Майк подошел к столику с напитками.
– Кто желает еще выпить? Дамы? Господа?
Дамы отказались. Господа согласились.
Я подошла к столику и налила себе еще чашечку превосходного чая.
Мы вновь расселись по креслам и выжидательно уставились на Майка. Майк смахнул невидимые пылинки с брюк, сделал изящную паузу, открыл рот, но сказать ничего не успел, потому что в кабинет ворвалась хорошенькая дочка профессора.
– Папа! – с порога возмущенно закричала она. – Опять заседание ученой кафедры?! Ты же обещал!
– Лори улетает завтра в Европу, – объяснил Кронин мгновенно насупившемуся Майку, вставая из кресла и приглашая жестом Вадима следовать за ним. – Я обещал не увлекаться дискуссиями во время ее вечеринки. Извините меня, господа.
Лори унеслась, за ней вышли профессор и Вадим, но меня Майк крепко схватил за руку.
– Катрин, уделите мне немного вашего внимания, – просительным тоном завел он.
Я молча покорилась неизбежному и опять уселась в мягкое кресло.
– Мы все воспринимаем историю, как набор неоспоримых предположений или гипотез, описанных в многочисленных книгах и защищенных в километровых диссертациях. А исторические фильмы! А картины! Все это давит на нас и лишает возможности взглянуть на старые факты, так сказать, «новыми глазами», – неторопливо начал Майк, наливая себе еще коньяка. Он сделал небольшую паузу, отхлебнул из бокала, не спеша вытащил сигарету, прикурил и с наслаждением выдохнул на нас с Линдой вонючий дым. Так, он еще и курит… Нет, он явно очень долго жил в Европе, подумала я.
– Историки, пытающиеся вытащить на свет новые и часто шокирующие факты, подлежат остракизму, – продолжал так же неторопливо Майк. – Они, как правило, не находят понимания у коллег, и открытия их так и остаются в незаконченных работах. Но об этом позднее… Я хочу вам кое-что рассказать… Прежде, чем объяснить так удивившее вас предположение Линды.
Майк кинул задумчивый взгляд на лимонную Линду, потом на меня и начал рассказ.
– Любовь к истории, Катрин, мне передал мой отец…
Я слушала Майка не очень внимательно, не совсем понимая, к чему он клонит.
Отец Майка, американец из Бостона, после войны остался в Европе и женился на испанке – наследнице огромного состояния. Оба – и отец и мать Майка – страстно увлекались историей древней цивилизации майя и археологией. Они побывали в Мексике, Гватемале, Гондурасе, Белизе и во все археологические экспедиции брали с собой единственного сына. Майк выучил труднопроизносимые имена богов ацтеков и майя и научился разбираться в хитросплетении их ревнивых отношений раньше, чем взял букварь. Мама и папа не рассказывали ему обычные сказки о Синей Бороде или Коте в сапогах перед сном. Нет, они читали ему древние индейские мифы об исчезнувшей много веков назад цивилизации и проклятиях ее свирепых богов.
Майк не представлял себе жизни без археологии. Но в отличии от родителей он был «всеяден». Майк ездил в Египет, Израиль, Сальвадор, Центральную Африку. Он не мог разбираться во всех археологических находках одинаково хорошо, поэтому стал нанимать специалистов извне и оплачивать их участие в интересующих его поездках. Так он познакомился с профессором Крониным.
В последние годы своей жизни родители, к удивлению Майка, неожиданно стали увлекаться историей средневековой России. Он не предал особого внимания их новому интересу. В то время Майк много путешествовал и с родителями почти не встречался.
Родители потихоньку старели и больше не могли лазить по джунглям под палящим тропическим солнцем, но они поощряли увлечение сына археологией и оплачивали щедрой рукой все его путешествия. Со временем родители покинули шумную Испанию и окончательно осели на севере Франции. Они купили внушительное шато, уединенно расположенное в гористой местности, и почти никуда не выезжали. С сыном виделись только на Рождество и Пасху. Майк приезжал, целовал маму-папу, съедал праздничный обед или ужин и запирался в огромной библиотеке шато. Библиотека, оставшаяся от прежних хозяев, насчитывала тысячи томов, но отец все никак не мог привести ее в порядок, он стал часто и подолгу болеть.
Майк часто рылся в книжных стеллажах, но ничего интересного для себя там не находил. Как-то они с отцом засиделись в библиотеке до поздней ночи. За окнами стояла весна, пахло свежей листвой и недавним дождем. Наслаждаясь теплом вечера и обществом друг друга, они разговорились. Отец рассказывал Майку о потерянных пять веков назад сокровищах Монтесумы, а потом взял несколько книг из застекленного ящика и вытащил из стола пару растрепанных тетрадей.
– Майк, – торжественно сказал он. – Я очень хочу, чтобы ты прочитал эти книги и мои записи к ним. У меня осталось недостаточно времени, чтобы доказать одну интересную гипотезу. Я не хочу рассказывать о ней, потому что она звучит очень необычно, даже неправдоподобно. Лучше прочитай найденные мною материалы и сделай вывод сам. Я думаю, что если, ты серьезно отнесешься к ней, ты сможешь найти потерянные сокровища Монтесумы.
Потом умер отец Майка, а за ним очень скоро ушла и мама…
Первое Рождество, которое провел Майк в шато без родителей, запомнилось ему на всю жизнь. И не только потому, что он вдруг почувствовал себя совсем одиноким, никому ненужным и неинтересным, но еще и потому, что наконец прочитал рукопись, оставленную ему отцом.
…Скрипнула дверь, и Полонский неслышно просочился в комнату. Майк недовольно засопел, но ничего не сказал и продолжил свой рассказ.
В тот сочельник выпало много снега. К вечеру шато утопал в сугробах, но снегопад только усилился. Майк рано лег спать, но уснуть не смог, и решил отправиться в библиотеку, чтобы скоротать одинокую ночь.
В книжных шкафах огромной библиотеки книги были свалены вперемешку. Бесцельно бродя от шкафа к шкафу, Майк подумал, что неплохо бы пригласить специалиста, чтобы тот занялся каталогизацией книг и их оценкой.
На письменным столе тоже царил беспорядок. Рукописи были свалены в кучу на одном конце стола, а на другом стояли тяжелая лампа и фотографии родителей в витиеватых рамках. Майк сел за стол, взял наугад первую попавшуюся под руку тетрадь отца, начал читать и очнулся только поздним утром, когда внизу раздались шаги пришедшего истопника.
Рукопись начиналась записками безымянного автора. Вкратце, вот что было в ней сказано.
Автор, просто молодой и любознательный человек, интересующийся историей, в один прекрасный день где-то заграницей в одном из университетов Европы нашел рукопись, отпечатанную на ксероксе и приложенную к научной работе. Рукопись не представляла особого интереса – она была написана в конце XIX века. Любознательный читатель отложил ее и начал читать диссертацию. И тут он испытал настоящий шок, так как понял, что ксерокс рукописи являлся копией более раннего, а главное, – подлинного документа, а диссертация включала в себя неопровержимые доказательства совершенно нового прочтения многих исторических фактов…
Я сидела, очень удобно спрятавшись за огромным абажуром стоящего передо мной торшера, и старалась внимательно слушать Майка, но исподтишка разглядывала Полонского, стараясь не слишком пялиться на него. Вадим сидел смирно, не поднимая глаз от бокала, и у него был непривычно собранный вид. Хотя он уже не мальчик, научился быть серьезным и сосредоточенным, когда «дело требовало»…
Диссертация рассматривала время монголо-татарского ига и начиналась с общеизвестного факта, что Россия была государством со смешанным христианско-мусульманским религиозным укладом: с одной стороны, побежденная Русь, говорящая на русском языке, а с другой – кровожадная дикая Орда, говорящая на каком-то тарабарском и никому не известном, но, предположительно, монгольском языке.
– И тут возникает один очень интересный вопрос. – продолжил Майк, по очереди оглядывая нас. – Почему дикая монголо-татарская орда, покорив славянские племена, не искоренила их язык и религию за 240 лет полного владычества – вот что интересовало диссертанта. Наоборот, именно во времена нашествия дикой татаро-монгольской орды Россия пережила всплеск развития культуры и языка, что подтверждено многочисленными письменными документами.
С одобрения диких завоевателей повсеместно строились враждебные им православные храмы и школы при них. Мало того, в каждой, подчеркиваю, в КАЖДОЙ ставке хана была построена православная церковь. Поражает факт, что все государственные грамоты, церковные документы, ярлыки и прочие сохранившиеся в архивах бумаги написаны на РУССКОМ языке. Не сохранилось НИ ОДНОЙ государственной или более-менее официальной грамоты, да что там говорить – вообще никакой грамоты, написанной на языке завоевателей. А русский язык расцвел.
Странно, не правда ли?
А еще диссертант приводил массу примеров удивительно джентльменского поведения неграмотных захватчиков.
