Неудивительно, что граф Келлер решительно атаковал превосходящие силы противника — он всегда придерживался такого подхода, отказываясь от склонности многих русских кавалерийских начальников «беречь» конницу, не допуская ее до боя. Особенно ярко эта «бережливость» выразилась в действиях армейской конной массы 1-й русской армии ген. Г. Хана Нахичеванского в Восточной Пруссии, что не позволило русской коннице выполнить возложенные на нее боевые задачи. Еще в 1910 году Ф.А. Келлер писал: «Во всех почти учебниках тактики мы находим, что кавалерия — такой дорогой род оружия, который надо беречь, дабы не подвергать напрасным потерям… [однако] как только раздался первый выстрел, сбережение конницы неуместно, ее место в конном или пешем строю, но непременно в первых рядах сражающихся частей, она должна жертвовать собой, нести громадные потери и добиться громадных результатов»[162]. К сожалению, громадное большинство русских кавалерийских начальников не разделяли данную точку зрения.
Как то и следовало, после построения друг напротив друга конные массы бросились навстречу друг другу. В рукопашной рубке приняло участие около трех тысяч всадников с обеих сторон. Постепенно чаша весов стала склоняться на сторону австрийцев: их вторая линия прорвала русские ряды. Долгому сопротивлению русских, несмотря на перевес сил у неприятеля, во многом способствовало то обстоятельство, что австрийская конница не имела на вооружении пик, что и позволило русской коннице иметь превосходство в первых боях 1914 года. Офицер-кавалерист П. Маковой, в начале войны служивший в 14-й кавалерийской дивизии, писал: «Не знаю почему, но в душе каждого из нас, офицеров и солдат, какое-то подсознательное чувство говорило, что воевать с немцами будет труднее, чем с австрийцами. До сих пор война главным образом с австрийской кавалерией не была сопряжена с большими затруднениями и с большими потерями. Рукопашного удара австрийцы обыкновенно не принимали, и мы, находясь в разъездах, никогда не задумывались атаковать австрийские разъезды, какой бы численности они ни были. Так как результат был почти всегда один и тот же: австрийцы уходили, и лично мне, не говоря о других, удавалось захватить в погоне некоторое количество пленных. Этому помогало в значительной степени то обстоятельство, что австрийская кавалерия не была вооружена пиками, что давало нашей коннице громадное преимущество»[163].
Все-таки, как говорил Наполеон, «Бог на стороне больших батальонов». Австро-венгерские конники стали заходить с тыла русским линиям. Так как у графа Келлера резервов не осталось, то он бросился в бой сам: конвой (взвод оренбуржцев), группа штабных офицеров, ординарцы. Конечно, командир не должен лично участвовать в рукопашном бою, однако есть и исключения из правил. Как еще в 1879 году писал теоретик конной войны Г. Брике, «только в особенных случаях, когда совершенно необходим личный пример, старший начальник берет на себя ведение атаки. Например, когда таковая производится большей частью вверенных ему отдельных частей под командой нескольких отдельных начальников, когда вводятся в дело последние резервы, когда нужно пробиться через окружившего со всех сторон неприятеля и т.д.»[164].
Австрийцы продолжили теснить русских, и в бою назрел перелом. В критический момент боя начальник конвоя генерала Келлера сотник Цензин из револьвера застрелил командира прорвавшейся австрийской группы, и противник смешался. В это время наконец-то на флангах конной массы успех окончательно склонился на сторону русских, и противник, не выдержав отчаянной рубки, бросился бежать. Как сообщает участник войны, «удар этого сборного резерва комдива, под непосредственным его командованием, решил дело: австрийцы повернули и, преследуемые нашей конницей и конной артиллерией, отступили в полном беспорядке, оставив нам трофеи и пленных»[165].
Откуда взялся этот самый успех на флангах? Когда главные силы 10-й кавалерийской дивизии сближались с австрийской 4-й кавалерийской дивизией, 1-й Оренбургский казачий полк атаковал деревню Ярославице, расположенную для русской стороны на левом фланге. В то время, когда конники рубились друг с другом, оренбуржцы выбили из Ярославице австрийский пехотный батальон. В итоге, когда в конном бою наступил критический момент и граф Ф.А. Келлер сам бросился в рубку, уже вышедшие из боя с пехотой оренбуржцы атаковали австрийцев во фланг, с ходу взяв конную батарею: «Момент был выбран весьма удачно. Австрийцы расшиблись на фронте наших трех полков и почувствовали удар в правый фланг. В следующий момент дивизия противника обратилась в бегство»[166].
Преследование велось вплоть до берегов реки Стры-па — около двух километров. Характерно, что австрийский кавалерийский начальник пытался взять пример со своего русского коллеги. Генерал Заремба лично возглавил атаку 15-го драгунского полка, но произошло это, когда русские уже переломили исход боя. Поэтому-то, так как сам момент контратаки был выбран неверно, победа досталась русским. Примечательно, что в этом полку служил младшим офицером третий сын самого австро-венгерского главкома — ген. Ф. Конрада фон Гётцендорфа[167].
Как справедливо сообщают участники войны, осмысливавшие ее опыт, успех русских в сражении у Ярославице достался уступавшей в силах русской стороне только потому, что начальник русской конницы лично возглавил атаку, подав тем самым пример подчиненным. Понятно, что при виде любимого командира, находящегося внутри рукопашной схватки, ни один боец не посмеет даже и подумать о том, чтобы лично самому выйти из боя. Ярославице — пример того, как высший кавначальник берет на себя непосредственное командование боем, отходя от общего руководства. «Общее руководство конницей по самой природе ее боя, построенного на большем выявлении моральных сил, с одной стороны, и на быстроте темпа его — с другой, имеет то существенное отличие от руководства в том же случае пехотой, что здесь часто управление высшего начальника переходит в командование. Отсюда в критические моменты высший кавалерийский начальник, передав управление своему заместителю и штабу, бывает вынужден взять под непосредственное свое командование ударную группу конницы, действием каковой решается иной раз участь всей операции кавалерии»[168].
Потери русской 10-й кавалерийской дивизии составили полторы сотни человек. Противник же потерял несколько сотен человек убитыми и ранеными, а также две с половиной сотни пленных кавалеристов, около четырех сотен пленных пехотинцев и восемь орудий. Причина такого несоответствия потерь заключается в том, что неприятель понес львиную долю потерь (особенно пленными) в период бегства. Но главным итогом была не эта победа сама по себе. Что такое тысяча человек для столкнувшейся в Галицийской битве многотысячной массе войск обеих сторон? Главное — это то, что русская конница сумела очистить себе дорогу в глубину неприятельского расположения. Не имея перед собой неприятельских конных заслонов (изрубленных под Ярославице), русская 10-я кавалерийская дивизия через несколько дней сумела добыть ту информацию о неприятельской перегруппировке, что позволила русскому командованию 3-й и 8-й армий вырвать победу в сражении на Двух Липах. Как пишет советский исследователь, «…затем мы видим, какую важную роль сыграли во встречном бою на р. Золотой Липе действия 10-й кав. дивизии. Правда, добытые конницей 25 [12 — по старому стилю] августа сведения о движении 12-го австрийского корпуса, не дошли вовремя до командования 10-м русским корпусом вследствие плохой работы связи. Но в то же время утром 26 августа 10-я кав. дивизия первая завязала бой с наступающими колоннами австрийцев, замедлила их движение и удержала до подхода своей пехоты тактически важный рубеж ручья Гнилая Липа»[169].
Вот это и есть яркий пример того, как победа в небольшом конном бою становится залогом победы общевойсковой армии в большом сражении, ставшем одним из ключей к выигрышу фронтовой операции. Неудивительно, что именно 10-я кавалерийская дивизия наиболее высоко проявила себя в ходе Галицийской битвы. Например, сами же австрийцы говорят о том, что конница графа Келлера сыграла решающую роль в окончательном разгроме группы Кёвесса в преддверии сражения на реке Гнилая Липа 3-й и 8-й русских армий с австрийской 3-й армией ген. Р. фон Брудермана и группой Кёвесса. Так, составлявший костяк группы Кёвесса 12-й армейский корпус понес поражение 16 августа от частей русской 8-й армии ген. А.А. Брусилова. Генерал Г. Кёвесс фон Кёвессгаза попытался собрать войска, наладить оборону арьергардами и на следующий день возобновить сражение, не позволяя русской 8-й армии оказать поддержку 3-й армии ген. Н.В. Рузского. Однако «русская 10-я кавалерийская дивизия оказалась на месте раньше, чем морально надломленные и перемешавшиеся собственные части. Сильно выдвинутыми вперед батареями русская конница вызвала панику у противника, которой подвергся находившийся также в передовых окопах штаб командира корпуса. Быстро и в беспорядке неслись войска и обозы между колонн бежавшего населения…»[170]. А. А. Керсновский добавляет, что преследование австро-венгерских войск после 29 августа вела только 10-я кавалерийская дивизия. На ее долю достались полтысячи пленных и шесть орудий. Прочая же русская конница — двадцать кавалерийских дивизий — не сделала и этого. За Галицийскую битву ген. граф Ф. А. Келлер был награжден орденом Св. Георгия IV степени.
