пят.
От нее явно не укрылись заплаты на моем пуховике, застиранные джинсы и ботинки которые я клеила уже третий раз, а они всё равно упрямо рвались. Я понимала, что напоминаю сейчас бродяжку, но другой одежды у меня не было. И купить что-то новое я смогу очень не скоро.
На моем фоне Оксана выглядела шикарно. Всё чистое, новое и модное. Симпатичная, светлая девушка в красивой одежде, стояла и обдумывала сесть к бродяжке на диван или нет. Я облегчила её выбор.
— Здравствуй, — тихо поздоровалась я и положила рюкзак на соседнее место, — выдыхай, Оксана. Теперь у тебя есть повод не садиться ко мне.
Я отвернулась к окну и сжала зубы до скрипа. Мне снова стало больно. И заглушить эту боль я была не в состоянии.
Глава 41
Оксана села на сидение, которое располагалось сзади — сразу за моим. Я чувствовала затылком её взгляд и пыталась припомнить были ли в соцсетях её враждебные комментарии. Вспомнить не смогла, но это теперь не так уж и важно. Одним неприятелем больше, одним меньше…
— Маш, — послышалось сзади я снова вся подобралась, — я сказать тебе хотела…
Девушка прервалась, но я не стала к ней оборачиваться.
Мне не нужны никакие разговоры. И мне без разницы, что она хочет мне сказать, — уговаривала я себя, а внутри разрасталось тревожное ожидание.
— Давай я к тебе пересяду? Не удобно так говорить.
Я медленно обернулась к девушке и тихо ответила.
— Я не хочу говорить.
Оксана на пару секунд отвела глаза, а потом склонилась ко мне и тише прежнего зашептала.
— Это очень важно. Я точно тебе говорю. Не для меня важно — для тебя.
Я сглотнула образовавшейся в горле ком и сжала края сидения настолько сильно, что побелели костяшки на руке.
— Что-то с Мишей?
— Ага.
Боже. У меня даже голова закружилась.
Я быстро заморгала и кое-как выдавила из себя следующий вопрос.
— Что с ним?
Стрелецкая снова склонилась ко мне и тихо ответила.
— Мне недавно наши парни написали, что Мишке сегодня в скорую вызывали. Им охранник Решетниковых сказал. Они заехали за ним в два часа, а охранник их не пустил. Сказал парням, что если они будут бухать также как Миша, то у них тоже сердце не выдержит, представь.
Я накрыла влажный лоб ладонью и хрипло выдавила.
— Так он же не пьёт.
— Миша?! — воскликнула Оксана, а потом спохватилась и зашептала, — ты давно его видела Маш? Да он два месяца не просыхает. Он теперь с нами редко тусуется. Не знаю с кем и где он пьёт, но если с нашими бухает на аллее, без драки редко обходится. Если кто-то про тебя плохо скажет — он в драку. Даже просто ситуацию обсуждаем и снова он дуреет… На нём уже живого места нет. С ним никто не связывается, Маш.
Я откинула голову на сидение и постаралась переварить тот кошмар, что свалился мне на голову. Дыхание перехватило, рот заполнился горькой слюной и меня снова затошнило.
— Примерно час назад мой Серёга дозвонился до Мишки, но он не стал ничего объяснять. Сказал, что поехал к себе на квартиру спать. Серёга хотел заехать, но он его послал. У него крыша едет, Маш, и никто ничего сделать не может. Люди боятся ему слова сказать. На учебу он не ходит, только работу вроде не оставил…
Меня трясло будто в лихорадке, а Оксана всё говорила и говорила… Её возбуждённый шёпот вклинивался в подсознание и рисовал в голове картины одна страшнее другой.
Мои трудности не идут ни в какое сравнение с Мишиным кошмаром… Ему хуже, ему больнее, ему тяжелее… Я, пусть с трудом, но стою. А он похоже упал и подняться не может.
Мне надо ему помочь. Всё что угодно сделать, лишь бы вернуть прежнего Мишу…
Плевать на всё и всех, только бы с ним было всё хорошо, ведь если он пропадёт… Даже думать не хочу, что будет.
И почему я тогда с ним не поехала? Не захотела. Мало ли что я хочу! Мне надо было не в себя смотреть, а на него. Разглядеть в нём надломленность.
Покоя я хотела. Эгоистка. Да на хрена мне покой, если Миши не станет… Дура. Дура. Я эгоистка и дура. Он руку помощи у меня просил, а я его бросила.
Уже через час я стояла у Мишиного подъезда и пыталась вспомнить номер его квартиры. Подхваченая адреналином, я даже не помнила как сюда добралась, а когда пришла — растерялась: номер квартиры напрочь вылетел из памяти. Вот бы мне попасть в подъезд, внутри бы я точно разобралась.
И небо услышало мой призыв — из подъезда вышел мужчина и я смогла войти. Квартиру нашла сразу, а вот позвонить долго не решалась. Сердце отбивало бешеный ритм, а голова шла кругом от волнения.
Шаг. Второй. Позвонила.
Долгий гудок. Потом ещё один и глухие шаги за дверью.
Поворот ключа и я замираю.
Миша. Это он открыл мне дверь, но на моего Медведя этот Миша совсем не похож. Худой, на лице щетина и желтые разводы от синяков. Губы бледные, глаза мертвого человека — когда-то светло-голубые глаза друга сейчас поблекли и выцвели. На Мише были одеты только джинсы, поэтому я могла рассмотреть насколько сильно он похудел. Завершали страшную картину выступающие рёбра и впалый живот, на котором просматривались две большие ссадины.
— Маша? — первым отмирает Решетников, видно он тоже меня какое-то время рассматривал.
— Она, — тихо отвечаю я, — впустишь меня?
— Кто тебя прислал? — не пропуская меня вперёд, хрипло спрашивает Миша.
— Не поняла?
— Ну сама бы ты точно ко мне не пришла. Вот теперь гадаю — кто тебя подослал? И в чём подвох?
Глава 42
Я сбрасываю с плеч рюкзак и опускаю себе под ноги. Мне надо чем-то занять руки, чтобы Миша не увидел насколько сильно они дрожат.
— Значит ты меня не впустишь?
Решетников на секунду замирает, а потом медленно отходит в сторону, тем самым пропуская меня вперёд — в квартиру.
Дверь за спиной захлопывается, но Миша не обходит меня, поэтому я разворачиваюсь.
— Я хотела поговорить, — тихо начинаю я, глядя как Миша наваливается на дверь и прячет руки за спину.
— Не удивила, — отзывается бывший друг, — теперь все хотят со мной поговорить. Ты как? В общей очереди будешь стоять или эксклюзивный билет хочешь получить? Так можешь не стараться эксклюзивы все давно похерены, да и
