— Ты пойми меня… Эта была моя работа. Против тебя лично я ничего не имел, — прервал меня шайтан. — Теперь я буду помогать тебе.
— Будешь помогать?! Рассказывай кому-нибудь другому. Скорее всего, задумал очередную хитрость? Еще не было, чтобы кто-нибудь из вашего племени изменял своим.
— Видишь ли, меня здорово обидели… Бесцеремонно, в самом корне зарубили мои лучшие идеи… Я их долго вынашивал, можно сказать, всю душу вложил… А на последнем заседании Малого Совета, где в числе других дел рассматривались мои предложения насчет очередных «ходов», посылаемых на твою бедную голову, начальство вдруг заявило, что боссы твоего института и без того кровно заинтересованы в этом деле и так усердствуют для его успешного завершения, что в дальнейший ход событий лучше не вмешиваться, дабы не испортить им чего-либо. Наоборот, мне было предписано внимательно наблюдать за приемами твоего Алима Акрамовича и его свиты, так как якобы у них есть чему поучиться… Это они, твои боссы, подпортили мне карьеру. Проведи я эти идеи в жизнь — мог бы спокойно баллотироваться на выборах в Большой Совет…
— А что было бы со мной? — зло спросил я.
— С тобой, с тобой… — его лицо медленно расплылось в блаженной улыбке, но он тут же взял себя в руки, — позволь не отвечать на этот вопрос. Ты же видишь, я сам хожу в пострадавших. Меня так обидели, что никого из своих видеть не хочу. Хорошо, что кто-то нарисовал эту оболочку. Она пришлась мне как раз впору… Короче, я убежал от своих…
Мне вдруг стало жаль шайтана. Я почувствовал, что нас многое объединяет—в первую очередь общие неприятности.
— Что же ты хочешь от меня?
— Позволь находиться при тебе. Я могу пригодиться, — быстро ответил он.
— В чем?
— Буду помогать тебе в твоей борьбе.
— Но я не собираюсь, да и не знаю, как надо бороться. Мне не одолеть мое руководство. Они ведь профессионалы. А ваши козни еще не подняли меня до уровня, чтобы отвечать им их же оружием.
— Я буду делать только то, что ты пожелаешь. Мы будем мстить, — с готовностью ответил шайтан.
— Нет уж, занимайся своими темными делишками сам, а меня оставь в покое. При твоих возможностях такой компаньон, как я, нужен тебе, как пятая нога собаке, — немного подумав, ответил я.
— Понимаешь, я хотел, чтобы эти деятели из твоего института были наказаны именно твоими руками. Только так можно добиться настоящего возмездия. У вас же зачастую все происходит наоборот — злодеи терроризируют одних, а запоздалую расплату за это несут, как правило, перед другими, и тогда, когда эта расплата никого не трогает. При этом возмездие, согласись, обезличивается. Оно воспринимается чуть ли не как великомученичество и иногда даже возвеличивает наказанного в глазах несведущего окружения.
Мне эта философия понравилась, но тут же змейкой мелькнула темная мысль.
— Погоди. Допустим, накажешь ты моих гонителей. А что потом? Я ведь знаю, как поступали в таких случаях твои коллеги — Мефистофель, Хромой бес Маймун…
— Ну что ты, — перебил меня шайтан, — в душах у меня недостатка нет. Для душ же твоих гонителей у меня давно готовы самые комфортабельные места, — И, потупив голову, с обидой добавил — Я исключительно из-за принципа. Хочу доказать кое-кому из ваших, да и из наших тоже, что если даже твои боссы и перестали бояться бога, то перед шайтаном им еще придется потрепетать…
Так я связался с могущественным единомышленником и решился на борьбу, о которой вчера еще и не помышлял… Мы договорились, что впредь шайтана я буду носить везде в нагрудном кармане, вырвав страничку с рисунком — ясно, не сам додумался до такой «крамолы». Опасаясь, как бы не вышло чего-нибудь непредвиденного (рискованных ситуаций я избегал), жестко ограничил сферу и характер действий шайтана. А сигналом для его вступления в игру будет поглаживание сложенной вчетверо странички.
Как я начал догадываться в последнее время, козырным оружием моих «друзей» был непринужденный артистизм. Они с удивительно невинным или по-деловому озабоченным выражением лица и соответствующим тоном говорят совершенно противоположное тому, что у них в это время на уме. А их действительные помыслы претворяются в жизнь совершенно негласно, застигнув врасплох окружающих, притом именно тогда, когда эти бедолаги либо уже не успеют, либо не смогут предпринять что-нибудь в ответ по каким-то причинам.
Каждый раз, когда директор Алим Акрамович или его правая рука — зам по научным вопросам Расул Сагдуллаевич, замыслив очередную операцию, ее исполнение «в знак особого доверия» поручали ничего не подозревавшему подчиненному, а иногда как бы для забавы и самой намеченной жертве, тот, как и было задумано, не только не подозревал ничего плохого — наоборот, с пылом ревностного исполнителя бросался в бой, будучи опьяненным подобным «высоким доверием». Потом, когда дело сделано и, как говорят, поезд ушел, ходи и доказывай, что ты оказался слепым орудием в руках у нечестных людей. Никто не поможет. Ведь все же было в рамках закона и, естественно, «правил игры»!
Вот мы с шайтаном и договорились, что борьбу начнем с убийственных разоблачений. В нужный момент по моему знаку он проникнет прямо в недра мозга одного из моих «доброжелателей» или его подхалимов (ему это, оказывается, ничего не стоит) и заставит его говорить то, что у того на уме. Вот будет потеха!
* * *
Первым, кого я встретил на следующее утро в институте, оказался многострадальный Рустам. С ним наши «друзья» расправились чуточку раньше, чем со мной, но, надо отдать должное, довольно оригинальным способом (в фантазии им не откажешь). Дело в том, что Рустам имел несчастье специализироваться в той же области химии, где большими кусками добывали свой хлеб «правая рука» — Расул Сагдуллаевич и его друг Бузрукходжа Саидходжаевич — заведующий одной из лабораторий — человек, у которого коварство, казалось, выплескивалось через край при каждом шаге его слегка качающейся походки. Но хуже всего было то, что бедный Рустам, на свою голову, разбирался в химии катализа раз в десять лучше, чем упомянутые корифеи, и своим существованием отравлял им жизнь. Тучи над его головой начали сгущаться два года назад, когда этот простофиля разбомбил очередной наукообразный доклад корифеев. В тот же день, прямо на том же семинаре, они объединились против него. Говорят, они даже и не сговаривались об этом (действительно, на что же голова!).
«Незаслуженно обиженные» некоторое время не могли подловить Рустама, чтобы проучить его, пока однажды этот неискушенный, как обычно бывает, сам не дал отличный повод для расправы над собой. Желая расширить фронт своих исследований, он между делом начал заниматься чисто технической проблемой — определением количества влаги в волокнах хлопка. Казалось бы, чего еще ждать лучшего от научного сотрудника, решившего обеспечить свои теоретические исследования прикладной целью. Надо дать ему эту возможность — пусть разворачивается! А вот и нет. В любом деле сперва надо разобраться что к чему. «Правая рука» и Бузрукходжа Саидходжаевич разобрались и тут же пришли к выводу, что это как раз тот случай, которого они ждали. Дальше все «разворачивалось» довольно быстро. Втолковать Алиму Акрамовичу, что общеинститутские интересы требуют освободить Рустама от всех других дел, дабы он в полную силу занимался «важной народнохозяйственной проблемой», было делом пустяковым. Тем более, что при этом понятливый в таких делах Алим Акра-мович отчетливо уловил нотки личной заинтересованности наушничающих в этом вопросе (в любом деле он в первую очередь искал эту пресловутую личную заинтересованность, будучи по-своему убежденным, что она и есть единственный фактор, движущий всякое дело).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
