оказалось.
На дверях его квартиры висела приколотая блестящими кнопками записка:
Не ищите меня. Это бесполезно.
Профессор И. Г. Енотов.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Чудесная жидкость. — Загадочное поведение трусиков и сандалий. — Необыкновенное превращение в самой обыкновенной комнате. — Приключение на подоконнике. — Карик и Валя отправляются в удивительное путешествие.
А дело было так.
Накануне того дня, когда исчезли ребята, Карик сидел вечером в кабинете профессора Енотова.
В такие часы он любил беседовать с Иваном Гермогеновичем.
Весь кабинет погружён в полумрак; из тёмных углов поднимаются к потолку длинные чёрные тени; кажется, — там притаился кто-то и глядит на светлое пятно над большим столом. Голубые огоньки спиртовок тянутся, вздрагивая и раскачиваясь, к закопчённым донышкам стеклянных колб. В колбах что-то булькает и клокочет. Сквозь фильтры медленно просачиваются и звонко падают в бутыль прозрачные капли.
Карик залез с ногами в большое кожаное кресло.
Прижав подбородок к столу, он внимательно следил за ловкими руками профессора, стараясь не дышать, не шевелиться.
Когда профессор работает, он насвистывает разные песенки, а иногда рассказывает Карику забавные истории о своём детстве, о дальних странах, где пришлось ему побывать, о разных удивительных зверях, которых он видел в Америке, Африке и Австралии.
Вот и сейчас, засучив рукава халата, насвистывая, Иван Гермогенович работал, склонившись над столом, переливая синие, красные, чёрные жидкости из одного стаканчика в другой, помешивая их стеклянной палочкой и то и дело взбалтывая. Карик следил за каждым движением профессора, словно перед ним был фокусник или волшебник.
Иван Гермогенович схватил большую стеклянную колбу с густой маслянистой жидкостью, разлил её по узким длинным стаканам, понюхал и вдруг засмеялся:
— А ведь, кажется, получается! Попробуем проверить раствор, подбросим в него вот эти белые кристаллики.
Он подцепил роговой ложечкой из чёрной банки белые крупинки и принялся бросать их по одной в приготовленные стаканчики. И вдруг жидкость закипела, в ней появились белые хлопья, которые начали медленно опускаться на дно, и тотчас же она превратилась в тёмно-фиолетовую, а белые хлопья стали золотистыми.
— Победа! — закричал Иван Гермогенович. — Ура! Это величайшая победа! Наш труд увенчался успехом! Теперь нам остаётся только угостить подопытного кролика нашей волшебной жидкостью, и тогда…
— И что тогда будет? — спросил Карик.
— О, тогда ты увидишь такое, чего никто ещё в мире не видел.
Он щёлкнул пальцами и громко запел:
— О жидкость — чудо и краса!Творить мы будем чудеса!
Карик невольно поморщился: пел профессор хотя и очень громко, но у него не было слуха, и все песни поэтому он распевал на один мотив, похожий на завывание ветра в трубе.
— А если кролик не станет пить? — спросил Карик.
— Как это не станет? Заставим выпить… Но это уже завтра… А сейчас… — Иван Гермогенович взглянул на часы и засуетился: — Ай-яй-яй, Карик! Как мы засиделись!.. Одиннадцать часов… Да… Одиннадцать часов и две минуты.
Карик понял, что ему пора идти домой. Вздохнув, он нехотя слез с кресла и спросил:
— А завтра вы не начнёте без меня?
— Ни в коем случае, — мотнул головой профессор. — Ведь я обещал тебе.
— А Валю можно привести?
— Валю? — профессор подумал. — Ну что ж… Приходи с Валей.
— А вдруг ничего не получится?
— Всё получится, — уверенно сказал профессор, гася спиртовки.
— И кролик превратится в блоху?
— Ну нет, — засмеялся профессор, — кролик так и останется кроликом.
— А люди могут уменьшаться?
— А почему же нет?
— Ну как же, — нерешительно сказал Карик, — человек всё-таки царь природы и… вдруг…
— И вдруг?..
— И вдруг… Он будет меньше мухи… Это же…
— Что?
— Это же неприлично!
— Почему?
— Не знаю! Бабушка говорит, — неприлично. Мы с Валей читали недавно книжку про Гулливера и лилипутов, а бабушка взяла да и порвала её. Она говорит, неприлично изображать людей крошечными. Бабушка рассердилась даже. Она сказала: человек больше всех животных, а потому все и подчиняются ему.
— А почему же прилично человеку быть меньше слона?
— Так то же слон!
— Глупости, мой мальчик, человек велик не ростом, а своим умом. И умный человек никогда не подумает даже, прилично или неприлично выпить уменьшительную жидкость и отправиться в странный мир насекомых, чтобы открыть многое такое, что очень нужно и полезно человеку. Да и, кроме того… А впрочем, пора, мой друг, и по домам.
— А скажите, Иван Гермогенович…
— Нет, нет. Больше я ничего не скажу. Довольно. Отложим разговор до завтра! Иди, дружок, домой. И я устал, да и тебе пора уже спать.
Всю ночь Карик ворочался с боку на бок. Во сне он видел розового слона, да такого крошечного, что его можно было посадить в напёрсток. Слон ел компот, бегал по столу вокруг тарелок и так шалил, что рассыпал всю соль, а сам чуть не утонул в горчице. Карик достал его из горчичницы и принялся обмывать в блюдечке, но слон вырывался и толкал Карика хоботом в плечо. Потом он прыгнул ему на голову и сказал голосом какой-то знакомой девочки:
— Карик, что с тобой? Чего ты кричишь?
Карик открыл глаза. У кровати стояла завернувшись в одеяло, Валя.
— Ага! Ты уже проснулась, — сказал Карик. — Очень хорошо. Одевайся быстрее.
— Зачем?
— Надо идти. Пойдём к Ивану Гермогеновичу. У-ух, что там будет сегодня… Такие чудеса! Такие чудеса!
— А что?
— Одевайся быстрее!
— Я надену трусики и сандалии! — сказала Валя, торопливо заправляя кровать.
— Надевай, что хочешь, — только побыстрее!
Разыскивая сандалии, Карик рассказывал шёпотом:
— Ты понимаешь, как он здорово придумал!..
— Придумал?
— Ну да! Иван Гермогенович придумал… Такую жидкость придумал… Понимаешь?
— Вкусную? Да? — спросила Валя, застёгивая ремешки сандалий.
— Очень вкусную… Хотя неизвестно ещё… Для кроликов жидкость!.. Сегодня он даст им попить этой жидкости, а как они выпьют, — тогда… Уй-юй-юй!
— Ой, как интересно! — всплеснула руками Валя.
— И знаешь, что с ними будет? С кроликами?
Валины глаза широко открылись.
— Ну и что же с ними будет? — спросила она почему-то шёпотом.
— С ними? — Карик подумал немного и сказал честно: — Пока ещё неизвестно, будет что-нибудь с ними или не будет, но… Мы сейчас увидим… Это же пока только опыты. Пошли быстрее!
Карик, а за ним Валя закрыли за собою дверь и тихонько прошмыгнули через мамину комнату.
Мама крикнула что-то вслед, но Карик схватил Валю за руку и, погрозив ей пальцем, быстро потащил за собой.
— Молчи, — зашептал Карик, — а то начнётся сейчас: зубы чисти, умывайся, одевайся, завтракай, ногами за столом не болтай… Обязательно опоздаем!
Перебежав двор, они юркнули на парадную лестницу, взбежали, не останавливаясь, на пятый этаж. Карик первым схватил ручку двери, на которой висела записка со словами: